Вы тут

Река достигла океана


Наверно, в каждой семье есть человек, который оказывает неожиданное влияние на других членов семьи, особенно на молодых. И это вовсе не обязательно отец-мать, в случае с автором книги (Любовь Турбина, «Разносчик телеграмм», Москва, 2015) это оказалась бабушка Анна Петровна, которая, будучи, в сущности, малограмотной (окончила только четыре класса начальной школы), вдруг подарила ей книгу Юлиана Тувима «Весны и осени», прочитав  которую,  у  будущего поэта «как пробку из души выбило — стихи пошли потоком…». «Именно она, дорогая моя бабушка Анна Петровна, разглядела во мне поэтический талант, и счастливый случай подсунул ей ту самую книжку!»
Чаще всего мы мало знаем о наших предках, но Турбиной повезло, или  она оказалась любознательнее, нежели большинство внуков и правнуков. Вот и здесь подробный рассказ о бабушке, которая, где бы ни жила, хоть в городе, хоть в деревне, в самые голодные годы держала корову и этим спасла от смерти пятерых детей, а кроме того обшивала всю немалую семью. (А вот страсти к постижению музыкальной культуры не имела, больше того, когда приехала погостить в Ленинград и ее отправили с внучкой в Малый оперный театр на оперу Кабалевского «Семья Тараса», бабушка, склонная к театральности, придя домой, упала на колени: «За что? Лучше бы ты меня полы во всей квартире перемыть заставила!»
Читаешь о такой старухе и проникаешься к ней особенным чувством — доверием.

Вка жужжит веретено,

Река достигла океана,

Все тоньше нить живая, но

Да будет имя осиянно

АННА!

Женщины в семье вообще сыграли немалую роль в жизни девочки. Особенно тетя Маруся, которая на протяжении многих дней так подробно, так личностно  рассказывала  ей о романе «Граф Монте-Кристо», что навсегда затмила и книгу. Причину ее любви к этой книжной истории Любовь Турбина узнала много позже: ее муж, венгерский коммунист Иосиф Кнапп был арестован в 1937 году, а в 1945-м на него пришла похоронка без указания места и даты смерти… Потому и стала история графа ее любимой историей, ее личной мечтой и надеждой на возмездие.

И знак беды к нам в хоромосомы

Внедрился и проник до дна:

С прищуром, пристально, знакомо

Взглянул с экрана сатана.

И страх гнездится в сердце: где мы?

Навеки врезано клеймо —

Коснулась вслух запретной темы.

И взгляд с прищуром — из трюмо.

