Вы тут

Переписка Владимира Короткевича с Юрием Гальпериным


Эпистолярное наследие классика белорусской литературы Владимира Короткевича играет важную роль в изучении его жизни и творчества.


Сегодня, когда выходит его Собрание сочинений в 25 томах, составители прикладывают все усилия, чтобы наследие писателя было представлено максимально полно. Правда, когда речь идет о письмах, следует сделать оговорку, потому что не все из них сегодня подлежат публикации. Во-первых, остаются еще некоторые моменты, затронутые в них, которые кто-то не разрешает разглашать. Потребуется, возможно, еще не одно десятилетие, прежде чем все это станет доступно для читателя, исследователя. Во-вторых, многое из эпистолярного наследия писателя хранится в частных архивах и остается неизвестным.

Письма Владимира Короткевича войдут в восемнадцатый и девятнадцатый тома Собрания сочинений.

В названном издании готовятся письма, адресованные как известным белорусским деятелям, например, Якубу Коласу, Кондрату Крапиве, Максиму Танку, Ларисе Гениюш, Янке Брылю, Василю Быкову, Алесю Адамовичу, Владимиру Колеснику, Евдокии Лось, Зоське Верас, Михасю Забейде-Сумицкому и т. д., так и менее известным лицам, родным и близким, различным организациям.

В этой статье мы сосредоточим внимание на письмах В. Короткевича к Юрию Гальперину. В журнале «Нёман» (1991, № 7) публиковались некоторые из них. Публиковал их сам адресат.

Гальперин Юрий Константинович (1930—1994) — друг В. Короткевича. По образованию архитектор, инженер-строитель. В 1954 году он окончил строительный факультет БПИ. Долгое время жил на Урале, позже —— в городе Тула. Белорусом не был, но хорошо знал белорусский язык. С писателем его познакомил их общий друг Станислав Карпенко (1932—1992). На протяжении продолжительного периода В. Короткевич и Ю. Гальперин переписывались, зная друг друга заочно. Только спустя годы произошла их первая встреча.

Когда Ю. Гальперин публиковал отдельные письма В. Короткевича, он полагал, что нельзя предавать огласке некоторые затронутые в них деликатные моменты, связанные с обстоятельствами личной жизни. Сегодня, исходя из принципа составления Собрания сочинений, где должно быть максимально полно представлено наследие писателя, где недопустимы купюры, за исключением только тех, которые связаны с семейными тайнами, что могут определить его наследники, такие письма должны быть даны полностью, как в академическом издании.

Возможно, что какая-то часть написанного В. Короткевичем Ю. Гальперину не сохранилась. На сегодняшний день известно 88 писем, хранящихся в Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства (БДАМЛМ, ф. 56, воп. 2, спр. 11—15). Написаны они на русском (преимущественно) и белорусском языках. В некоторых русскоязычных письмах используются белорусские слова, выражения, фразы. Известно также одно письмо Ю. Гальперина, адресованное В. Короткевичу, напечатанное на машинке с рисунком автора (БДАМЛМ, ф. 56, воп. 2, спр. 16). Этот материал в свое время передала в архив-музей дочь Юрия Константиновича. Все они сейчас готовятся к изданию в восемнадцатом томе. Хронология этих посланий ограничивается 1954—1963 годами. Почему нет дальнейшей переписки и была ли она, какие были их отношения позже — ответа на этот вопрос пока нет.

Прежде всего мы должны обратить внимание на стиль, манеру написания многих писем В. Короткевича, адресованных близким друзьям. Дело в том, что когда Владимир Семенович писал тому, с кем не мог вольно и открыто говорить, шутить, применялся обычный официальный язык, иногда с осторожными шутливыми выражениями. В посланиях приятелям мы видим совсем другое. Такие письма пестрят обилием шуточных обращений в духе разных исторических эпох, некоторых выражений, свойственных, например, старобелорусскому, украинскому, латинскому и другим языкам.

