И в Евангельи от Иоанна
Сказано, что слово это Бог.
Н. Гумилев
Мудрец домашнего розлива,
Я распознал под старость все ж,
Что правда — строго молчалива.
Словоохотливее ложь.
Орудуя словами бодро,
Возможно воздух сотрясти.
Но все слова — худые ведра,
В них сложно истину нести.
Слова на русском ли,
На идиш —
Приличия во имя лишь:
Ты говоришь, что
Ненавидишь,
Я вижу, что
Боготворишь.
И в судьбоносные моменты,
Как бы под вилами ужи,
Клялись вожди и президенты,
И глазом не моргнув,
На лжи.
Мы все живем в формате риска
Словам вверяя бытие.
Соврет словами и расписка —
Сам человек — уже вранье!
Неси в крови!
Лелей у сердца!
Храни в Душе — Душа жива!..
Ну, а слова, как ни усердствуй,
Всего лишь навсего слова!
Так черным писано по белу
От Иоанна.
Сам взгляни,
Ведь «Логос» — это Мысль и Дело.
Они и были искони!
Я с ними пил из одного стакана
И ел прибором, ложкой и рукой.
Дружили от муллы до молокана
Со мною в жизни, длительной такой.
Но общество в единство не сложили,
Искать на свете правду разошлись.
Сражались,
Добивались,
Рвали жилы,
Запутали, смешали даль и близь.
У каждого была в запасе льгота,
О равенстве закон и книги врут:
Одним убить —
Обычная работа,
Другим любить —
Непостижимый труд.
Так как же это верить было надо,
Что «правда» —
Принадлежность целых стран.
Что всех зверей собрать возможно в стадо,
Где власть возьмет единственный баран.
Я не хочу в сообщества вязаться,
Ни идола творить, ни божества….
Вся правда в том,
Что большинство — мерзавцы,
А власти —
Продолженье большинства.
Не все на свете поддается тленью.
Растут дворцы и замки, словно лес.
За городом любым,
За поселеньем
«Долины нищих» и «Поля чудес».
Дворцы растут,
Красивые, как вазы.
Их житель и успешен, и велик —
Сообщается десятком унитазов
С вселенной каждый замок напрямик…
Когда-то в мире было много бочек.
В них ветра свист
И солнце, как рентген.
И без удобств, без глаженых сорочек
В одной из них жил циник Диоген.
Пахнет карболкой,
Спиртом камфорным,
Больные сны нарушит крик…
В бинты закатан, словно амфора,
На койке бодрствует старик.
Друзья, родные —
Все покоятся.
Один и ночью дед, и днем.
Лишь где-то сын-священник молится,
Но все молитвы не о нем.
Луна в окне степенно катится,
Метели рвутся напролом…
Вот снова
В белом летнем платьице
Фигурка встала за углом.
Приходит в полночь,
Так уж водится,
В сугробе,
У бетонных плит,
То ль память лет,
То ль Богородица
По душу грешную стоит.
Но дед там видит только ворона
С желаньем
Вовсе не благим…
И с этим миром связь оборвана,
И нет совсем ее с другим.
…Вновь я посетил…
А. С. Пушкин
Снова родину я посетил.
И сказала земля золотая:
«Улетел —
Так подальше лети.
Раки пятятся,
Птицы — летают».
Садик яблоки сыплет в траву.
Да родители тихо стареют.
Да линуют стрижи синеву,
О движенье назад не жалея.
Одноклассница стала давно
Трактористкой.
Солирует в хоре.
Вышла замуж, и ей все равно,
Что у птиц лишь передняя скорость.
Мне на улице вслед,
Как велось,
Смех детишки ушатами выльют:
Сквозь пиджак они видят насквозь,
Как малы,
Как слабы мои крылья.
И подумает за полночь мать:
«Ах, напрасная времени трата!
Если б сын
Мог, как птица, летать,
Он вернулся
И сел бы на трактор…»
И будет ни к чему являться скоро
Сюда, где ты беспечно жил и рос:
Не речка донесла волну до моря,
А улица вливается в погост.
Родные лица реже стали сниться,
Фантазия замедлила полет.
Стучит в окно знакомая синица,
А в доме никого не узнает…
Солнце прячется в тучах по-лисьи.
Выбил травы залетный табун.
Сыплет осень отжившие листья,
Как призывы с высоких трибун…
Отмечталось,
Отверилось,
Хватит!
Пусть опять возрождается быт,
Тот,
Исконный,
Что в дедовой хате
Был когда-то коварно убит:
В бане жар и квасок на смородине.
В доме лад после трудного дня.
В песне горькая дума о родине.
И роднится,
Как прежде,
Родня…
Набор на бюджэтныя месцы павялічыцца.
Колькі ж каштуе гэты важны кампанент здаровага рацыёну зараз?
Не выявіць ні секунды абыякавасці.