Зинаида Красневская. Дафна дю Морье

Писателей должны читать, а не слышать или видеть.

Дафна дю Морье

А позвольте поинтересоваться у вас, глубокоуважаемый читатель, любите ли вы Альфреда Хичкока? Да-да, того самого ужасного Хичкока, которого современники по праву окрестили «королем ужасов и отцом современного триллера». То есть я хочу спросить, любите ли вы его так, как люблю его я… Ну, а дальше можно смело цитировать слова неистового Виссариона Белинского. Помните, как блистательно читала героиня Татьяны Дорониной известный всем отрывок из статьи, посвященной театру, в не менее известном кинофильме «Старшая сестра»? Итак, любите ли вы Хичкока «всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением…» и так далее по тексту? И если ваш ответ утвердительный, то тогда и имя очередной героини из «Пантеона женских сердец» должно быть хорошо вам знакомо, даже если вы и не читали — пока! — книг этой писательницы.

Ибо Дафна дю Морье — а именно так зовут нашу героиню — не просто сыграла наиважнейшую роль в творческой судьбе Альфреда Хичкока, но и сама во многом обязана своей непреходящей литературной славой именно этому несносному гению с высшей степени несносным характером. Впервые Хичкок обратился к творчеству Дафны дю Морье в 1939 году, сняв фильм «Трактир «Ямайка» по одноименному роману (в некоторых переводах фильм и роман фигурируют под названием «Таверна «Ямайка»). Несмотря на то, что фильм вышел в прокат под рубрикой «приключенческого кино», он в полной мере содержал весь тот набор художественных средств и приемов, которые присущи всем триллерам Хичкока. Гнетущая атмосфера страха, цинизм, ложь, предательство, постоянное предчувствие беды и ожидание неминуемой кровавой развязки, словом, тот самый саспенс, которым проникнуты все без исключения фильмы скандального англичанина. Да и большинство романов дю Морье тоже.

С началом войны Хичкок покидает родину и перебирается в Голливуд. И там в 1940 году снимает свой первый оскароносный фильм, принесший ему не только двух «Оскаров», но и мировую славу, и снова по роману Дафны дю Морье. На сей раз выбор его пал на «Ребекку», — пожалуй, самый известный роман писательницы, который в 2000 году был назван Ассоциацией британских критиков лучшим английским романом ХХ столетия. Между прочим, этот роман экранизировали целых одиннадцать раз. Так что версия Хичкока с Лоуренсом Оливье в главной роли, хоть и получила статуэтку «Оскара» как лучший фильм года, стала далеко не единственной в обширном списке фильмографии, сделанной по романам Дафны дю Морье. И снова между прочим! Фильм Хичкока категорически не понравился самой писательнице. Впрочем, ей вообще не нравились любые экранизации, в принципе, ибо в своем отношении к творчеству она твердо исповедовала принципы, сформулированные в том афоризме, который вынесен в качестве эпиграфа к нашему разговору. Пожалуй, в чем-то она права: писателя, любого писателя, все же лучше читать, хотя бы для начала. А уже потом смотреть или слушать. И уж ни в коем случае не стоит всецело полагаться на сценаристов и кинорежиссеров, которые в погоне за всякими модными спецэффектами или просто за коммерческим успехом, могут так перекроить оригинал, что порой от него остается лишь одно название. Но это точно не про Хичкока!

Несмотря на некоторые творческие разногласия с писательницей, Хичкок спустя почти четверть века после шумного успеха «Ребекки» снова обращается к произведению дю Морье. Для своей очередной постановки он выбирает сравнительно короткий рассказ под названием «Птицы». Фильм с аналогичным названием выходит в прокат в 1963 году и по праву считается одной из вершин в творчестве прославленного кинорежиссера. Увенчанный множеством международных наград и престижных премий, кинофильм «Птицы» и сегодня смотрится буквально на одном дыхании. Рискну высказать свое субъективное мнение, ибо мне кажется, что Хичкок не просто внес очередную лепту в популяризацию творчества своей соотечественницы. Он в буквальном смысле этого слова обессмертил не очень примечательный, с моей точки зрения, рассказ писательницы, который без этого киношедевра наверняка остался бы в тени и, скорее всего, затерялся бы среди других романов и рассказов Дафны дю Морье, составляющих ее довольно обширное литературное наследие. Словом, англо-американский кинематограф — уже в который раз! — поспособствовал увековечиванию славы англоязычной литературы. Вот бы и отечественным кинематографистам поучиться у наших «западных партнеров», как принято ныне выражаться, и перенять сей, вне всякого сомнения, весьма положительный опыт популяризации хороших писателей и хороших книг. Вместо того чтобы высасывать из пальца довольно средние сценарии, страшно далекие и от жизни, и от искусства. Но это так, к слову! Скорее в назидание тем, кто очень уж любит заниматься самовыражением на экране, забывая о том, что главный ценитель кинематографических экзерсисов — это, как ни верти, а зритель. Ему и решать, хорошее ли получилось кино, в итоге, или так себе, очередная безделушка самовлюбленного гения.