В посланиях Ю. Гальперину встречаем, например, такие обращения, приветствия: «Дзень добры, паважаны сіньоре!», «Здравствуй и ты, о Каспашский лепоокий и светлоликий отрок!», «Здравствуйте, кавалер де Грие и его очаровательная Манон!», «Мілорд!», «Salve, caesar!», «Salve, puer!», «Мингер, экселентье!», «Здоров був, невероятный и богомерзкий!», «Нижайший салям!», «Свет ты наш батюшка князь Юрий, княж Константинов сын!», «Дорогой Юрась, сын Кастусев!»

Письма В. Короткевича нередко сопровождались рисунками, иногда шуточными (пародия, самоирония, шутка и т. д.). Где-то подобное использовалось ради зрительного толкования. Иногда В. Короткевич делал переход от автографа (подписи) к рисунку. Так, например, в одном случае изображение собаки внизу одного послания соединено с подписью. По плану Собрания сочинений такие художественные произведения должны быть показаны в специальном томе рисунков. Здесь же, в томах писем, планируется передача в тексте, как и полагается, факсимиле рисунков, особых, интересных подписей.

Отдельные письма В. Короткевича представляют особую ценность как единственный источник некоторых его стихотворных произведений. Так, например, в томах с поэтическим наследием классика, были использованы как документы письма, адресованные С. Карпенко, сопровождавшиеся стихами. Он сам когда-то показал Анатолю Верабью —— составителю первого тома Собрания сочиний в 8-ми томах (1987) — эти послания писателя. На момент написания статьи судьба писем к С. Карпенко остается неизвестной. Некоторые произведения В. Короткевича были обнаружены в письмах Ю. Гальперину. При анализе можно заметить, что иногда это — варианты известных по другим источникам стихов.

Оценки, которые давал иногда В. Короткевич некоторым историческим деятелям, могут вызывать у многих возмущение, а иногда и шок:

«Лекцыя пра Мусараніна [имеется в виду российский композитор Модест Мусоргский]. Гэта мой любімы. Акрамя яго як не дзіўна Бетховен і Чайкоўскі. Ну і каша! Скрабіна, Рахманінава і інш. не перанашу. Рыгаю, як пачую».

Например, для меня Сергей Рахманинов представляется одним из самых выдающихся композиторов всех времен и народов. Его музыка и фортепианное исполнение особенно потрясают. Поэтому приведенные здесь слова были прочитаны мной с грустью. С другой стороны, давать подобные оценки — право человека. О вкусах не спорят. Кроме того, речь идет в основном о личном воприятии произведений, а не об отрицании таланта. В данном случае такие письма помогают составить психологический портрет писателя. Говоря о ком-то из великих не очень лестно, он искренне высказывал свое мнение, иногда довольно грубо. Но это — Короткевич. И было бы в определенной степени преступлением скрывать от читателя такие оценки.

Вспомним, что, например, Л. Толстому были свойствены очень резкие суждения о чем-то общепризнанном. Так, он сравнивал музыку Л. Бетховена с песнями деревенских баб, плохо относился к творчеству великого В. Шекспира. Но, опять же, это тоже великий — Лев Толстой.

Владимир Семенович был человеком открытым, вспыльчивым, незлопамятным, добродушным, не терпящим какую-либо подлость, вместе с тем, любящим розыгрыши, очень эпатажным.

Читая его письма, можно удивиться охвату тематики, огромному количеству имен великих людей, названных в этих документах. Перед читателем возникает образ высокоэрудированной личности. За короткое время он прочитывал огромное количество литературы, высказывал свое впечатление в письмах, иногда что-то пррочитать советовал Ю. Гальперину.

Ярким примером его характера является фрагмент истории его отношений с вышеупомянутым Станиславом Карпенко, что прослеживается в письмах. Дело в том, что между ними произошла временная ссора. Потрясенный поступками Стася, как он его называл, В. Короткевич в обиде на друга излагает в ряде писем к Ю. Гальперину свое восприятие этого конфликта, но все же позже в послании от 15 марта 1957 года делает оговорку: «Со Стасем особенно не порывай, но всегда знай, что с ним можно, а чего нельзя. Он все-таки молодец, познакомил нас с тобою».

