Магическая музыка удара

А что если бы в пору его юности существовали такие, как нынче, международные конкурсы для исполнителей на ударных инструментах? Этот музыкант, конечно же, участвовал бы в них! И непременно становился бы фаворитом. И — побеждал бы. Его можно было бы называть носителем лучших традиций и корифеем белорусской перкуссионной школы, если бы к этому времени она сформировалась и выросла в заметное явление отечественной музыкальной жизни… Ах, да: история не терпит сослагательного наклонения даже в искусстве. Поэтому домыслы и предположения — в сторону. Поговорим о Владимире Судновском безо всяких «если бы». Ведь он действительно стал в своей сфере и фаворитом, и триумфатором, и Мастером.

---

Конкурсный ажиотаж, азарт соперничества, тщеславный дух борьбы за призовое место. Пережитые неудачи. Радость достижений. Первые награды… Как это важно для воспитания музыканта, для огранки характера и пробуждения вкуса к будущей профессии! Однако таланту Владимира Судновского суждено было успешно раскрыться без влияния столь значительных стимулов. Очевидно, поспособствовали индивидуальные достоинства: глубокая внутренняя мотивация к творчеству, непреходящий личный интерес к познанию музыкального мира, самодисциплина, ответственность, стремление к профессиональному совершенствованию. Впрочем, что бы там ни было, а на рубеже веков не только специалисты-коллеги, но и завсегдатаи филармонических залов воспринимали его уже как лидера, лучшего из лучших белорусских ударников нового поколения.

Сегодня Владимир Судновский — концертмейстер группы ударных инструментов симфонического оркестра Национального академичного Большого театра оперы и балета Беларуси. Периодически участвует в концертных проектах других исполнительских коллективов. При этом он четверть века отдал педагогике — преподавал в Республиканской гимназии-колледже искусств имени Ивана Ахремчика. Возглавляет Белорусскую перкуссионную ассоциацию, созданную по его инициативе в 1995 году при Союзе музыкальных деятелей.

Наш герой производит впечатление на редкость гармоничного человека в искусстве и просто в жизни, где с ним уже не один десяток лет прекрасная спутница, жена, яркая творческая личность — Регина Саркисова. Она и работает рядом, в Большом театре: первая скрипка, концертмейстер симфонического оркестра. Заслуженная артистка Беларуси, дипломант международного конкурса, эта замечательная скрипачка часто выступает и как солистка, и в составе камерных ансамблей, достойно представляя нашу скрипичную школу на музыкальных сценах страны и за рубежом. Кстати, в далекие 90-е, когда только-только начиналась история известного отечественного Ансамбля солистов «Классик-Авангард», организованного Владимиром Байдовым, Регина Саркисова и Владимир Судновский были среди первых его артистов и участвовали в уникальных международных программах.

Оркестр — живой и очень сложный творческий организм. Оркестрами, разумеется, управляют дирижеры. Но, не вдаваясь в специфику, отмечу, что зачастую именно на мастерстве музыкантов-ударников «держится» корректное звучание партитуры. А вообще тот, кто способен оценить большое искусство во всем, будет восхищенным взглядом следить за зрелищными движениями ударника, виртуозно, четко и тонко исполняющего свою партию в классическом произведении: наблюдать за этим «ритуальным священнодействием» не менее увлекательно, чем за высокотехничной импровизацией короля ритма в джазе или роке.

Понаблюдав за вдохновенной игрой Владимира Судновского, да когда-то еще и послушав его незабываемые просветительские рассказы о пестром семействе ударных (с демонстрацией выразительных возможностей этих удивительно многообразных созданий звучащего мира), не усомнишься: вот оно, высокое призвание! Вот человек, словно рожденный для того, чтобы играть на всех этих инструментах, а они как будто созданы именно для него. Пластичность, артистизм, грациозная динамичность, четкость (и музыка, музыка!) — в каждом ритмичном жесте, в каждом движении. Он купается в рукотворных, но все-таки загадочных звуках, наслаждаясь их почти мистической природой. И создает образ: неповторимый, ускользающий…

 

Из форточки — на «бис»!

Призвание, между прочим, довольно долго не давало о себе знать. Так что не пытайтесь рисовать в своем воображении мальчонку, который, едва научившись ходить, днями не расставался с детским барабаном, водил деревянной колотушкой по брусочкам игрушечного ксилофона или упорно стучал по табуретке. Совсем иной инструмент «призвал» юного Владимира Судновского в профессиональную музыку.

«Мне повезло. Я родился в Бобруйске, а это самый музыкальный город. Кажется, там не было семьи, в которой не играли бы на каком-нибудь инструменте. Такая музыка непрерывно доносилась из квартир! Но никто из жильцов не возмущался, соседям в стенку не стучали: о занятиях музыкой говорили с пониманием, одобряли. Моя сестра занималась на фортепиано. Когда приходили гости, мы устраивали концерт: сестра играла, я пел. Отец наш рано умер, маме пришлось одной поднимать детей. За то, чтобы я мог учиться в музыкальной школе, надо было платить. Средств на это не было. Поэтому я посещал Дворец пионеров, где освоил игру на трубе. Мое умение оценили даже игравшие во дворе мальчишки. Я подходил с трубой к окошку, играл в открытую форточку, а мальчишки кричали «Еще!». А однажды появилась Лариса Марголина…»

Ее знали многие музыканты. В память об этой замечательной пианистке, педагоге учрежден и Республиканский конкурс юных пианистов имени Л. Марголиной. А в ту пору она, молодой преподаватель Республиканской гимназии-колледжа искусств имени Ивана Ахремчика, приехала в родной Бобруйск искать и «вербовать» новые таланты для обучения в элитной столичной школе, где созданы прекрасные условия для проживания иногородних. Лариса Марголина так захватывающе рассказывала о необычной музыкально-художественной жизни учреждения для одаренных детей, о профессиональном будущем его воспитанников, так настойчиво убеждала ехать в Минск и сдавать вступительные экзамены, что юный трубач настроился на серьезные перемены.

«Мне страшно захотелось там учиться. А вот маме страшно стало за меня, она решительно сказала «нет!». Пришлось уговаривать, чтобы отпустила. Поступил в колледж. Моим педагогом оказался очень известный, признанный даже за пределами Беларуси, трубач — Иосиф Златкин».

Неожиданно Володя Судновский получил от него совет, который обескуражил бы любого: «Будет лучше, если ты сменишь специальность». Как же так? Он еще в Бобруйске сроднился с трубой, да и здесь в занятия на избранном и любимом инструменте уже вложено немало сил, эмоций, времени! Опытный педагог и артист Златкин заметил, сколь талантлив и музыкален его взрослеющий ученик и насколько он по своей природе… не духовик. Для того, чтобы и дальше успешно развиваться в этой сфере, надо иметь соответствующий «исполнительский аппарат», т. е. комплекс определенных физических, анатомических качеств, которые формирует в человеке природа и «натренировать» которые с помощью репетиций или упражнений невозможно.

