Вы тут

«Как поэт своим рождением я обязан именно этому произведению...»


В середине тридцатых годов прошлого столетия молодой белорусский поэт Аркадий Кулешов, несмотря на изданные к тому времени пять книг стихотворений и поэм, оказался на распутье, поскольку написанное не удовлетворяло его. Волнение поэта было вполне объяснимо: он почувствовал непродуктивность риторического письма, а следование конструктивистскому и другим модным и шумным направлениям в поэзии фактически тормозило проявление собственного поэтического дарования, в результате чего его произведения оказывались отдаленными от реальной жизни.
О тогдашнем своем беспокойном душевном состоянии и творческом смятении А. Кулешов вспоминал в автобиографических заметках: «Слежу за всем, что появляется нового в советской поэзии, с надеждой и тревогой листаю новые номера «толстых» журналов, ищу ответ на вопросы, волнующие меня. Наконецто, как открытие, как просветление — «Страна Муравия» Александра Твардовского. Я нисколько не преувеличу, когда скажу, что как поэт своим рождением я обязан именно этому произведению. «Страна Муравия» не только по-новому дала возможность осмыслить близкий мне мир народной жизни, но и явилась толчком, который вывел меня из творческого тупика». Поэма «Страна Муравия» Твардовского оказалась первой ступенькой к внимательному отношению молодого белорусского поэта, недовольного написанным ранее и настойчиво искавшего новые пути развития своего таланта, к творчеству смолянина.
Исходя из современной точки зрения на процесс коллективизации, поэму «Страна Муравия» можно отнести к  «вынужденной  ошибочной  концепции»  (Е. Евтушенко), но нельзя не признать, что она живописна, что, как и все дальнейшее творчество Твардовского, проникнута «исповедью в мучительной любви к своему народу».
По-видимому, А. Кулешов обнаружил понятную нам сегодня с высоты лет более широкую внутреннюю основу содержания, отраженного в произведении, которому суждено остаться бессмертной страницей-свидетельницей исторических общественных событий, происходивших в стране. Да и нельзя сводить поэму к одной проблеме коллективизации, послужившей основой для прикосновения к глубинным связям изображенных явлений. По сути в ней поднят существующий с незапамятных времен вопрос о коммуникации человека с окружающим миром, об обстоятельствах, в которые он попадает помимо своей воли, его вечная тревога о своем месте на земле, о куске хлеба насущного, о поисках мира и нормальных условий для нормальной жизни.
Поэма «Страна Муравия» произвела на Кулешова, по его собственному признанию, ошеломляющее впечатление: «Что ни раздел — открытие, которое приятно удивляло и радовало новизной и свежестью правдиво выхваченных из жизни примет времени. Возникало такое чувство, словно все описанное в поэме давно знакомое и любимое, что жизнь, изображенная в ней, родилась не вчера, а давным-давно установилась на земле». Знакомство со «Страной Муравией», раскрывавшей сложную многогранность тогдашних бурных  событий  в государстве, А. Кулешов  воспринимал как
«результат глубокого знания жизни народа, его чаяний и надежд», как лирико-эпическое творение, в котором каждое слово было нацелено выражать многое привычное и возникающее в новом ракурсе  так, что оно «хватало за душу».
Хотя уже в ранних произведениях Кулешова, составивших его первые сборники, сквозь риторические напластвования отвлеченных  образов и поэтических штампов и условностей, возникших под влиянием произведений стихотворцев рубежа двадцатых-тридцатых годов прошлого века, которым он старался подражать, чувствовалась жажда изображения жизни во всей ее сложности, ощущались «первые шаги к образно-лирическому слиянию жизненных, творческих, духовных начал в едином поэтическом переживании и осмыслении мира», но они до встречи с поэмой Твардовского не находили убедительного обоснования.
Читая «Страну Муравию» и сравнивая ее со своими стихотворениями, Кулешов уловил пагубность односторонней упрощенности риторического стиха, в итоге ведущего к одноцветной ограниченности. Он убедился в необходимости вводить в художественное произведение реальный жизненный материал со всеми его противоречиями, что потребовало новых способов воплощения. Кулешов ощутил гибкость и силу стиха Твардовского, уловил необходимость естественного выражения чувств и мыслей  современников для изображения важнейших исторических процессов, подлинной народной жизни, не лозунговой, а социально-исторически обусловленной реальными поступками героев, что уже само по себе влекло к поиску новых средств изображения.
«Страна Муравия» не только открыла перед А. Кулешовым по-новому близкий мир народной жизни, но и явилась тем благодатным толчком, который вывел его из творческого тупика, позволив найти собственный поэтический голос.
Известно, что и Твардовский также именно со «Страны Муравии» начи  нал отсчет своим работам, которые могут характеризовать его как литератора.   В соответствии с признаниями поэтов, уже можно было предполагать, что их дальнейшие творческие поиски будут развиваться в соприкасающемся русле при оригинальном проявлении индивидуального поэтического почерка каждого.
Верно подметила М. И. Твардовская: «Твардовский и Кулешов — одно поколение, одна атмосфера жизни, один круг социально-исторических событий в жизни народа и страны. И вряд ли могла возникнуть их многолетняя дружба, еcли бы смотрели они по-разному на все то, чему были свидетели и участники — иметь ли в виду коллективизацию, Великую Отечественную войну, или что-то иное. Именно близость художнического подхода к жизни да еще похожесть детства и юности с их не только радостными, но и драматическими страницами стали основой взаимопонимания и дружбы поэтов. Из детских лет, из родных мест вынесли они: один — лейтмотив Бесяди, струю которой отличал он и в безбрежном океане, другой — звон отцовской наковальни, различимый им и в индустриальном грохоте уральской кувалды. Да, это люди  одного  поколения  и в значительной мере одной судьбы. Отсюда такая близость восприятия действительности — тематическая и эмоциональная, объединяющая их творчество, вплоть до отдельных мотивов».