А 9 апреля 1959 года В. Короткевич, который находился в Москве и учился на Высших литературных курсах, уже сообщает: «В Москву приехал Стась Карпенко и был у меня. Выпили мы с ним бутылочку, закусили, вспомянули старину. Он, видимо, счастлив в жизни и вообще молодчага, не спит в шапку».

Позже — 24 апреля —— он ещё, словно забыв, вновь пишет: «Стась ко мне заезжал. Помирились, поговорили…»

В ранних письмах В. Короткевич затрагивает моменты, связанные со школой, воспитанием детей, поскольку сам некоторое время работал учителем. Он высказывает мнение по поводу того, какие изменения, по его мнению, следует внести в образование.

Из писем видно, какую особую роль отводил писатель киноискусству. Позже он сам принимал активное участие в нем и как сценарист, и даже как актер. В ряде посланий он обсуждает фильмы, снятые в 1950-е годы. Многие из них — на историческую тему. При этом писатель переживает, что белорусское кино в этом плане слишком отстает, не разработана в достаточной мере белорусская национальная тематика. Такую проблему он остро поднял и в одном из двух известных нам писем К. Атраховичу (Кондрату Крапиве).

Интересно, что в послании Ю. Гальперину от 18 мая 1955 года автор свидетельствует об этой короткой переписке со старшим писателем: «Ты знаешь, я отправил К. Крапиве письмо, в котором ругал консультанта «Вожыка» за неуважение к прошлому бел. л-ры. Крапива мне ответил таким разгромным письмом, что стало жутко. Нашел в моих стихах плохое знание норм литературного языка, скверное разрешение темы, затемняющее идею, сказал, что у меня все вертится вокруг чарки. Словом, все письмо было замаскированными словами: «вы самовлюбленная бездарность, не желающая слушать советов старших». Я знаю, что это так, я бездарность на самом деле, но как надоели эти «старшие», мнящие себя богами, откупщиками от литературы и еще бог знает кем. Я не говорю о больших талантах, вроде того же Крапивы, я говорю обо всех этих консультантах, воспитывающих из нашей литературной молодежи рабов перед авторитетом, холопов, готовых из уважения к брошенному невзначай мнению старшего отказаться от любого замысла, жидких хребтиной, гонорарщиков, пишущих в газетах виршики к знаменательным датам».

Вообще история, когда К. Крапива высказался очень резко о стихах молодого поэта, довольно известная. Об этом свидетельствует и Адам Мальдзис, зашифровав при этом имя К. Крапивы как К. (см.: Мальдзіс А. Жыцце і ўзнясенне Уладзіміра Караткевіча: Партрэт пісьменніка і чалавека. — Мінск, 1990. — с. 18). Написанное в этом письме — ценнейший документальный материал. Так мы прослеживаем переживания автора, близкие к депрессии, его временное проявление собственной недооценки, когда писатель под влиянием слов старшего писателя стал просто комплексовать. Что касается главного в характере этой недолгой переписки, на основании сказаного В. Короткевичем можно заключить, что оба автора были искренни, и хотя бы это следует оценить.

В. Короткевич переживал за судьбу архитектурных проектов, памятников зодчества и всего, что касалось культуры. Это был в чем-то романтик, небезразличный к окружающему человек. К сожалению, фортуна часто оказывалась не на его стороне и многое из того, за что он радел, потерпело фиаско. Так в этих письмах он хвалит задуманный Ю. Гальпериным план создания дворца, и, когда узнаёт от него, что архитектурный проект отклонён, осуждает такое решение и морально поддерживает друга. А в письме от 17 марта 1957 г. писатель высказывает восторг от ещё одного проекта Ю. Гальперина: «Идея твоего памятника великолепна. Если бы вдохновить на это кого-то из белорусских скульпторов (у меня есть немножко знакомый скульптор Селиханов, может когда приедешь, — поговорим с ним). Это было бы превосходно. И памятник был бы оригинален, в небывалом пока что для Минска духа. Только, на мой взгляд, эта фигура должна быть одной из многих, их доброго десятка фигур. Она — сверху, над всеми».

В письмах видно восприятие автором происходивших тогда в общественной жизни процессов, некоторых преобразований. Здесь можно встретить упоминания об известных политических деятелях.