Другой совет наставника звучал обнадеживающе: «В школе открывается новое отделение — ударных инструментов. Может, попробуешь?»

Первым учеником открывшегося отделения стал Владимир Судновский.

 

История с театром

Увлеченный новой профессией, наш герой, освоив специальность «ударные инструменты», успешно заканчивает альма-матер. Напомню, что колледж имени Ахремчика назывался тогда школой-интернатом по музыке и изобразительному искусству, а еще с давних пор за ним закрепилось название «Парнат». (Сленговое словечко невыясненной этимологии кое-кто воспринимает как сплав трех символов: Парниковой улицы, где расположено учебное заведение, интерната, ставшего для большинства его воспитанников, талантливых детей со всей Беларуси, вторым домом, и Парнаса.) Как многие выпускники-парнатовцы, Владимир Судновский продолжает образование — поступает в Белорусскую консерваторию.

«По студенческому билету я постоянно посещал и филармонические концерты, и музыкальные спектакли. Оперный театр сразу заворожил. Меня все время тянуло туда. Хотелось посидеть на репетициях, устроившись в оркестровой яме рядом с музыкантами. В театре «пропадаю» с 17 лет! Помню, придумал однажды такую вот смешную хитрость. Я заметил, что днем через служебный подъезд в театр свободно проходили учащиеся старших курсов хореографического училища. Поскольку сам был худощавым и подтянутым, начал к ним пристраиваться. Подходя к заветной двери, я выворачивал ступни в первую позицию и «фирменной» балетной походкой проходил мимо вахтера, здороваясь, конечно же. Каждый день ходил! Я понимал, что хочу там работать: там и только там. В конце концов просто «напросился» в оркестр. Меня приняли как стажера. Так что в Большом театре я уже 38 лет».

Сколько за это время всяких историй было! Красивых, забавных, драматичных, курьезных, поучительных… На то и театр. В закулисной жизни всегда что-нибудь происходит.

«Да, много было всяких историй. Но почему-то с ходу ничего не вспоминается. Может, это потому, что я сам — история? Почти четыре десятка лет не меняю место работы, — отшучивается музыкант. — А вообще-то я попал в театр, когда там одновременно работали действительно исторические личности, легендарные дирижеры. Знающие и требовательные. Общение с ними — вот где и настоящая история, и школа. Главный дирижер Ярослав Антонович Вощак вел работу с творческой молодежью театра. Профессиональными уроками для каждого, независимо от оркестрового опыта и стажа, были беседы с Татьяной Коломийцевой, Владимиром Мошенским, которые вызывали артиста в кабинет, анализировали ошибки, ругали. Сегодня дирижеры боятся сделать хоть малейшее замечание музыканту!

Мария Степановна Миненкова, мой педагог, работала там еще до войны. Вот она рассказывала о театре очень много. С Коломийцевой они дружили. И однажды во время спектакля «Лебединое озеро» случилось, можно сказать, комическое происшествие. Мария Степановна исполняла партию литавр. Вдруг она заметила, что Коломийцева, дирижируя, стала как-то пристально посматривать на нее и чуть ли не теребить себя за ухо. Мария Степановна восприняла это как намек на то, что литавры фальшивят, надо подстроить. Но как такое могло случиться? Перед спектаклем же настраивала, все было в порядке! В паузах Мария Степановна подкручивала на инструменте винты, а как только вступала, начинала играть, — Коломийцева опять очень выразительно показывала на ухо. А потом выяснилось, что у дирижера никаких профессиональных претензий не было. Просто ей не давал покоя вопрос: «Что, сережки новые купила?»

Лев Гуревич (замечательный, незабываемый музыкант, ударник нашего Государственного академического симфонического оркестра. — С. Б.) приглашал работать в коллективе филармонии. А я не смог бы там играть постоянно: мне нравился театр. Нравилось смотреть на сцену, ждать, когда распахнется занавес. Каждый раз такое чувство, словно это происходит впервые. И правда, каждый раз — неповторим! Помню, на спектакле «Бахчисарайский фонтан» занавес поспешили открыть, и на всеобщем обозрении оказалась уборщица, обязанностью которой было побрызгать сцену водой, перед тем как выйдут артисты балета. Она так растерялась от неожиданности, металась в поисках кулис!

Моя собственная курьезная ситуация тоже с балетом связана. 1978 год, «Тиль Уленшпигель» Евгения Глебова: первый мой премьерный спектакль. Кстати, по качеству партитуры — это самый лучший балет в белорусской музыке. Написан грамотно, с глубоким знанием возможностей инструментов оркестра, интересно для исполнителей. В «Тиле Уленшпигеле» композитор использовал огромный тамтам. Здесь этот инструмент несет особую драматургическую нагрузку. Он находится на сцене. И в кульминационный момент нужно очень точно и выразительно произвести удар по металлическому диску, чтобы оглушительный рокот всколыхнул атмосферу вокруг троицы самых мрачных персонажей, которые символизируют зло. Мне как самому молодому в тогдашней группе ударных и поручили «побегать». Надо было четко рассчитать время и темп передвижения, чтобы успеть из оркестровой ямы пройти на сцену, ударить в гигантский гонг, потом вернуться на место, к своим литаврам (специализация Владимира Судновского — литаврист. — С. Б.). В музыке и секунда промедления меняет все. Вместе с дирижером-постановщиком мы этот эпизод хронометрировали. Все получалось: из ямы я бегал по винтовой лестнице через так называемый карман, где дверь всегда была предусмотрительно открыта, и ударял по тамтаму. Но в тот раз, добежав до кармана, я уткнулся в закрытую дверь. Стал открывать сам, а она тяжелая, в спешке споткнулся, упал в ящик с канифолью для балетной обуви, испортил фрак, поднял столб пыли, который вырвался на сцену…»

Работая в театре, он очень быстро понял разницу для музыканта между спектаклем балетным и оперным. Балет сложнее технически: здесь много инструментальных соло, на виду определенные оркестровые трудности. Опера — это, конечно, еще и певческие голоса: солисты, хор, вокальные дуэты, трио и прочие ансамбли. У оркестра здесь меньше открытых мест. Зато в опере более глубокая и тонкая, психологически насыщенная музыкальная драматургия, что требует от артистов оркестра соответствующей работы над образом и чуткого партнерского отношения к певцам.

Театр оперы и балета — сфера особенно сложная для музыканта, потому что и сам жанр непростой, и здесь смолоду надо быстро входить в обширный репертуар, накапливать его и постоянно удерживать «в себе». Это дается годами усердия. Намного труднее, чем за несколько репетиций подготовить новое симфоническое произведение (или освежить в памяти что-то из ранее сыгранного), от силы пару раз его исполнить, сделать запись и забыть.