Но вернемся к нашей героине. Итак, Дафна дю Морье родилась 13 мая 1907 года в Лондоне. Двойная неудача, с точки зрения тех, кто верит в приметы. Во-первых, месяц май: всю жизнь маяться, как говорят про таких в народе, а во-вторых, тринадцатое число, тоже издавна отпугивающее слабонервных своей предопределенностью ко всякого рода несчастьям. Но как справедливо заметил один мудрый оптинский старец: «А ты не верь, так и не сбудется!» Судя по всему, именно таким здравым смыслом и руководствовалась леди Дафна Браунинг (в замужестве) всю свою долгую (81 год) жизнь. И вопреки всем мрачным прогнозам, жизнь ее сложилась вполне удачно, безо всяких видимых потрясений и бед.

Девочка родилась в известной актерской семье: ее родителями были успешные театральные актеры Джеральд дю Морье и Мюриэль Бомонт. Дед Дафны по линии отца был не менее известным писателем и прославленным карикатуристом, сотрудничавшим со всеми ведущими британскими изданиями тех лет. К слову говоря, несколько непривычная английскому уху фамилия дю Морье косвенно указывает на французские корни в родословной семейства. И действительно, в годы террора, развязанного якобинцами вскоре после начала Великой Французской революции, предки английских дю Морье бежали из Франции в Англию, спасая свои жизни и жизни своих детей. Да так и осели на новой родине навсегда.

Между прочим, Альфред Хичкок был хорошо знаком и даже состоял в приятельских отношениях с отцом Дафны, что не помешало ему, в силу собственной зловредности, что ли, довольно издевательски подшутить однажды над Джеральдом дю Морье (впрочем, великий кинорежиссер вообще славился своими каверзными розыгрышами). Так вот, Хичкок пригласил приятеля к себе в гости на маскарад. Хотя всем остальным гостям были разосланы приглашения на официальный ужин. Можно только представить себе, сколько шуток и острот излилось на голову бедняги дю Морье, явившегося на маскарад в костюме турецкого султана и вынужденного весь вечер торчать огородным пугалом среди джентльменов в строгих смокингах и дам в роскошных вечерних туалетах. Как тут не вспомнить забавную сценку из французской кинокомедии «Фантомас против Скотленд-Ярда». Помните, как недотепа инспектор Жюв вместе со своим помощником появляются на балу в высокогорном замке пригласившего их аристократа в национальных шотландских килтах? То-то была умора для всех остальных!

У Джеральда и Мюриэль было три дочери: старшая, Анжела, тоже впоследствии ставшая писательницей, средняя Дафна и младшая Жанна, избравшая себе стезю художника-живописца. Воспитанием и образованием девочек, как и положено в состоятельном респектабельном семействе, занимались гувернантки и приходящие наставники. И последний штрих, придающий особый блеск юной дебютантке в свете и позволяющий ей рассчитывать на приличную партию в обозримом будущем, это, конечно, закрытый пансион во Франции, где молоденьких барышень обучали всякой всячине, которая может понадобиться даме из высшего общества в ее дальнейшей жизни. Это и основы домоводства, и умение одеваться, и правила строжайшего этикета, позволяющие держаться одинаково ровно и с королями, и с простолюдинами, — помните знаменитые строки Киплинга из его стихотворения «Если» на сей счет?

If you can talk with crowds and keep your virtue,

Or walk with Kings — nor lose the common touch…

Что в подстрочном переводе на русский язык звучит так:

«Если ты умеешь разговаривать с толпой, не теряя при этом собственного достоинства, а, общаясь с королями, остаешься самим собой…»

Вот этой сложной науке и учили во Франции. Как правило, руководительницами и владелицами подобных пансионов, обучение в которых не длилось больше года, выступали обедневшие французские аристократки, знавшие толк в хороших манерах, да и не только в них. В конце девятнадцатого — в первой половине двадцатого века французские пансионы были необыкновенно популярны у англичан и, в еще большей степени, у богатых американских нуворишей, которые выправляли своих юных чад в Европу пачками, и не столько за знаниями, сколько за реальным шансом приобщиться к высшему обществу Старого Света, а если повезет, то и породниться с его представителями из числа титулованной знати.

В начале 1925 года в один из таких закрытых пансионов, расположенный в небольшом городке Компосен, что неподалеку от Парижа, отправляется и юная Дафна дю Морье. Надо сказать, муштровали будущих аристократок по полной, словно новобранцев регулярной армии. Условия проживания драконовские: нет горячей воды, в дортуарах царит зверский холод, ибо все помещения, как правило, не отапливаются. Что и понятно: ведь всем же француженкам с детских лет известно, что холод — это лучший консервант красоты и вечной молодости. В остальном же все как положено: музеи, экскурсии, лекции по этикету, практические занятия с посещением всяких суаре и званых обедов (в пределах разумного, конечно), занятия верховой ездой, уроки танцев, музицирование и прочее.