Семья была разветвленной: дед Василий Николаевич (скромный бухгалтер, который, однако, издал брошюру «Об истории профсоюзного движения на предприятиях стекольного производства», а кроме того, играл на всех доступных ему музыкальных инструментах, даже на фисгармонии, пел в церковном хоре…) , бабушка Вера, тетя Маруся, тетя Галя… Каждый сыграл свою роль в становлении девочки, но, конечно, главная роль принадлежала отцу и матери. Отец — Николай Васильевич Турбин, академик Белорусской Академии наук, видный ученый-генетик. В тридцать шесть лет он декан биофака Лениградского университета, в сорок два — директор института Биологии АН БССР и одновременно заведующий кафедрой генетики БГУ. Лекции отца были подлинным культурным событием в тогдашнем Минске. Их посещали также люди, далекие от биологии: Адам Мальдис, Рыгор Бородулин, Нелли Счастная… То было время, когда в жизнь провинциального Минска ворвался ветер перемен. В середине прошлого века именно генетика стала полем идеологической борьбы в Советском Союзе.
«И мне довелось послушать несколько папиных лекций… Поразила та бездна обаяния, артистизм, которым он заражал аудиторию, стараясь, чтобы его не просто поняли, а полюбили предмет — в том числе и через любовь к нему самому, что подтверждают воспоминания некоторых его студенток. Никогда — ни дома, ни в Институте,  я не видела его таким вдохновенным!» Безусловно, были у него и враги. Ктото же подготовил Никиту Хрущева во время его визита в Минск, как говорится, ввел в уши его имя как создателя очага вейсманизма-морганизма! Только благодаря поддержке секретаря горкома Сергея Притыцкого он смог продолжить работу в Институте биологии. Но не тогда ли в его душе зародилось желание уехать в Москву?.. Такое приглашение он вскоре получил.
Каждая история в книге заканчивается стихотворением. Есть стихи, посвященные бабушке Ане, матери, есть — бывшему мужу… Но нет прямо посвященных отцу. Видно, отношения с ним были важными, но не сентиментальными…
Конечно, бабушка Аня сыграла роль в пробуждении у автора поэтического сознания, но влияние отца в этом неявном  процессе  никак  нель зя недооценить: дома было принято чтение вслух, звучали имена Гоголя, Бунина, Лескова… и даже сам Николай Васильевич писал стихи — он автор поэмы о Гераклите и княгине Ольге.   А как выясняется из главки «Настоящая красавица» — мать тоже не была лишена писательского дарования: она автор книги «Страницы воспоминаний». Матери в книге посвящено немало страниц. Это была разносторонне одаренная женщина: природа наделила ее прекрасным певческим голосом   и художественным вкусом: закончив курсы кройки и шитья, она стала замечательной портнихой, женские платья которой отличались и оригинальностью, и совершенством. А кроме того — красавица и хорошая жена, которая обязана была соответствовать высокому званию и положению мужа.
Что касается ее портновских работ… «Платье было из черного крепсатина — это был такой натуральный двухсторонний шелк, мама сшила платье на блестящую сторону материи, отделкой служила матовая сторона. Так, блестящая зауженная юбка прикрывалась матовой длинной баской из двух запахивающихся снизу закругленных пол; выше, на талии, блестящий корсаж, застегивающийся на пуговки, — молний не было и в помине, а лиф с длинными рукавами на манжетах, тоже сшитый на  матовую  сторо ну материала, был обильно и многодельно украшен блестящей тесьмой. Эти тонкие рулики, из которых от плеча до талии были выложены узоры в виде петелек, выворачивались с моей помощью… Вот просто устала описывать все изыски фасона, а каково было мамочке все это воплотить?..»

Смотрю на юный твой портрет:

Как трепетны черты!

Неизъяснимый этот свет

И тайны, и мечты.

 

Излом бровей и нежный рот —

Трагический контраст.

Как будто знает наперед —

Поблажек век не даст.

Сюжетов в книге много. И едва ли не каждая история пропитана духом времени, пронизана деталями эпохи. Время — постоянная тема книги. «Приглядимся: разве не оно над передвижной ярмаркой раскинуло свои пестрые шатры на нашем подворье?»
С особенным вниманием читаешь воспоминания, созвучные твоим собственным. Например, о приеме в пионеры и борьбе за звание звеньевой. Нет, мне, автору этих заметок, бороться за такое звание не пришлось, мне его подарили без боя, но я тоже гордился  им и носил на рукаве красную нашивку (две нашивки полагались председателю совета отряда, три — дружины. Но о таких высоких званиях ни Любовь Турбина, ни я и не мечтали). Тот же вопрос витал и над нашей семьей в дни смерти и похорон Сталина: как теперь жить?
Книга пронизана, переплетена столь явными, а подчас яркими реминисценциями, что, читая, невольно замираешь: вот оно, мое время!
Это, конечно, и чтение стихов у памятника Маяковскому  в  Москве  и  у кинотеатра «Пионер» в Минске, и парторг курса, допрашивающий студентку за то, что отлучилась в Праге    к знакомым и факультетское обсуждение-осуждение «Доктора Живаго», и студента, прочитавшего роман.
«Все самое важное  для  будуще го вползает в настоящее исподтишка: так готовились подспудно те хтонические сдвиги в обществе, пик которых пришелся уже на годы юности наших детей».
Писать о себе, может быть, интереснее, нежели о сокурсниках, сослуживцах и прочих, но определенно труднее. Или — сложнее. Много опасностей подстерегают желающих рассказать о себе. Постановишь быть умным, окажешься нудным, встанешь в интересную позу… Глядишь и — дурак дураком. Надо быть честным или, по крайней мере, откровенным, даже если рассказываешь о любви. Вот первая физическая близость и прилюдное избиение возлюбленного букетом из сосновых веток… Вот история с «Геночкой» Новицким, с которым много раз сводила и разъединяла судьба. О многом говорят молодые люди, собирающиеся связать судьбы. Геночку больше всего волновало, как будут общаться между собой их родители — с раз ным уровнем образования, воспитания да и бытового  благополучия.  Или…  У каждого времени свои если не предрассудки, то предпочтения. Вот и Геночка однажды как бы невзначай   бросил:
«Не переживу, если жена не принесет мне невинность». Такое наивное на сегодняшний взгляд опасение…Нынче бесконечные разводы, вторые и третьи браки начисто сняли эту когда-то живую проблему.
Нынче о плотской любви и прозаики, и поэты любят писать и подробно, и зримо. Но вот интригующий рассказ о любви молодых людей «Сын по переписке», важный эпизод которого автор не смогла утаить от читателей.
«…Уже начинало светать, мы старались двигаться совсем бесшумно, но бесстыдно зазвенели тяжелые серебряные браслеты (выделено мною. — О. Ж.), которые носила тогда не снимая. Кто-то спросил:  «Который  час?» Я просто умерла от страха, и потому не помню, как выбралась на волю…»
Не один раз, казалось, можно было поправить движение судеб. Не довелось…
«И чем дольше живу, тем чаще думаю — как бы повернулась жизнь, если бы дождалась я тогда Гену майским сиреневым утром в Ленинграде, на площади около юного Пушкина, сидящего на чугунной скамье напротив входа в Русский музей?»