«Сегодня в нашем театре в группе ударных инструментов — 9 человек. Сложился дружный сплоченный коллектив. У нас нет равнодушных, все — фанаты. Очень живая, творческая атмосфера. Обязательно беру «про запас» к нам в группу стажера из студентов начальных курсов Академии музыки. Там, к сожалению, нет соответствующего оркестрового класса, обучение сосредоточено на индивидуальных занятиях, на подготовке солиста, «звезды». При такой системе единственным критерием профессионального успеха считаются призовые места на конкурсах. Но ведь не все выпускники становятся солистами. Да и трудно в реальности представить себе некое количество гастролирующих музыкантов-ударников, которые смогут в одиночку в течение полутора часов удерживать внимание публики классическим сольным концертом! Есть желающие работать в оркестрах, в различных камерных ансамблях. Но подготовлены ли они к этому?

Бывает, человек и хорошо играет, а к работе в оркестре не годится. Не хочет почувствовать специфику. Неинтересно ему. Просто его к этому не приучили. А бывает, что интерес — огромный, но нет понимания, насколько это трудная, кропотливая работа, требующая абсолютной самоотдачи. Присматриваюсь к ребятам, беседую. Стараюсь объяснить, увлечь исполнительским творчеством, воспитать преемника, коллегу».

 

Время собирать…

Был некогда в Минске Республиканский дом работников искусств Белорусского театрального общества. Там довольно часто проводил свои мероприятия Клуб друзей оперы (существовал с 1984 по 1998 год). Звучали оригинальные концертные программы вокалистов и артистов оркестра; устраивались юбилейные и мемориальные вечера; ставились экспериментальные камерные музыкальные спектакли, которые невозможно было воплотить на сцене Большого театра; проходили познавательные беседы об искусстве и творческие встречи с его представителями, в том числе с выдающимися белорусскими деятелями, дебютантами сцены, известными гостями города.

Организаторы Клуба друзей оперы обратились и к Судновскому. Попросили выступить на одном из вечеров: «У нас там по плану — тема «Инструменты симфонического оркестра театра». Может, придешь, расскажешь популярно об ударных?» Но не идти же к зрителям с пустыми руками! Пришлось заниматься транспортом, чтобы привезти в Дом искусств хотя бы некоторые инструменты, показать публике, как они выглядят, рассказать, в чем особенности конструкции, что является источником звука и какие существуют приемы звукоизвлечения, продемонстрировать вживую само звучание. А раз уж инструменты на месте, почему бы заодно и с коллегами не помузицировать? И все у него получилось!

От гонга до кастаньет, от литавр до треугольника, от колоколов до малого барабана, от вибрафона до тарелок, от тэмпл-блока до бубна, деревянной коробочки, маракасов и трещотки, от карийона до бонго… Есть ли смысл перечислять? Владимиру Судновскому известна едва ли не вся необъятная палитра ударных. Он знает, как с помощью таких разных музыкальных красок создать лаконичный и жесткий черно-белый эстамп, нежную, полупрозрачную акварель, сочную, «поющую» живопись с богатыми пульсирующими обертонами. Шепот, шорохи, дыхание ветра, свежесть рассыпающихся дождевых капель; тревожная дробь и громогласный набат; миг торжества, неукротимое волнение сердца, всадник, несущийся вскачь, и мерный ход времени; апокалипсический ужас и вселенский восторг… Множество эмоциональных состояний, нафантазированных образов и звуковых картин может поразить воображение слушателя по мановению рук музыканта, рождаясь от ритмичного движения палочек, скользящего касания ладоней, легкого постукивания пальцев, размашистого удара колотушки… Что, как, отчего — мастер на собственной практике изучил «подходы» к художественным секретам каждого инструмента.

Тогда в Доме искусств наш герой раскрылся не только как блестяще эрудированный мультиинструменталист, но и как талантливый организатор. Просветительский, музыкально «иллюстрированный» рассказ Владимира Судновского дополнило его небольшое концертное выступление вместе с коллегами по театральному цеху — исполнительского коллектива, им же созданного и руководимого. Символично, что спустя несколько лет, в 1998-м, Ансамбль ударных инструментов под управлением Судновского участвовал в программе, посвященной восьмидесятилетию со дня рождения артистки оркестра Большого театра и замечательного наставника, старейшего педагога Белорусской государственной академии музыки Марии Миненковой.

В общем, суждено ему было стать первым в Беларуси «собирателем» ударников, или, как их теперь чаще называют, перкуссионистов.

«Одно событие концертной жизни буквально перевернуло наше музыкальное сознание. Приехал известный в Европе ансамбль из Болгарии: шесть музыкантов-ударников играли классику! Это было что-то невероятное. Они произвели незабываемое впечатление, сразу же захотелось сделать нечто такое и у нас. Правда, сразу — не получилось, не удавалось в Беларуси собрать шестерых ударников-энтузиастов для подготовки совместной классической программы. Но благодаря тому, что нашлись единомышленники в театре, захотевшие поиграть самостоятельно, в концерте, и не каждый сам по себе, а вместе, и что маэстро Вощак опекал у нас творческую молодежь, какие-то организационные барьеры были устранены, ансамбль сложился, мы смогли выступать. Ну, а в целом проблем у белорусских ударников меньше не стало.

Я попытался разобраться: что же с нами не так? Понятно, ударники в белорусском классическом искусстве — профессия малочисленная, для широкого круга людей неведомая. Возможно, малочисленность — и есть причина того, что мы пока не можем говорить о своих достижениях на международном уровне, равных, например, успехам представителей цимбальной культуры, отечественной фортепианной или виолончельной школы, белорусских баянистов, духовиков, исполнителей на мандолине? Но, к сожалению, мы не можем даже порассуждать о традициях национальной школы игры на ударных инструментах. Просто школа как таковая не сложилась, хотя история в этой исполнительской сфере у нас долгая, и она знаменательна отдельными яркими личностями, достойными музыкантами, ставшими легендами в профессиональных кругах».

Памятные имена в родной «ударной» истории (выдающиеся или более скромные, не суть важно), активность новой генерации музыкантов — хорошие предпосылки, чтобы стимулировать затянувшееся становление и ускорить развитие в Беларуси перкуссионной школы. Задумываясь о важности собирания, упорядочения, осмысления собственной истории, а также сегодняшней практики как основы создания такой школы, Владимир Судновский пришел к выводу: необходимо профессиональное творческое объединение.