Но вот вожделенный сертификат о прохождении курса наук в пансионе, этакий своеобразный пропуск в мир леди, получен. Good-bye, Франция, прощай! Хотя бы на некоторое время… Впоследствии, ностальгируя о замечательных временах ранней юности, сама Дафна напишет в одном из своих романов так: «Частичка нашей души, частичка прежней жизни остается там, где мы были и куда уже никогда не вернемся».

А пока же Дафна возвращается на родину и впервые серьезно и обстоятельно задумывается о собственном будущем. Решение заняться литературным творчеством было продиктовано, не в последнюю очередь, желанием стать независимой во всех отношениях, в том числе и финансово. Как позднее напишет дю Морье в своей «Автобиографии», этот вопрос стал для нее краеугольным. «Я должна зарабатывать деньги и быть независимой», вот лейтмотив всех ее тогдашних размышлений. И тому было множество причин, и явных, и неявных, в том числе и весьма натянутые отношения с родителями, особенно с матерью.

Уже увидел свет первый сборник рассказов восемнадцатилетней писательницы под названием «Жаждущие» (в него включено пятнадцать рассказов). Увы! Столь вожделенной финансовой независимости он не приносит. Значит, надо работать дальше, решает юная упрямица. Работать больше, не щадя себя и не покладая рук. Ведь как справедливо напишет Дафна дю Морье много позже, «Будущее начинается сегодня. Это дар, который вручают нам каждое утро».

Между тем в 1926 году в жизни Дафны происходит событие, которое с полным основанием можно назвать судьбоносным. Летом семейство дю Морье в полном составе отбывает на юг Великобритании, в прибрежный городок Фоуи, что в графстве Корнуолл, на летние вакации. И Дафна, которая до этого еще ни разу не бывала в этих местах, с первой же минуты влюбляется в красоты дикой природы Корнуолла. Отныне и навсегда Корнуолл становится непременным фоном и местом описываемых событий во всех ее литературных произведениях, ее отдушиной, ее творческой лабораторией, ее последним пристанищем и местом упокоения, в конце концов. Как она сама написала все в той же «Автобиографии», «Здесь была та свобода, о которой я мечтала, о которой думала, и которой еще не знала… Свобода писать, гулять, лазать по холмам, кататься на лодке, быть одной…»

Много позже, уже после смерти мужа, Дафна, уже увенчанная Орденом Британской империи за ее особый вклад в развитие изящной словесности Великобритании, уже произведенная в ранг «дамы — командор» (1969 год), приобретает себе имение в городке Килмарт и перебирается туда на постоянное место жительства. В этом особняке она встретит свой смертный час, завещав детям развеять прах матери над горами и долами столь горячо ею любимого Корнуолла. А пока…

В 1931 году в свет выходит новый роман Дафны дю Морье под названием «Дух любви». Именно он принес молодой писательнице то, чего она так жаждала и к чему так стремилась: финансовую независимость. Гонорар оказался столь впечатляющим, что отныне Дафна уже могла самостоятельно распоряжаться собственной жизнью и строить ее так, как ей того хотелось. Однако не только деньгами запомнился этот роман и ей самой, и ее будущим биографам. Так уж случилось, что «Дух любви» в прямом смысле этого слова снизошел и на саму молодую женщину, и не просто снизошел, но и кардинально перекроил всю ее дальнейшую личную жизнь. А случилось все так. Сэр Фредерик Браунинг, на тот момент пребывавший в чине майора гренадерского гвардейского полка королевской армии Его Величества, прочитав роман, настолько впечатлился описанием красочных пейзажей любимого им Корнуолла и пришел в такой восторг от мастерства, с которым неизвестная ему писательница запечатлела все эти красоты на бумаге, что решил лично познакомиться с автором. Знакомство состоялось в том самом курортном городке Фоуи, с которого в свое время начиналось и постижение Корнуолла самой Дафной дю Морье.

А уже спустя год после первой встречи, в июне 1932 года, лорд Браунинг повел Дафну к венцу. Вот такой вот дух любви… Впрочем, не нам судить о том, действительно ли этот брачный союз был продуктом некой страстной и неземной любви. Помнится, в своем самом знаменитом романе «Ребекка» дю Морье обронила: «Лихорадке первой любви не суждено повториться дважды». Пережила ли она сама любовную лихорадку, стоя рядом с тридцатипятилетним майором (муж был на десять лет старше своей жены) у алтаря, сказать трудно. Сама Дафна, как и положено истинной леди, к тому же, получившей рафинированное светское воспитание в закрытом французском пансионе, никогда не распространялась на тему о своих чувствах и прочее. Недаром ей же принадлежит вот такой весьма остроумный афоризм: «Если бы женщин убивали за их язык, то все мужчины стали бы убийцами». То есть держать собственный язык за зубами леди Браунинг умела как никто. Что, кстати, впоследствии создало весьма плодородную почву для всяческих пересудов, кривотолков и сплетен, опровергать которые пришлось уже детям усопших супругов.