Это не усталость, это зрелость,

Отошли сомненья, зависть, злость,

Прозвучало то, чего хотелось,

Более ли, менее сбылось.

 

Главное,

Стал мир почти прозрачен,

И как ласка, близко благодать.

Лишь того, кто был мне предназначен,

Так и не сумела отгадать…

Простая истина: нет ничего интереснее воспоминаний, написанных литературно одаренным человеком.
Живет в этой книге еще один необычныйчеловек, давший, однако, название произведению:  «нелепая  фигура  с походкой  клоуна  Славы  Полунина, с гордо вздернутым подбородком и согнутой ковшиком ладошкой», чтобы принять благодарственную мелочь — разносчик телеграмм. (Однако, какие были времена! Телеграммы — экзотика для нынешнего поколения молодых людей… Тогда их часто присылали Николаю Васильевичу — поздравления учеников и коллег с научными достижениями, званиями, наградами, с праздниками…) К его появлениям привыкли, придумали ему имя — Муля, заранее держали денежки, чтобы положить в ковшик ладони… И вдруг разносчик исчез, казалось, навсегда. Но встретились — в «новые», так сказать, времена: Муля рылся в мусорном баке в поисках пустых бутылок. Бумажную денежку, как обычно, взял с достоинством и благодарностью в ладошкуковшик, и наконец, назвал свое странное имя: Чудо.

Внезапно вспыхнет обещаньем

Закатный блик в окне у крыши.

Густых садов благоуханье

Все ощутимее, все ближе.

 

Расслышать в гамме звук оттуда

И различить в толпе прохожих

Из тысяч встреч — единой чудо —

Никто на свете не поможет.

Многие герои книги — родные, друзья и приятели, вдруг так живо предстанут перед глазами — не хочется верить, что некоторые из них уже ушли из жизни.
Вспоминательный жанр —  один  из любимых в русской литературе — если, конечно, открыто и честно, как на исповеди у священника, зная, что  от Бога ничего не скрыть, не обмануть, и чтобы заслужить  прощение  или хотя бы облегчение, надо быть честным.
Книга населена порядочными, добрыми людьми. Таковы все, даже те, кто по той или иной причине принес автору страдания и зло.

Из души моей обиды

Время смыло как волной.

Но сквозь годы, как сквозь чащу,

Продирается все чаще,

Не теряется из виду

Взгляд обиженного мной.

Олег ЖДАН
 

Выбар рэдакцыі

Культура

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Канцэрт для дзяцей і моладзі, пластычны спектакль Ягора Дружыніна і «Рок-панарама».