«Идея создать Белорусскую перкуссионную ассоциацию возникла после того, как Ростислав Лагонда (незабываемый мастер, известный тромбонист, педагог-духовик, профессор. — С. Б.) рассказал мне о Союзе музыкальных деятелей, где тромбонисты и тубисты занялись формированием своего профессионального подразделения. С идеей организовать творческую ассоциацию для ударников я пришел в союз. Первым заместителем председателя был тогда Томас Матвеевич Курило. Побеседовали. В правлении мое предложение одобрили, приняли. Наталья Васильевна Витченко проконсультировала насчет проведения учредительного собрания и в дальнейшем всегда очень помогала и помогает нашей ассоциации с оформлением деловых бумаг. Собрание прошло в консерватории. Участвовало 64 человека, с учетом учащихся и студентов. Идею поддержали все. Так 21 год назад родилась наша ассоциация.

Сразу же взялись решать профессиональные проблемы. Самая первая — ноты. Оригинальных классических произведений, написанных для исполнения на ударных, мало, дефицит учебного и концертного репертуара наши музыканты, педагоги старались возмещать за счет переложений как литературы для других инструментов, так и оркестровых партитур. К тому же, как всем известно, специализированного издательства в Беларуси никогда не было, а в мире ноты стоят очень дорого. Благодаря ассоциации мы смогли оказать всем коллегам помощь в приобретении нотного материала. Официально обратились в Фонд Сороса, который тогда работал в нашей стране и спонсировал ряд важных культурных проектов. Нам дали грант на покупку нот — 3 тысячи немецких марок. Мы тщательно изучили зарубежные издательские каталоги, составили разнообразный список произведений, заказали ноты в Германии. Потом возникли непредвиденные приключения с доставкой дорогостоящей посылки. Непросто было найти бесплатный и легальный способ, чтобы, не нарушая закон, переправить из-за границы огромную стопку нот. Благодаря тому, что в составе «Минск-оркестра» под руководством Вильгельма Кайтеля мне довелось ездить на гастроли в Германию, я смог воспользоваться знакомством с маэстро и попросить его о содействии. Наш груз открыто проследовал через таможню и проблем никому не доставил.

Возможность копировать оригинальные ноты, приобретенные ассоциацией, появилась не только у состоящих в ней белорусских музыкантов. Мы помогли в этом и коллегам из российской столицы. Кстати, после нас объединились и ударники Москвы, а пару лет назад — Санкт-Петербурга».

Всякий раз, когда правление БМСД собирается в Минске, чтобы поговорить о делах насущных, работа Белорусской перкуссионной ассоциации оказывается в кругу отчетов и дискуссий как образец насыщенной и целеустремленной творческой жизни. Эта «ударная сябрына» активно завязывает контакты со своими зарубежными коллегами. Ежегодно проводит конференции, семинары, концерты, мастер-классы. С 2005 года устраивает ставшие чрезвычайно популярными марафоны молодых исполнителей на различных ударных инструментах. Кроме того, в Минске дважды прошли международные фестивальные «Дни барабанов и перкуссии в Беларуси». Растет общественное внимание к этой музыкальной специальности, повышается и уровень ее преподавания в учебных заведениях страны, появилось немало заметных исполнительских имен и ансамблей. С началом нового столетия активизировалось международное конкурсное движение в перкуссионной сфере. Сегодняшняя наша молодежь участвует в зарубежных творческих турнирах, все чаще подтверждая собственные успехи, достижения своих педагогов дипломами и призами.

Радоваться по поводу формирования белорусской исполнительской школы пока рано. Ее, как утверждает лидер перкуссионной ассоциации, по-прежнему нет. Но для радости есть много других поводов. Например, событие нынешней весны: состоялся первый Белорусский конкурс исполнителей на ксилофоне и маримбе имени Михаэля Иосифа Гузикова. Чтобы создать в стране серьезную исполнительскую школу, надо взрастить ее традиции, а это невозможно, если не будет соответствующего конкурса. Таким образом, первый шаг навстречу школе сделан.

 

Шкловский самородок

Игру виртуоза Гузикова (1806—1837) его современники сравнивали с неистовым искусством Никколо Паганини. Михаил Иосиф, или Михаэль-Йосеф, а если на белорусский манер — просто Восип Гузиков был в числе первых музыкантов из Российской империи, гастролировавших в западных странах Европы. Его феноменальный талант, не ведавший профессиональной огранки европейских педагогов, блистал на концертных сценах Австрии, Бельгии, Германии, Польши, Украины, Франции.

Прославленный маэстро-самоучка, музыкант-изобретатель родился в Шклове. Но, как ни странно, в Беларуси до сих пор многие об этом ничего не знают. К сожалению. А ведь для здешних читателей еще в советское время было написано достаточно, чтобы с почтением относиться к имени земляка, ставшего музыкальной сенсацией в Европе, и увековечить его в истории культуры Беларуси.

Примечательно, что даже в одном из последних всесоюзных, тенденциозно советских справочных изданий — «Энциклопедическом музыкальном словаре», работа над которым шла с начала 1980-х и завершилась публикацией в 1990 году, Гузиков, названный Михаилом Иосифовичем, представлен как белорусский ксилофонист, четко и недвусмысленно. Правда, в то время уже существовала наша пятитомная «Энцыклапедыя літаратуры і мастацтва Беларусі» со статьей о нем и ссылкой на материалы, помещенные в журналах «Советская музыка» (1959) и «Нёман» (1983).

Десять лет назад отмечалась значительная дата со дня рождения Гузикова, и значит нынче 2 сентября стоило бы вспомнить о его 210-летии. В 2007 году, когда город Шклов стал столицей празднования Дня белорусской письменности, пресса обратила внимание на культурно-исторические достопримечательности региона. Появились и новые заметки про удивительного музыканта — благо, шкловские историки-краеведы хранят в местном музее познавательные материалы о яркой, но недолгой жизни выдающегося земляка. Обстоятельную информацию о шкловском самородке можно почерпнуть из научно-теоретического журнала «Весці Беларускай дзяржаўнай акадэміі музыкі» (№ 2, 2002), писавшего о клезмерских традициях.

Словом, источники знаний разнообразны. Какие штрихи к портрету могут они подсказать?

Итак, происходил Гузиков из семьи клезмеров (музыкантов-инструменталистов, носителей восточноевропейской традиции еврейской музыкальной культуры). Отец зарабатывал игрой на деревенских свадьбах, крестинах и посиделках-«вячорках», славился как музыкант на всю Могилевскую губернию и до Москвы. От него Восип научился играть на флейте и уже десятилетним мальчишкой, не зная нот, музицировал в составе инструментальных народных ансамблей, в совершенстве исполняя множество наигрышей: белорусских, еврейских, украинских, русских. Также блестяще овладел игрой на цимбалах — инструменте, представляющем, как известно, распространенное по всему миру многочисленное струнно-ударное семейство.