Но сплетни сплетнями, а семейная жизнь Браунингов была закрытой темой для широкой публики. Достоверно известно лишь то, что супруги в мире и согласии прожили тридцать три года вплоть до смерти сэра Браунинга, последовавшей в 1965 году, что у них было трое детей (две дочери и сын, пребывающие в полном здравии и поныне), что сэр Браунинг сделал прекрасную военную карьеру, дослужившись до чина генерал-лейтенанта, что долгие годы, он, как истинный роялист и преданный престолу подданный Их Величеств, нес свою службу непосредственно в Букингемском дворце, являясь ревизором и личным казначеем королевской семьи.

Согласитесь, возможность дефилировать вместе с мужем по анфиладам парадных зал королевской резиденции на всевозможных приемах, балах, раутах и просто сугубо семейных праздниках монаршей четы — это ли не вершина светского успеха для бывшей выпускницы французского пансиона, о которой могут мечтать лишь единицы.

Впрочем, зная нелюбовь Дафны дю Морье ко всякого рода публичности, ее категорическое нежелание становиться объектом светских хроник и фигурой, интересующей всяких папарацци (видно, сказалось то обстоятельство, что, родившись в семье актеров, будущая леди Браунинг с лихвой нахлебалась этого гламура еще в родительском доме), зная ее тягу к уединенной жизни в любимом ею Корнуолле, так вот, зная все это, понимаешь, что светские обязанности скорее тяготили писательницу, чем доставляли ей удовольствие или тешили ее самолюбие.

«Люблю тишину после ухода гостей. Стулья сдвинуты, подушки разбросаны, — все говорит о том, что люди хорошо провели время. Но возвращаешься в опустевшую комнату, и всегда приятно, что все кончилось, что можно расслабиться и сказать: вот мы и снова одни».

Что ж, самое время поговорить о «Ребекке», в том числе и под углом зрения супружеских отношений в семействе Браунингов, причем опираясь не на всякого рода домыслы и слухи, а исключительно на творчество самой писательницы, в том числе и на этот самый знаменитый роман в ее литературном наследии. В котором она, на мой взгляд, очень талантливо препарировала многие факты из собственной биографии. Недаром же писала: «Чтобы что-то тебя затронуло по-настоящему, нужно самому это пережить». Итак, пережила, а потом описала, обойдясь при этом и без «пошлых истин», и без «возвышающего обмана», если вспомнить к месту классика. Наверное, именно так и появляются на свет шедевры…

Но начну я свой разговор о «Ребекке» несколько издалека. Если вы, глубокоуважаемый читатель, думаете, что самая знаменитая литературная фраза на английском языке, которую у нас знают даже те, кто вовсе не знаком с английским языком, так вот, если вы полагаете, что это — пресловутое шекспировское «To be or not to be?», то вы очень даже сильно заблуждаетесь. Ибо любой англоговорящий немедленно скажет вам, что не менее (а быть может, даже и более!) популярна на Туманном Альбионе еще одна литературная фраза. Пожалуй, по степени своей известности она вполне может соперничать со знаменитым началом «Анны Карениной»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга…» И вот она, эта фраза, на языке оригинала.

«Last night I dreamt I went to Manderley again».

И перевод:

«Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли».

Именно так начинается роман «Ребекка», увидевший свет в далеком 1938 году. Поначалу ничто не предвещало появление шедевра. Никто и подумать не мог, что спустя каких-то полвека с небольшим этот роман удостоят престижной премии Энтони (2000 год) и признают — повторюсь еще раз! — лучшим английским романом ХХ столетия. Напротив! Критика встретила новое творение Дафны дю Морье более чем прохладно. Один из литературных обозревателей того времени так и написал на страницах «Таймс»: «…Would be here today, gone tomorrow». Что в переводе на русский язык звучит так: «Однодневка, про которую завтра никто не вспомнит». Но неделя сменялась очередной неделей, на смену осени приходила зима, потом весна и снова лето, а тиражи романа лишь росли, и издатели все никак не могли насытить рынок и удовлетворить читательский спрос.

Подсчитано, что с 1938-го по 1965 год только на английском языке роман «Ребекка» был издан общим тиражом 2 829 313 экземпляров. И это не считая переводов на другие языки, которые создали Дафнии дю Морье буквально мировую славу. Чему, конечно, в немалой степени поспособствовал и одноименный фильм Хичкока, вышедший на экраны двумя годами позже. Правды ради стоит все же сказать, что Хичкок существенно изменил некоторые сюжетные линии романа, и не столько в силу собственных прихотей, сколько подчиняясь негласным, но очень жестким требованиям Голливуда. Согласно одному из них, на экране нельзя было показывать героя, совершившего преступление и избегнувшего наказания, то есть правосудие обязано было свершиться в любой форме, но обязательно на экране. Чтобы как-то разрулить ситуацию и при этом сохранить ореол романтичности вокруг главного героя, Хичкок в своей ленте делает Ребекку жертвой простого несчастного случая, то есть Максимилан де Винтер оказывается непричастным к гибели своей жены.