Очень важным свидетельством политических взглядов В. Короткевича является, например, такой момент из письма Ю. Гальперину от 20 сентября 1956 года: «Насчет оценки Сталина ты неправ. Я его всегда не любил, а железная логика, если она сочетается с негодяйской душонкой, — тем худшая черта. Тысячи замученных, тысячи убитых, переселенные народы, уничтоженные культуры целых наций и у 190 милл. из 200 такое ощущение, будто им сели тяжелой задницей на лицо, и такая эта задница гладкая, что как ни кусай ее — не укусишь, все равно как собственную ладонь, когда натянешь на ней кожу».

Или вот ещё пример из послания от 8 июня 1958 г., где писатель высказывает довольно смелые мысли, за которые в то время последствия могли быть непредсказуемые: «ЦК — это ещё не народ (да простится мне такая еретическая мысль). А разве мало скверного творилось и творится именами богов. Народ наш хороший, вполне способный в лице мыслящей своей части, двигать историю. Но извини, я не отношу к числу мыслящих разных разжиревших «предвзятых ганибалов» районного и областного масштаба. А им то сейчас и лафа!»

Ряд писем открывает тайны для исследователей. Например, Денис Мартинович, используя послания В. Короткевича близким друзьям, в том числе Ю. Гальперину, выяснил то, что долгое время не было известно широкому кругу читателей. Так, например, подтвердилось, что многое из описанного в романе «Леаніды не вернуцца да Зямлі», что ранее считалось художественным вымыслом писателя, на самом деле происходило в реальности (см.: Марціновіч, А. Жанчыны ў жыцці Уладзіміра Караткевіча. Мінск, 2014).

Некоторые письма сохранились в не очень хорошем состоянии. Например, послание Ю. Гальперину от 18 мая 1955 года имеет повреждения: где-то оторвался кусок листа, где-то полностью или почти полностью стерлось написанное. В последнем случае пришлось по возможности восстанавливать текст исходя из логики, смысла и части слов. Вот как в текстологической реконструкции может выглядеть окончание письма: «Так трудно держать литературу, что встает, быть может, вопрос о самом ее существовании, если еще не о большем. <Ты меня> понимаешь. А они так возмутительно небрежны ко всем [ніжняя частка ліста паўсцёртая; напісана па-беларуску, падобна: «Бывай здаравенькі. Цалую…» далей — не чытаецца]. У. Караткевіч».

И действительно: в письме Ю. Гальперину от 10 марта 1955 года ближе к концу также читаем: «Ты мяне разумееш». В письме к нему же от 10 ноября 1960 года автор завершает послание так: «Бывай здаравенькі. Твой Уладзімір».

В заключение хочется отметить следующее, касающееся эпистолярия В. Короткевича: поскольку не все на сегодняшний день известные послания писателя могут быть включены в Собрание сочинений, в будущем возможно издание одной или нескольких книг писем. Это может осуществиться в качестве дополнительных томов или как отдельные выпуски в рамках публикаций материалов, посвященных классику белорусской литературы.

Геннадий КОЖЕМЯКИН

Выбар рэдакцыі

Культура

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Чым сёлета будзе здзіўляць наведвальнікаў «Славянскі базар у Віцебску»?

Канцэрт для дзяцей і моладзі, пластычны спектакль Ягора Дружыніна і «Рок-панарама».

Грамадства

Час клопату садаводаў: на якія сарты пладовых і ягадных культур варта звярнуць увагу?

Час клопату садаводаў: на якія сарты пладовых і ягадных культур варта звярнуць увагу?

Выбар саджанца для садавода — той момант, значнасць якога складана пераацаніць.

Культура

Вольга Здзярская: Для мяне мая прафесія — жыццё

Вольга Здзярская: Для мяне мая прафесія — жыццё

Актрыса НАДТ імя М. Горкага — пра шлях да сцэны і натхненне.

Грамадства

«Любоў — галоўнае, што бацькі павінны даць сваім дзецям»

«Любоў — галоўнае, што бацькі павінны даць сваім дзецям»

Тата і мама — два самыя важныя чалавекі ў жыцці кожнага дзіцяці.