С 16 лет (родительская воля!) Гузиков был женат, появилось двое детей. К семейным проблемам добавилась и его болезнь: туберкулез легких. Музыкант вынужден был сменить флейту на инструмент, который сам же и придумал, смастерив из дерева и соломы. В основе изобретения — популярные тогда в Беларуси «цымбалкі», или «брусочкі» с палочками. Музыкальные брусочки Гузикова представляли по сути современный ксилофон: изменился внешний вид инструмента, но принцип конструкции сохранился.

Гастролируя по Европе, Гузиков исполнял на своем диковинном ксилофоне собственные транскрипции произведений Вебера, Гуммеля, Паганини; попурри и вариации на темы известных опер; всевозможные импровизации, обработки мелодий народных песен и танцев: белорусских, еврейских, русских, украинских. С восхищением писали о нем такие выдающиеся личности, как Ференц Лист, Кароль Липиньский, Феликс Мендельсон-Бартольди. В избалованной музыкальными сенсациями Вене даже вышла брошюра «Иозеф Гузиков и его инструмент из дерева и соломы» (1936). Имя искусного мастера попало на страницы тогдашних авторитетных музыкальных словарей.

Но болезнь была непреодолима. Гузиков ушел в мир иной, прожив 31 год. Произошло это 27 октября 1837-го в Германии, неподалеку от города Ахена.

«О Гузикове я слышал давно. Впервые мне рассказал о нем Виктор Скоробогатов, художественный руководитель творческого коллектива «Беларуская Капэла». Но серьезно интересоваться информацией начал, когда возник замысел конкурса, — уточняет Владимир Судновский. — Обратил внимание на некоторые детали. Например, на то, что Гузиков был еще и цимбалистом: это объясняет определенную внешнюю схожесть того ксилофона, который он придумал и на котором играл, именно с цимбалами. А подтверждением невероятной популярности его концертов, какой-то безумной «моды на Гузикова» может быть даже один забавный факт. Где-то я вычитал, что некоторые дамы, насмотревшись на выступления виртуоза, у которого из-под высокой шапочки свисали колоритные еврейские пейсы, стали делать в парижских салонах прически с буклями у висков. Вот откуда в 19-м веке пошла европейская мода на «букольки а-ля Гузиков». А еще я узнал, что за могилой нашего земляка, похороненного на кладбище в Ахене, ухаживает местная еврейская община… Информации о Гузикове, кажется, не так и мало, но для нас она полна белых пятен».

Живы ли его потомки, есть ли у кого-нибудь за рубежом интерес к белорусскому городу Шклову, в котором родился такой выдающийся музыкант и где сохраняют о нем память? Сегодня эти вопросы звучат риторически. Возможно, мы со временем узнаем ответ, если Белорусская перкуссионная ассоциация «раскрутит» свой конкурс до международного статуса, сделает его престижным. Но на это требуются и годы, и деньги.

А все-таки отрадно, что судьба подарила нашим ударникам такое достойное, можно сказать, брендовое имя для конкурса. И провели его на достойном уровне.

 

Дорога к школе

И еще немного об истории. Со времени открытия Белорусской государственной консерватории (а это 1932 год) в ее структуре существовала кафедра духовых и ударных инструментов. Через 60 лет вуз был преобразован в Белорусскую государственную академию музыки. Тогда же произошло разделение общей «ударно-духовой» кафедры и на ее месте появились две: кафедра медных духовых и ударных инструментов и кафедра деревянных духовых инструментов. Тем не менее, и до, и после преобразования доля ударных и в количественном, и в статусном смыслах оставалась весьма скромной. Известно, что студенты отделения медных духовых и ударных инструментов уже с 1983 года стали участвовать в творческих состязаниях международного уровня и завоевывать лавры победителей. Но это коснулось только духовиков, речь шла лишь о турнирах, организованных для музыкантов именно их специализации.

Отсчет серьезной конкурсной жизни для обучающихся по классу ударных, напомню, — начало двухтысячных. В те годы появились даже обладатели первых премий — например, воспитанники доцента БГАМ Людмилы Клиндуховой (Тунчик), побеждавшие на международных исполнительских соревнованиях в Болгарии, Литве, Молдове, России, Украине… Вряд ли такое было бы возможно без взаимодействия с перкуссионной ассоциацией, без ее плодотворной работы, объединившей интересы и цели всех, кто причастен в Беларуси к этой профессии: исполнителей, педагогов, учащейся молодежи.

«Поскольку задачей стало формирование единой отечественной школы исполнительства на ударных инструментах, надо было позаботиться о ее качественной основе, — рассуждает Владимир Судновский. — Значительным подспорьем и творческим стимулом стал специальный репертуар — предложенные коллегам оригинальные ноты европейских издательств, приобретенные ассоциацией. Мы устраивали в Минске мастер-классы только самых лучших музыкантов из Европы и Америки. А проведение таких аншлаговых акций, как «Дни барабанов и перкуссии в Беларуси», марафоны-соревнования молодых исполнителей, развитие международных связей ассоциации стимулировали наших композиторов на создание оригинальной музыки для ударных. Радовали международные успехи учеников, студентов. Но при этом приходилось постоянно сожалеть о том, что в самой Беларуси конкурсов для исполнителей на ударных инструментах недостает, а ведь они необходимы, особенно для начинающих, для самых младших — как наиважнейшая составляющая воспитания музыкантов и стимул к их самосовершенствованию.

Вообще-то давно пора менять отношение к себе. Сложилось так, что молодой музыкант, заканчивая гимназию-колледж при Белорусской академии музыки, нацелен на то, чтобы продолжить образование не в родной академии, а, допустим, в Германии, и всю свою дальнейшую профессиональную жизнь связывает с этой страной, не видя перспектив для работы на родине. У нас и в прошлом были прекрасные мастера, яркие личности, и сегодня есть высококлассные музыканты. А молодым и успешным не терпится показать себя, они хотят соревноваться, для их самоутверждения важны конкурсы, публичные выступления. Но почему показываться здесь — плохо? Почему молодые так стремятся уехать? Почему, оставаясь в Беларуси, нередко уходят из профессии? Почему «там» и конкурсная практика развита лучше, и место музыканта в обществе более престижно, и наши выпускники находят возможность достойно реализоваться, а здесь, а у себя — «сойдет как есть»? Наша музыкальная перспектива, наше будущее в сфере классического искусства не может не тревожить. Для меня важно, с кем буду работать дальше и кто придет после меня. Хочется, чтобы у нас в стране работали профессионалы европейского уровня — воспитанники белорусской перкуссионной школы, о которой мы мечтаем».