Однако все эти мелкие подробности действительно очень мелки в сопоставлении с поистине триумфальным шествием нового романа Дафны дю Морье по всем странам и континентам. И это вопреки — повторюсь! — более чем прохладному отношению и к роману, и к самой писательнице со стороны критики. Впрочем, если честно, то критика вообще никогда не жаловала писательницу, и она редко удостаивалась похвал при жизни. Поначалу, то есть на начальном этапе ее творчества, Дафну дю Морье вообще никак не выделяли из огромной массы женщин-писательниц, строчащих свои опусы для еще более огромной массы женщин-читательниц. А таких писательниц в Англии, как в том еврейском анекдоте, «у меня их было», что говорится, пруд пруди. Но разве могут все эти литературные поденщицы, в поте лица своего зарабатывающие гонорары и ублажающие своими банальными любовными историями всяких там продавщиц, медсестер, стенографисток, секретарш и прочее, сравниться, скажем, с Гертрудой Стайн или с рафинированной Вирджинией Вулф? Нет, конечно! Куда им, бедолагам! А посему и отношение к подобной пишущей публике было соответствующим: высокомерное, надменно-ироничное и даже откровенно насмешливое.

Однако со временем, когда стало понятно, что Дафна дю Морье выделяется и сама по себе, без всякой там посторонней помощи, критики принялись судить и рядить, как именно квалифицировать опусы успешной авторессы. Что это? Детективные романы? Вроде нет, если рассматривать их как детективы в чистом виде. Что впоследствии, однако, не помешало включить ту же «Ребекку» в «100 самых лучших детективных романов ХХ столетия», по версии Независимой британской ассоциации торговцев детективной литературы. Но продолжим наши гадания.

Любовные романы? Тоже не совсем то, хотя любви в произведениях дю Морье предостаточно. Психологические триллеры? Немного не дотягивают до «ужастиков» Хичкока, хотя пресловутого саспенса в них с лихвой. Издатели тоже терялись в догадках, что и как писать в синопсисах и на обложках издаваемых книг в качестве своеобразной рекламы очередного творения писательницы. Одно дело — нарисовать на обложке алое сердечко, а внутри сделать какую-нибудь кокетливую надпись типа: «Литература для милых дам» или «Стрела Купидона». Или что-нибудь еще в этом же роде…

И уже совсем другое — поместить в синопсисе заумную фразу о том, что истинным намерением писательницы стало «…the exploration of the relationship between a man who is powerful and a woman who is not.» Эту витиеватую фразу я выудила из одной современной английской монографии, посвященной творчеству Дафны дю Морье. И вот вам перевод ее на русский язык, мой собственный, разумеется. «…Исследование взаимоотношений мужчины, наделенного властью, и женщины, у которой такой власти нет». Вот и попробуй разберись рядовому читателю (или читательнице) во всех этих высоколобых исследованиях! Кстати, именно неточная классификация (ну, или если хотите, интерпретация) произведений дю Морье стали причиной довольно умеренного читательского энтузиазма и со стороны уже русскоязычного потребителя литературы (первые переводы на русский язык произведений Дафны дю Морье появились в 1989 году). Сама, своими глазами, видела, как в девяностые годы на прилавках книжных лотков валялись многократно уцененные русскоязычные версии романов «Ребекка» и «Моя кузина Рейчел».

Итак, с одной стороны, полное непонимание критикой истинных замыслов писательницы (в данном случае я имею в виду «Ребекку»), а с другой стороны, случились в ее творческой судьбе и более неприятные вещи, чем отсутствие симпатий со стороны критиков и литературных обозревателей. Так, вскоре после публикации романа на голову Дафны дю Морье посыпались прямые обвинения в плагиате со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Конечно, сюжет романа «Ребекка» не блещет новизной. История молоденькой девушки, выходящей замуж по большой любви за человека много старше ее, за мужчину, уже умудренного опытом, а главное — за мужчину с богатым личным прошлым, в котором наверняка присутствовали и другие женщины (много женщин!), так вот, сама эта история стара как мир. Впрочем, как стары и затасканы все литературные сюжеты на свете. Их-то и существует не более десятка (имея в виду оригинальные), а во всем же остальном… Надо отдать должное изобретательности тех, кто занят литературным творчеством. Ведь уже на протяжении более двух с половиной тысяч лет авторы умудряются расцвечивать банальные ходы и повороты «сюжетной десятки» собственными красками и фантазиями, каждый — в меру своего таланта и вдохновения.

Вот и тема коллизии героини с прошлым мужа, а порой и с призраком другой женщины в этой прошлой жизни… писана-переписана она сотни раз. Достаточно вспомнить знаменитый роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». Попутно отмечу, что все три сестры Бронте числились в списке любимых авторов и учителей Дафны дю Морье наряду с Вальтером Скоттом, Теккереем и Оскаром Уайльдом. Однако писательнице был предъявлен счет отнюдь не за перелицовку старых классических романов. Ее обвинили в том, что она украла сюжет романа у своей современницы. Речь идет о романе «Наследница» бразильской писательницы Каролины Набуко, который незадолго до выхода в свет «Ребекки» был переведен на английский язык и издан в Англии.