Говоря про истоки дружбы и сотрудничества двух поэтов, необходимо также учитывать любовь А. Твардовского к Беларуси, к белорусской литературе и белорусскому языку, которая возникла в душе на основе близкого географического соседства, оказавшегося настолько весомым в его жизни, что некоторые белорусские слова просачивались в художественные произведения русского классика.  К тому же в середине тридцатых годов прошлого столетия установились тесные двусторонние связи между литераторами Минска и Смоленска, которые наглядно выражались во взаимном посещении соседями друг друга и издании совместных сборников. Нельзя сбрасывать со счетов того, что Твардовский, как и Кулешов, воспитывался не только на поэзии Пушкина, Лермонтова, Некрасова, но и прошел поэтическую школу белорусских народных писателей Янки Купалы и Якуба Коласа, восхищался их самобытностью. Значит, изначально имелся общий фундамент для сближения поэтов, одаренных созвучными талантами, объединяющими их творческие поиски и нередко приводящими к идентичным открытиям.
Поэзия Твардовского, вызвавшая у Кулешова новый творческий подъем, стала для него воодушевляющим образцом, который притягивал и удивлял богатством содержания, глубиной мысли и жизненной правдой, выразительностью художественных образов, совершенством формы, свежестью, полнокровностью  и версификаторской гибкостью поэтической строки.
А. Кулешов правомерно считал Твардовского «вдохновенным летописцем современности», видевшим «свое неспокойное счастье в том, чтобы успеть за временем, запечатлевая крупные и мелкие черты его с настойчивостью и любовью поселенца, которому дорог каждый уголок земли, защищенный от врага, праведно выстраданной моралью, достигнутой трудом».
А. Кулешов воспринимал Твардовского как наиболее выдающегося из современных поэтов, властителя дум своего поколения, признавался, что восхищался им как личностью и его поэтическим творчеством, в котором продолжились великие традиции русской классической поэзии. Творчество Твардовского позволило ему ощутить и убедиться в том, что литература является гражданской совестью, ибо должна нести ответственность «за славу, за державу, за народ».
А. Кулешову, с чутким вниманием припавшему к «строке, что выходила в путь не налегке — с весомой мыслью, с чувством сокровенным», было понятно, что веский стих «трудом добыт и вдохновеньем поднят, как самородок из глубин земных». Он объяснял: «Меня поражало и продолжает поражать великое свойство его таланта — следовать за быстротекущим временем, схваты вать главное и выражать его в мельчайшх подробностях неповторимо точным словом». Как-то в разговоре с Кулешовым Твардовский заметил: «Писатель, упустивший важный период в жизни народа, страны, кончается  как  писа тель». Такая гражданская позиция Твардовского оставалась значимой и для белорусского поэта, содействовала духовному росту и развитию творческих способностей, сопутствовала самостоятельному объективному восприятию и художественному осмыслению действительности в характерных для нее проявлениях.
А. Кулешов писал Твардовскому 11 августа 1964 года: «Твоя взыскательность, острое чувство правды были для меня всегда, во все годы, самым высоким судом, и всегда, написав свою новую вещь, я думал про себя: а что скажешь о ней ты?»
В свою очередь Твардовский по достоинству оценил поэзию А. Кулешова, считал его одним из крупнейших поэтов двадцатого века, по плечу которо      му решения сложнейших художественных проблем. Поэму «Знамя бригады» (1942) он воспринял как произведение, полное любви к родной земле, которое отобразило народное бедствие и народный подвиг. Не без участия Твардовского появление кулешовской поэмы превратилось в настоящее событие во всесоюзной литературе.
С большим вниманием отнесся Твардовский к «Новой книге» (1964) лирикофилософских стихотворений А. Кулешова, посвятив им статью «Зрелость таланта», в которой указал на общественную значимость самобытного кулешовского дарования: «Вся эта свобода лирического изъяснения, эта несдавленность тона, смелость неожиданного сближения строгой мысли и простой сердечности — их не отнесешь к иному, чем наши дни, периоду — они принадлежат нынешнему времени и порождены им».
А. Кулешов считал жизнь Твардовского «подвигом неслыханным». Памяти своего друга он посвятил поэму «Варшавский шлях» (1972).
Поэма «Варшавский шлях» — подтверждение того, что Кулешов до последних дней жизни пронес в сердце чувство бесконечной благодарности своему другу, советчику и популяризатору за ту действенную роль, которую автор знаменитых поэм «Василий Теркин», «Дом у дороги», «За далью — даль» и других любимых народом произведений сыграл в его судьбе и литературном творчестве. Ознакомившись с рецензией Твардовского на свой сборник «Новая книга», Кулешов признательно откликнулся: «Этот день был для меня настоящим праздником и будет записан красными чернилами в календарь моей жизни. Я как-то снова почувствовал себя человеком чего-то стоящим, а это, поверь, очень важно для  меня...»

 

Загаловак у газеце: Тимофей Лиокумович. «Как поэт своим рождением я обязан именно этому произведению...»

Выбар рэдакцыі

Грамадства

Час клопату садаводаў: на якія сарты пладовых і ягадных культур варта звярнуць увагу?

Час клопату садаводаў: на якія сарты пладовых і ягадных культур варта звярнуць увагу?

Выбар саджанца для садавода — той момант, значнасць якога складана пераацаніць.

Культура

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Канцэрт для дзяцей і моладзі, пластычны спектакль Ягора Дружыніна і «Рок-панарама».