Тем временем одна мечта сбылась: Белорусский союз музыкальных деятелей и его перкуссионная ассоциация, а также столичная Детская музыкальная школа искусств № 10 имени Евгения Глебова учредили новый, первый в стране конкурс для исполнителей на ударных инструментах. Участвовали воспитанники музыкальных школ и средних специальных музыкальных учебных заведений. Организаторы предложили две конкурсные номинации: ксилофон (благодаря которому наш земляк Гузиков прославился на весь мир) и «близкий родственник» этого инструмента — маримба. Соревнование проходило в трех возрастных категориях: до 13, до 16 и до 20 лет.

Цели, задачи конкурса — увековечивание памяти выдающегося музыканта-виртуоза Михаэля-Йосефа Гузикова, популяризация ударных инструментов в среде детей и молодежи, выявление и поддержка талантливых детей, формирование и воспитание художественного вкуса у подрастающего поколения, приобщение возможно большего количества детей и подростков к культурным традициям. Жюри во главе с Владимиром Судновским обращало внимание на точность исполнения нотного материала, уровень мастерства, интерпретацию произведения.

«Нам с коллегой Игорем Авдеевым доводилось неоднократно работать в жюри международных конкурсов, которые проводятся за рубежом, довольно часто — в Литве. Была возможность понаблюдать за мировой практикой организации таких мероприятий. Она отличается от укоренившейся у нас. И кое-что мы решили применить у себя, организуя конкурс имени Гузикова. В частности, жюри наше работало по европейской системе. Оценивали музыкальность, технику исполнителя, уровень владения нотным текстом. По каждому пункту каждый из судей, на основании непосредственного, сиюминутного впечатления от игры, выставлял выступившему участнику свою оценку — по 10-балльной шкале. Все баллы суммировались, и протокол, скрепленный подписями, не позволял менять решение. Если потом у кого-то из членов жюри вдруг возникали сомнения — мол, у того мальчика в первой пьесе, кажется, проскочили «не те» ноты, а у этого «что-то как-то рука была не совсем», — зафиксированные цифры не давали разгораться спорам. Да и какой смысл обсуждать «задним числом» то, что происходило на сцене? А если бы музыкант вообще выступал за ширмой, как принято на некоторых зарубежных исполнительских конкурсах? Именно по количеству баллов, набранных в двух турах, мы определяли конкурсантов-победителей. Вот, пожалуй, самый непредвзятый вариант судейства, и, наверное, поэтому ни один из педагогов, подготовивших своих воспитанников к этому конкурсу, не высказал претензий к работе жюри, не жаловался на необъективность результатов.

Кстати, о результатах. Категория «А», номинация «ксилофон» — 1-е место заняла София Пыжик (Брестский государственный музыкальный колледж имени Рыгора Ширмы), 2-е место — Михаил Дыбаль (ДМШ № 1 Бреста), 3-е место разделили Тимофей Фокин (минская ДМШИ № 10 имени Евгения Глебова) и Иван Пикуленко (ДМШИ № 4 Могилева). Среди ксилофонистов категории «В» 1-е место не присуждалось, 2-е занял Антон Тихоненко (Витебский музыкальный коллеж имени Ивана Соллертинского), 3-е — Владислав Шишко (гимназия-колледж имени Ивана Ахремчика). В категории «С» номинации «маримба» 1-е место у Ярослава Сикорского (гимназия-колледж имени Ивана Ахремчика), на 2-м — Богдан Корнейчук (Брестский государственный музыкальный колледж имени Рыгора Ширмы), 3-е место — Антон Неверовский (Минский государственный музыкальный колледж имени Михаила Глинки). Конкурс есть конкурс. Кто-то выглядел абсолютным лидером после первого тура, но «провально» выступил на втором. Кто-то уверенно и ровно шел к своему успеху. Я назвал наиболее яркие имена — имена лауреатов. Но и остальных ребят мы не считаем побежденными. От участия в таком конкурсе никто не проиграл, получили пользу все. Приобретение живого практического опыта, радость общения со сверстниками, возможность получить профессиональную консультацию у ведущих белорусских педагогов, доброжелательная атмосфера, три дня, наполненных приятными сюрпризами… Хотелось сделать праздник для наших одаренных детей. И он, мне кажется, удался.

Между прочим, сначала мы даже подумывали провести конкурс в Шклове — на родине Гузикова. Но это потребовало бы больших расходов, которые нам сегодня не по силам. Поэтому все происходило в Минске, в ДМШИ №10. Ее директор Тамара Артемовна Куницкая всегда поддерживает проекты перкуссионной ассоциации. Думаю, все, кто был причастен и к нашему конкурсу, и переступал порог этой удивительной школы, ощутили доброту, искреннее гостеприимство, уют, комфортность. И не было никаких организационных накладок. Школа и создала условия для репетиций, и предоставила свой необычный по дизайну, прекрасно оборудованный концертный зал — так что не пришлось выискивать средства на аренду каких-то помещений, на освещение сценической площадки.

Сложности ощущались в другом. Они возникли, например, в связи с оповещением всех заинтересованных специалистов о намечающемся событии. А потом и с выпуском афиш: их ограниченный тираж не способствовал тому, чтобы информация о новом конкурсе получила широкую огласку и привлекла внимание музыкальной общественности, любителей музыки. Не хватало рекламы. К сожалению, поучаствовать в конкурсе смогли не все желающие, в основном, по финансовым причинам. Планировали, что соберем 30 человек, оказалось — 21. Хотя так называемый организационный взнос мы установили щадящий, а некоторые категории участников (в том числе социально незащищенные дети, сироты, воспитанники детских домов) от него вообще освобождались, но проезд, проживание, питание конкурсантов и сопровождающих лиц осуществлялись за их счет или за счет направлявшей стороны. Повезло в том смысле, что практически у всех иногородних нашлись родственники в Минске, поэтому особых проблем с размещением не возникло.

Конечно, и организация, и проведение конкурса связаны со множеством задач, решение которых упирается в финансы. Мы очень признательны всем, кто поддержал наше начинание в такое трудное время, кто помог и осуществить серьезное дело, и создавать праздник творчества. Это партнеры ассоциации — могилевская фирма «Grig» (руководит ею музыкант, барабанщик Виктор Григорьев, который собственноручно занимается изготовлением палочек различных моделей), магазин «Музыка» по улице Якуба Коласа в Минске… Узнав про подготовку такого конкурса, многие люди с неожиданным энтузиазмом и безвозмездно помогали нам. И мы смогли не только достойно поощрить лауреатов, но и всем участникам вручить оригинальные подарки. В Германии закупили кейсы для палочек. Аксессуары — необходимая вещь для музыканта: квартет палочек за рубежом стоит 50—70 долларов, у нас — 110. А ребенок, занимающийся на ударных, может ненароком и очень скоро их сломать… Благодаря знакомству с координатором американской фирмы духовых инструментов мы получили помощь в изготовлении дипломов — очень красивых, на уровне лучших образцов современной полиграфии…

Как-то раз, находясь в Вильнюсе, я заглянул в музыкальный магазин и обратил внимание на брелочки в виде двух барабанных палочек. И вот, вспомнив, подумал, что каждому ребенку было бы приятно получить на память о конкурсе такой оригинальный сувенир. И мы срочно поехали в Вильнюс, зашли в магазин, чтобы купить три десятка таких брелочков. Когда хозяева поинтересовались и узнали, для чего это нам, то денег брать не стали, отдали просто в подарок нашим детям».