Надо отдать должное издателям Дафны дю Морье. Они сражались как львы, защищая честь и достоинство автора, а заодно и свои немалые прибыли. Сражались и доказали! Да, говорили они, некоторое сходство сюжетных линий просматривается. Ну так и что? Зато интерпретация событий совершенно разная! И изюминка своя есть… Ведь за весь роман имя главной героини так и не произносится, оно остается неизвестным. Да и другие находки имеются в арсенале средств и приемов в сопоставлении с этой самой Набуко. Так ли это, не нам судить. Вряд ли роман «Наследница» переведут когда-нибудь на русский язык. Ведь скандал давно отшумел, и судебные страсти улеглись. А поскольку читатель (то есть все мы с вами) в своем подавляющем большинстве не владеет португальским языком, то и читать бразильский роман на языке оригинала нам тоже вряд ли суждено. Вот и приходится верить на слово тем, кто сумел доказать непричастность Дафны дю Морье к плагиату, вольному или невольному.

Лично я верю! Верю и все тут! Как в той песне, верила, верила, верила я… А если серьезно, то крохи кое-какой информации, проливающей свет на истинное происхождение замысла романа «Ребекка», я почерпнула в свое время из чтения «Автобиографии» писательницы. Именно из нее я узнала, что Томми (так звала своего мужа Дафна дю Морье в кругу семьи) был до женитьбы на Дафне помолвлен с другой женщиной — темноволосой светской красавицей Джейн Риккардо. По каким причинам помолвка была расторгнута, а свадьба не состоялась, нигде не упоминается напрямую. Но ясно одно: незримое присутствие той второй, несостоявшейся жены своего мужа изрядно отравляло семейную жизнь самой писательнице. Не перечувствовала бы на собственной шкуре, не смогла бы влезть и в чужую. Ведь нельзя не восхищаться тем, как психологически достоверно, с каким проникновением и пониманием описаны тончайшие переливы чувств, переживания и страдания главной героини романа, мучающейся от сознания того, что она не любима.

 Недаром в современной психологии даже появился специальный термин на эту тему. Он так и называется: «синдром Ребекки». Думается мне, что именно этим злосчастным синдромом в полной мере переболела бедняжка принцесса Диана (мир праху ее!), которая, выйдя замуж по большой, почти что сказочной, любви, очень скоро обнаружила, что сказка закончилась вместе со свадебным маршем. Началась обычная семейная жизнь с обычным мужем. А у наследного принца, как выяснилось, была на стороне совсем даже другая любовь. И эта любовь продолжала быть на протяжении всего супружества несчастной Дианы, изрядно отравляя жизнь обоим супругам. Вот такая вот мистика творилась и продолжает твориться на этом Туманном Альбионе. Кстати, английское слово mist означает «туман». А потому, если снова вернуться к роману «Ребекка», то скажу так: не нужно было Дафне дю Морье заниматься никаким плагиаторством. Собственного опыта, вполне возможно, горького опыта, ей хватило с лихвой.

Что ж, пожалуй, самое время добавить в наш разговор еще немного туманной английской мистики, опираясь уже исключительно на собственный переводческий опыт. На моем счету числится перевод всего лишь одного-единственного романа Дафны дю Морье под названием «Генерал Его Величества». Правда, доказать мне свое авторство, даже при желании, будет весьма непросто. Дело в том, что перевод был отпечатан на пишущей машинке в одном экземпляре (всегда терпеть не могла возиться с копирками и двойными закладками!), а в положенный срок этот экземпляр уплыл к покупателю и растворился вместе с ним на необъятных просторах бывшего Советского Союза. Случилось сие нетривиальное для меня событие в самом начале девяностых, когда большинство трудящихся, оставшись без работы, и мечтать не смело о собственном компьютере и прочих умных штуковинах, позволяющих сохранить для потомков плоды своей интеллектуальной деятельности. Хотя, если честно, то все подробности, связанные с работой над романом, уже давным-давно выветрились бы из моей памяти — мало ли я настрочила переводов за прошедшие годы — если бы не одна-единственная подробность, цепко врезавшаяся в память и оставшаяся сидеть в ней занозой, судя по всему, до конца моих дней.

Итак, если коротко, то, оставшись без работы, я стала, что говорится, побираться Христа ради, по всяким частным издательствам, предлагая им свой незамысловатый товар: переводы романов, написанных женщинами. В том числе и роман любимой мною дю Морье, книгу которой на языке оригинала я приобрела много-много лет тому назад в одном симпатичном букинистическом магазине, который размещался на респектабельной московской улице, именуемой в те далекие годы улицей Качалова. Книга мне очень понравилась, вот я и решила сделать перевод, чтобы заработать хоть немного денег на жизнь. Сделала, а потом принялась уговаривать местных издателей выпустить в свет русскоязычную версию увлекательнейшего исторического романа Дафны дю Морье. Но книгоиздатель наш отечественный весь как на подбор оказался на редкость несговорчивым. В каждом первом издательстве мне заявляли, что они знать не знают никакой Дафны дю Морье, а потому не станут рисковать своим собственным рублем ради какого-то сомнительного исторического чтива, а в каждом втором мне, напротив, тыкали в нос тот факт, что, дескать, знаем мы эту вашу дю Морье, намучились мы с ней в свое время, когда издали в конце девяностых, уже на излете советской власти, в одном из наших, тогда еще государственном, издательстве ее роман «Ребекка». Дескать, до сих пор тираж не распродан и осел мертвым грузом на складах. Словом, везде мне давали от ворот поворот.

Но в конце концов покупатель (откровенный перекупщик) нашелся. Ознакомившись с текстом перевода, он признал его годным к публикации, заплатил мне какую-то копейку, осчастливив на месяц-другой, да и был таков. Много позже, уже где-то в середине девяностых, став счастливым обладателем собственного ПК, я, ползая по всемирной паутине, узнала, что на просторах СНГ гуляет множество вариантов этого романа, причем под самыми разными названиями. Здесь и «Полководец короля», и «Генерал Его Величества», и просто «Генерал короля», и даже «Королевский генерал». Поди догадайся, какой из вариантов перевода выполнен именно мною. Да и зачем мне все это? Издали себе, ну и издали на здоровье! Как говорится в таких случаях, сочтемся славою. Не об этом же речь.

А речь о том, что уж очень мне хочется на старости лет запустить в обращение еще один термин, имеющий отношение к психологии. У меня даже название для него давно придумано. Красивое такое название! «Чужие сны». А вам, глубокоуважаемый читатель, тем, кто осилит сей очерк до конца, уже судить потом, правомочна ли такая моя заявка.

Но вначале пару слов о самом романе «Генерал Его Величества». Роман этот хоть слегка и подзатерялся в достаточно обширном литературном наследии Дафны дю Морье, но едва ли его можно назвать проходным в ее творчестве. Победную точку в рукописи, знаменующую завершение работы, писательница поставила в победном мае 1945 года, предпослав своему новому детищу вот такое любопытное посвящение: «Моему мужу, тоже генералу, но, надеюсь, обладающему большим благоразумием. 5 мая 1945 год». А годом позже роман выходит в свет, где его поджидают если и не шумная слава, то устойчивый интерес и неослабевающее внимание читателей. Как и большинство других произведений дю Морье, роман экранизировали, инсценировали, делали на его основе радиопостановки и прочее. Благо, литературный материал к этому очень располагает. История любви, несчастной любви, рыжеволосой красавицы Онор (кстати, «Онор» по-английски означает еще и «честь, достоинство») Гаррис и мужественного генерала Ричарда Гренвила дана на фоне драматичных революционных событий, охвативших Англию XVII века. Место действия, как всегда, Корнуолл, время действия — гражданская война, противостояние парламента, сплотившегося вокруг Кромвеля, и роялистов, то есть тех, кто остался верен присяге и королю.

Все эти сложные, противоречивые, кровавые события писательница рисует по-мужски твердой рукой, обходясь безо всяких сантиментов и слащавого мелодраматизма. И надо сказать, ее зарисовки бурного революционного времени воспринимаются почти как достоверные документы, сделанные рукой современника. Возможно, весь фокус в том, что роман написан от первого лица, что придает ему некоторое сходство с мемуарами. Не исключено также, что секрет такого воздействия на читателя кроется в том, что в основе произведения лежат реальные исторические события, которые по силе драматизма, по накалу чувств, по стремительной динамике развития ничуть не уступают никакому, даже самому талантливому, вымыслу. Как бы то ни было, а работая над переводом, я в полной мере прониклась настроениями той далекой эпохи, почти что пережив ее (или, по крайней мере, перечувствовав) на себе. С тех далеких пор я усвоила себе, можно сказать, вызубрила назубок, как «Отче наш», одну простую истину: все революции, даже самые великие и славные (имея в виду Glorious revolution — Славную революцию все в той же Англии, только полувеком позже), так вот, все революции, без исключения, — это всегда кровь и насилие, насилие и кровь, предательство и обман, обман и предательство, очень часто всеми всех и наоборот. А потому когда порой при мне начинают с умным видом рассуждать о кровавых преступлениях большевиков и иже с ними в событиях столетней давности, я всегда спрашиваю в таких случаях у своих оппонентов: а про Кромвеля вы слышали? Знаете, как беспощадно резали его люди тех, кто остался верен королю? Не знаете?! Ну, так и не беритесь судить историю с позиции кухонного интеллектуала. Настоящая история без прикрас, она всегда такая — грязная и кровавая. Кровавая, но великая… А уж история революций… Да что там рассуждать! Все уже давно сказано, и не нами, в известной классической формуле: верхи не могут, низы не хотят.