А праздничное настроение на старте конкурса и в день его завершения поддержали профессиональные минские ударники.

В академии музыки, в классе у Людмилы Михайловны Клиндуховой, нашлась модель архаичного деревянного «народного» ксилофона — можно сказать, подобного тому, на котором играл и Гузиков. Дети никогда раньше не видели такой инструмент. Показать его на церемонии открытия конкурса — это было неожиданно, познавательно и символично. Тогда же участникам творческого турнира довелось увидеть и услышать в виртуозном исполнении знаменитый концертный номер из репертуара народных ансамблей — «Каленцы на паленцах», где звучат (почти поют!) самые настоящие, натуральные деревянные поленья-бруски. В заключительный день конкурса, после того как были уже розданы награды и памятные сувениры, а новые лауреаты дали свой первый торжественный концерт, организаторы ошеломили собравшихся в школьном зале еще одним сюрпризом. С феерическим, блестящим барабанным шоу — под видеоприцелами планшетов и смартфонов, под шквал одобрительных возгласов и оваций — выступило минское трио «Стресс». Музыканты, чьи зажигательные программы востребованы на всевозможных дорогостоящих вечеринках и корпоративных торжествах, играли с огромной самоотдачей и — бесплатно. А могло ли быть иначе? Ведь один из участников трио Дмитрий Кобрин преподает в этой школе…

Конкурс имени Гузикова решено проводить не чаще, чем раз в два года. За такое время участники предыдущего турнира заметно подрастут, окрепнут, и это позволит проследить динамику их профессионального развития. Можно будет выявить таланты и среди новой генерации юных музыкантов, которые, достигнув соответствующего возраста, впервые выйдут на уровень республиканских соревнований. Планируется добавить еще один конкурсный тур. Все-таки три тура, по мнению лидера перкуссионной ассоциации, покажут более полную картину возможностей исполнителя. Организаторы не собираются ограничивать конкурсные номинации ксилофоном и маримбой, к ним будут добавлены и другие ударные инструменты.

Нынешняя конкурсная программа выглядела привлекательной и достаточно разнообразной: Бах, Моцарт, Гайдн, Делиб, Живкович, даже фрагмент из балета Чайковского «Лебединое озеро» в переложении Владимира Судновского… Но белорусского репертуара в ней, увы, недоставало, хотя, напомню, с появлением ассоциации активизировался интерес отечественных авторов к музыке для ударных.

«Оригинальных произведений для наших инструментов действительно стало больше. Мы с коллегами даже выпустили компакт-диск музыки белорусских композиторов, написанной для ударных. Там есть сочинения Евгения Поплавского, Владимира Курьяна, Олега Залётнева, Виктора Копытько… Копытько интересно пишет, «продвинуто». Одно из его произведений, в котором ударники могут себя показать, посвящено памяти Арриго Бойто (итальянский композитор, либреттист, поэт второй половины ХІХ — начала ХХ века. — С. Б.). Белорусские авторы стали писать в расчете на Михаила Константинова, нашего коллегу, который безотказно берется сыграть практически любую музыку. Но все это — концертный репертуар для мастеров-артистов, где много эффектных технически сложных приемов, часто используется мультиперкуссия. Дети такое просто не потянут. Некоторые музыканты, преподаватели делают для ударных переложения классики, произведений, созданных для других исполнителей. А специально для начинающих ударников у нас никто не пишет. Да, существует практика заказа обязательных конкурсных сочинений для тех или иных инструментов. Но чтобы заказать композитору оригинальную пьесу определенного жанра и требуемой технической сложности, надо гарантировать ему оплату. Наша ассоциация платить авторам за работу не может, а бесплатно творить они не хотят. В решении этой проблемы нам нужна помощь.

С инструментарием ситуация относительно стабильная. Участникам конкурса были предоставлены определенные модели ксилофона и маримбы, желающим разрешили привозить свой инструмент. За последние годы наши учебные заведения и концертные организации, оркестры постарались приобрести необходимое и пока более-менее укомплектованы. Хотя, конечно, всякое случается. Лучший и новейший комплект находится у нас в театре — закупили к открытию здания после его капитального ремонта. В Академии музыки все ударники обучаются на всех инструментах, а в соответствующей группе оркестра у каждого своя специализация. У кого-то мелкая перкуссия, у кого-то литавры… (Я специализируюсь как литаврист, нравится еще и вибрафон.) Между прочим, в мире пробудился огромный интерес к старым классическим инструментам. Теперь литавры, которые профессиональные коллективы когда-то щедро раздавали по музыкальным школам и училищам, приобретая новые фирменные, котируются очень высоко. Мы поступили опрометчиво и неправильно, избавившись от ценного наследия. Эти инструменты — со старинными винтами, с натуральной кожей, где нет пластмассы, где использована особая медь, — возвращаются к жизни, в Европе на них играют. Их реставрируют и делают «игрушку»! Дирижеры отдают им предпочтение и даже требуют, чтобы в оркестре звучали именно старые винтовые литавры.

Что касается палочек…. В Европе серьезные музыканты не играют фирменными. Да фирменные и стоят очень дорого: пара литавровых палочек — 150 евро, а музыканту нужно пар 20, ведь используются-то разные, одними не обойдешься. Я для себя палочки делаю сам. Делаю их из бамбука (знакомый немец показал, как из кривого бамбукового прута при помощи газовой горелки получить ровную ручку), для изготовления шарика применяю пробку от бутылки из-под хорошего шампанского...

Если в оркестре с нашими инструментами случались какие-то поломки, то ремонтировали на месте. Инструменты из петербургского Мариинского театра возят на ремонт в Голландию, а мы обходимся пока своими силами: получается быстрее, без бумажной волокиты, и дешевле. Музыканты знают, что нужно, а в декоративном цехе нашего театра такие мастера — сумеют выточить что угодно! Бывало, «летели» металлические детали, винты, так мы тогда просили привезти с оказией новые из Европы, а оплачивали в складчину».

Владимир Геннадьевич замечает: несмотря на то, что академическое образование музыканта-ударника предполагает обязательное обучение на всех инструментах этой группы, молодежь интересуют в первую очередь барабаны. Многие даже просят уделять больше внимания занятиям именно на барабанах, потому что заранее планируют бросить классику и уйти на эстраду, в шоу-бизнес. Но барабанщиков целенаправленно готовят в БГУ культуры и искусств, где преподает, например, Александр Сторожук — прекрасный специалист. Сейчас поговаривают о том, чтобы в академии музыки все-таки выделить популярную специализацию «барабаны» и вести ее на платном отделении. А вообще-то следовало бы выделить приоритеты в перкуссионной сфере и психологически готовить молодежь — от перспективных детей в музыкальных школах до студентов — к работе в оркестрах. Дипломника с уже сложившимися, но необоснованными представлениями о музыкальных ценностях и собственном «звездном» пути вряд ли можно заинтересовать, а тем более заинтриговать оркестром.

«К сожалению, в белорусской системе музыкального образования складывается какой-то культ сольной карьеры. Воспитание лауреатов — престижно для педагога, но плохо, когда это превращается в самоцель. Еще одна победа, еще один диплом, еще и еще. А потом что? У молодого человека зачастую отсутствует понимание того, что музыкальное искусство — это не только солисты, а любой ударный инструмент очень специфичен, поэтому не всегда и не везде будет востребован как сольный. В реальной жизни стать солистом дано не каждому, да и выдающийся исполнитель-ударник не сможет все время концертировать сам по себе. Но почему-то среди молодежи бытует предвзятое мнение о непрестижности работы в творческом коллективе. Приходят к нам на практику студенты. Жду — уже тридцать лет жду! — потенциального артиста оркестра, младшего коллегу, сделавшего свой профессиональный выбор и знающего азы будущей работы. Присматриваюсь, беседую. Играет человек хорошо, но почему с таким скучающим видом отсиживает репетицию? Оказывается, ему в оркестре неинтересно! Он просто не понимает, что тут происходит. А другой и вникать не собирается: сидеть в оркестре, да еще и в театральной яме, считает ниже своего достоинства. Что ж, с такими профессиональными ориентирами велик риск остаться у разбитого корыта… Есть среди молодых ударников и ребята, и девушки, которые ощущают вкус профессии, которых впечатляет оркестр, увлекает мечта о работе именно в театре, но... Через оркестровый-то класс они в академии не прошли, воспитаны на индивидуальных занятиях, как солисты, о специфике работы в группе оркестра им не рассказывали. Приходят в оркестр — а в качестве оркестровых музыкантов не умеют ничего…

Я заговорил обо всем этом с руководством Академии музыки и предложил увеличить там количество классов по нашей специальности, но главное — поменять подходы к обучению ударников. А иначе о единой школе, о преемственности своих исполнительских традиций не может быть и речи. Столько появилось лауреатов, а найти среди них будущих коллег все сложнее, и если мы не решим проблему подготовки творческой смены, то в группе ударных инструментов оркестра скоро некому будет держать репертуар. Мне возразили: такова система, именно такие традиции школы в Москве и Санкт-Петербурге. Но я надеюсь переубедить своих оппонентов. Зачем оглядываться на Москву? Свет клином на ней не сошелся. Давайте посмотрим шире и обратим внимание на современные школы с более давними европейскими традициями. Давайте мыслить самостоятельно, учитывая и собственный, и мировой опыт. У европейцев нет проблемы профессиональной адекватности и преемственности. Для них работа в большом оркестре очень престижна. Они сориентированы именно на ансамблевое исполнительство, что, между прочим, обогащает и развитие творческой индивидуальности.

Игра в ансамбле, в оркестре — чрезвычайно увлекательный творческий процесс! Мы с коллегами давно убедились в этом. Выступления с интересными солистами, — сотрудничество с разными дирижерами, фестивали, зарубежные гастроли, встречи с новой музыкой — много ярких впечатлений, которые дают ощущение одухотворенности, от которых крылья появляются. И ты понимаешь, что не зря занимаешься своей профессией».

Множество пестрых и позитивных событий, из которых слагается его жизнь в профессии… Наш герой вспоминает о насыщенных и ярких сезонах с ансамблем солистов «Классик-Авангард» под руководством Владимира Байдова. Столько поездили тогда по европейским фестивалям, да еще и свой ежегодный «фирменный» основали — Витебский международный, имени Ивана Соллертинского. Сколько нового и неизвестного переиграли: произведения композиторов ХХ века, премьеры белорусских современников, возрожденные страницы нашего музыкального наследия… А гастроли с театром! А комплименты, которыми одаривали белорусских музыкантов зарубежные маэстро! «Они удивлялись: какие вы гибкие, мгновенно откликаетесь на требования дирижера, с первой репетиции схватываете на лету! Нам оставалось только отшучиваться, потому что работа в театре вынуждала быть «гибкими»: за долгие годы столько разных дирижеров за его пультом повидали! Порой не знали, чего ожидать от непредсказуемого маэстро во время очередного спектакля, были готовы к любым сюрпризам не в плане общей трактовки произведения, а в следующем такте партитуры».

Говорить о его музыкальных предпочтениях не имеет смысла, потому что Владимир Судновский воспринимает музыку как единый необъятный мир и неравнодушен к творчеству композиторов разных эпох, направлений, стилей и жанров. Главное, чтобы произведение было интересное и захватывающее. Нынче вместе с Государственным академическим симфоническим оркестром Беларуси он увлеченно участвовал в исполнении (премьерном для минской публики) сочинения именитого американского композитора, классика наших дней Филиппа Гласса. Но это ничуть не меняет его отношения к творчеству бессмертного старика-итальянца Джузеппе Верди: «Люблю оперы Верди: партия ударных у него развернутая и записана грамотно, удобно для музыкантов. Верди же и сам играл в оркестре на большом барабане».

 

***

Вместо неких итоговых досужих рассуждений о магическом звучании ударных инструментов и таинственной силе музыкального таланта предлагаю вниманию читателя одну «бывалицу» из творческой жизни Владимира Судновского. История лаконичная и весьма красноречивая, похожая на притчу. Ее мудрость не нуждается в комментариях.

 «Однажды обратился ко мне режиссер-документалист с просьбой помочь ему озвучить новый видеофильм. Пришли в радиостудию. Я выслушал пожелания, что-то наиграл, сделали запись. Режиссер сказал «большое спасибо» и вдруг неожиданно попросил: «А теперь сыграйте мне, пожалуйста, дерево». Я не понял, что именно должен сделать, как это — сыграть дерево? Режиссер в ответ на мое недоумение пояснил: «Вот — дерево. Просто представьте себе, что стоит дерево. И теперь, пожалуйста, сыграйте мне дерево…» Я понял, что дерево виделось ему в кадре и надо было как-то выразить это в звуке. Я сделал, сыграл — режиссер остался доволен…».

Светлана БЕРЕСТЕНЬ

Фото автора и из архива Владимира Судновского.