Прошло уже около тридцати лет с тех пор, как я зачехлила свою старенькую пишущую машинку, отложив в сторону переведенный роман. Но и сегодня многие его страницы я помню так, будто переводила их только вчера. Вот такова была магия этого удивительного текста. Особенно врезался в память один эпизод, казалось бы, и не связанный напрямую с развитием сюжета. И тем не менее… Хозяйка старинного замка и по совместительству главная героиня романа с помощью двух или трех верных слуг взбирается на своем инвалидном кресле на крепостную стену и начинает пристально разглядывать окрестности, с тревогой всматриваясь в даль. Вокруг, куда ни кинь взгляд, колышется спелая нива, сливающаяся своим золотым маревом у самой кромки горизонта с прозрачно-голубым небом. Но вот на этом лазурном небосводе появляется крохотное белое облачко, оно стремительно увеличивается в размерах и подступает все ближе и ближе. Уже отчетливо слышится топот копыт, и Онор Гаррис (так зовут главную героиню) понимает: к замку приближается конница Кромвеля. Не какой-то малочисленный отряд, случайно отбившийся от основных сил. Нет, на марше регулярная армия противника, и очень скоро она всей своей мощью обрушится на горстку беззащитных людей, уничтожит их, разорит замок, а потом сровняет его с землей. Ведь наверняка лазутчики уже донесли командованию, что в замке обитает не просто роялистка, но бывшая любовница самого генерала Ричарда Гренвила, самого непримиримого и упорного врага революции, не изменившего присяге и королю. Нет, эти люди не пощадят никого, лихорадочно размышляет Онор. Их не остановит даже то, что хозяйка замка — калека, давно прикованная к инвалидному креслу. Времени на размышления нет. Онор еще раз окидывает взглядом свое бравое войско — трое или пятеро слуг преклонного возраста, и решается на отчаянный шаг. Она приказывает слугам открыть ворота замка.

И вот когда этот эпизод был благополучно переведен, спустя пару-тройку дней мне приснился странный, удивительно яркий по количеству подробностей и красок сон. Он был настолько запоминающимся, что помню его и по сей день. И не столько сам сон, сколько все те эмоции, которые обуревали меня, спящую, и потом еще долго не отпускали от себя уже после того, как я проснулась.

Как это часто бывает в сновидениях, сознательное и бессознательное слились воедино, образовав некую фантасмагорическую явь, некую реальность, но только из другой жизни. Из чужой жизни…

Мне снилось, будто мы (именно «мы», то есть нас немного, но мы — это мы) лежим на каком-то пригорке среди редкого молодого сосонника. Квелые сосенки не дают никакой тени, под ними никак нельзя спрятаться от изнуряющей жары, и уж тем более, они не спасут от приближающихся танков противника. Я уже отчетливо слышу этот лязг гусениц, ветер доносит до меня обрывки немецких слов. Пехота, догадываюсь я и уныло смотрю на свое старое ружьишко (или автомат, если правильно?), понимая, что спасения нет. Сейчас они с ходу возьмут эту скромную высотку и покатят вниз, раздавят всех нас вместе и каждого по отдельности. Потому что бежать некуда и бежать поздно. И в эту самую минуту предчувствия своего страшного и неизбежного конца на меня вдруг наваливается такая тоска, такая смертельная тоска… Рискну пойти на святотатство. Потому что моя тоска во сне была сродни той, которая слышалась в голосе Иисуса Христа, когда Он громко возопил, вися на кресте. Помните? «Боже мой, Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Евангелие от Матфея, 27-46.)

Помнится, я проснулась в холодном поту и еще какое-то время, лежа в постели, перебирала в памяти все подробности увиденного сна. Даже не столько сами подробности, сколько то настроение, которым было пронизано это странное сновидение, не имевшее ничего общего ни с моей тогдашней жизнью, ни с теми мыслями, с которыми я отходила ко сну накануне. И тогда я поняла одну удивительную вещь, о которой, впрочем, до сего дня не делилась еще ни с кем. Я поняла, что увидела чужой сон! Да-да, не смейтесь, пожалуйста! Именно чужой. Просто из той таинственной ноосферы, которая, как известно, хранит в себе все, ко мне приплыл сон совсем другого человека… Мужчины… Или на тот момент еще совсем молодого парня. Возможно, где-то в самом начале войны, в июле-августе 1941 года этот наш красноармеец лежал на одном из таких лесистых пригорков, мучаясь от сознания собственного бессилия перед многократно превосходящей мощью врага и предчувствуя свою неминуемую гибель, такую несвоевременную, такую бессмысленную и жестокую. Но значит, он выжил, уцелел, коль скоро это его сон… Скажете, бред сивой кобылы? Может, и так! Но начитавшись в свое время Дафны дю Морье, я теперь знаю наверняка. Чужие сны — это совсем не выдумка. Они есть! Они точно есть! Не верите? А вы почитайте «Ребекку»! Вдруг и вам приснится что-нибудь этакое… А вы говорите: мистика!