Сны о чём-то большем...

Валерий Казаков из тех российских писателей, которые считают белорусскую литературу великой. Потому что на самом деле он — и её часть тоже. Дело не только в членстве в писательской организации. Как секретарь Союза писателей России он, в принципе, знает о том, как идёт литературный процесс в мире. Но как представитель писательского сообщества Беларуси (да, и здесь он для всех свой!) невероятно патриотичен: любит, потому что знает прошлое и настоящее, следит за литературным процессом. И не только — очень активно вёл работу национальной культурной автономии белорусов в России. Он вообще не равнодушен к тому, что происходит на его родине. И доказывает делами и словами (пишет в том числе на белорусском языке): она не малая...

Уровень первый: осознание

—  Вы один их тех, для кого существенно притяжение родной земли. Будучи гражданином России, много делаете для культуры Беларуси. Похоже, что для себя определили, что значит родина.

— Это понятие довольно сложное, насколько стабильное, настолько и неустойчивое: стабильность можно сломать. Родина — это что-то, за что можно отдать жизнь. Почему-то острее всего мы задумываемся о значении этого понятия в экстремальной или непростой ситуации. Я родился в Белоруссии, в 18 лет уехал и служил Советскому Союзу, потом 20 лет — Российской Федерации. И за эти годы пришёл к ощущению, что чувство родины закладывается не только на уровне генетики — оно закладывается с детства через менталитет и в восприятие окружающего мира. Если этот мир стал твоей частью, то другой мир не сможет его вытеснить совсем. Даже если ты потерял связь с родиной на уровне физического контакта, то астральные, духовные связи остаются. Мне часто снится один и тот же сон: деревня Заважанье в Витебской области, туман над маленькой речушкой. После этих снов я просыпаюсь энергетически полным, этого запаса мне хватает где-то на полгода.

Беларусь очень притягивает: здесь осталось сбалансированное понятие человека и социума, поэтому я всегда говорю, что это последняя криница Бога. Что-то с Беларусью случится — погибнет весь мир.

Я знаю многих в России, кто живёт с такими же ощущениями. К примеру, Олег Рудаков: для него нет вопроса, где его родина, он в Забайкалье гукает весну, совсем как в Беларуси.

— Вы ещё и помогаете культурно — родной Могилёвщине.

— Для меня было откровением, когда этот год в Беларуси стал Годом малой родины. До этого внимание уделялось серьёзным духовным и нравственным ценностям. И если руководство страны возводит малую родину — мой хутор, мою деревню — в ценность общегосударственного масштаба, это замечательно, значит, народ держится за свою родную землю, хочет сделать её лучше.

...У меня много идей по поводу проектов на малой родине. Мне случайно попалась одна книга конца ХVI — нач. ХVII века «Часослов», собрание молитв. Книга была издана в Могилёве. Пройти мимо неё и не купить я не мог. Она уже в Могилёвском музее.

Уровень второй: погружение

— Много ли в России таких раритетов, которые имеют отношение к белорусской истории и могли бы порадовать наших людей?

— Когда я стал заниматься этим вопросом, понял, что не очень хорошо он проработан на законодательном уровне. Есть временно перемещённые ценности. Есть понятие реституции. Но большинство наших ценностей не относится ни к первой категории, ни ко второй. Мы были единой страной, и тогда ценности перемещались в рамках одного государства. Например, в Питере есть опись библиотеки Радзивиллов. Через эту опись можно узнать, что в ней было и что искать. Чтобы её оцифровать, нужно провести колоссальную работу, а это услуга не дешёвая.

Но мы попытались вытащить Баркулабовскую летопись XVII века. До этого Баркулабовская летопись полностью не публиковалась, какую-то часть российские исследователи представили. Я был третьим или четвёртым исследователем за время советской власти, который её держал в руках. Музейные работники с удовольствием бы отдали её на временное хранение (на срок от 50 до 180 лет). Мы попробуем этот вопрос решить с помощью Союзного государства, с правовых позиций. Понятно, что раритет стоит сумасшедших денег, но это может быть временная экспозиция, форму сотрудничества ведь можно найти. Есть масса раритетов, которые имеют не единичный экземпляр, и если один из них буден передан (на временное хранение, например) в наш Национальный музей или библиотеку, это не противоречит ничьим интересам. В Калуге есть часть коллекции Немцевича, которая была вывезена накануне Первой мировой войны. Когда я пришёл к директору музея, он задал вопрос: «Почему к нам не обращаются белорусы?» На уровне музеев можно достичь каких-то договорённостей. Белорусским музеям и исследователям нужно быть немного активнее.

— Не было желания искать крест святой Ефросинии?

— У меня есть два рассказа: какую-то часть своего времени пытался этим заниматься... Я не знаю, где находится крест. И предполагаю, что он может не существовать вообще. Может, она сама забрала его... К себе. Как угодно, например, рукой неряшливого чекиста, который сказал: «Что это за деревяшка?». Потому что, когда он попал в Могилёв, уже был в таком состоянии, что трудно было к нему относиться как к реликвии. И когда его выставили в областном музее, люди стали молиться, стали происходить чудеса... Испугались: что-то непонятное творится — и спрятали в запасники. У нас не всегда относились к реликвиям должным образом, особенно к религиозным. Наше общество пережило очень страшную эпоху переоценки ценностей — в советское время, когда тот, «кто был никем, стал всем». Из России тоже фурами вывозили антиквариат. Мы до сих пор не знаем наш исторический тыл. И не совсем понимаем роль в этом тылу советской интеллигенции.

 Уровень третий: продвижение

— Писатели советского времени были интеллигенцией и элитой — их реально читали...

 — На сегодняшний день писателя и властелина душ заменяет телевизор. Поэтому профессия писателя становится менее востребованной. При том, что сейчас можно опубликоваться довольно просто, но это не значит, что ты станешь писателем.

У нас сейчас тоннами издаётся литература. Чтобы пробиться, настоящей литературе действительно нужен труд. Никакая серьёзная редакция раньше не пропустила бы то, что мы называем бульварной литературой, или женское чтиво. Но она есть и должна существовать. Знаю ваших писательниц, которые очень активно издаются в России. Пусть и это читают: на сегодняшний день мы должны говорить о том, чтобы человек не разучился складывать буквы. Но, может, вслед за ним в его роду кто-то начнёт читать Набокова, Быкова, Ждана...

— Готово ли российское общество открывать белорусскую литературу сегодня?

— Знаете, российский читатель никогда и не закрывал для себя белорусскую литературу. Она как жила, так и живёт, да чего там, белорусские писатели давно уже вошли в современную, русскую классику. Алесь Адамович, Василь Быков, Максим Танк... И этот перечень можно расширять, что в глубь веков, что к нашим дням.

Интересным прорывом для сегодняшнего русского читателя стал выход второй книжки «Роман-газеты» за этот год. Многие писатели, критики, просто знакомые звонили, восхищались. Приятно за земляков. Олег Ждан, Алёна Браво, Елена Попова, Алесь Бадак, Людмила Рублевская — все пятеро, словно плотно сжатый кулак, звучно ударили в российский литературный гонг. Европейского уровня проза! И этот почин, на мой взгляд, надо продолжить. Есть ещё один пласт белорусской словесности, фактически неизвестный не только русскому, но и широкому белорусскому читателю, — стихи и проза расстрелянных в сталинские годы писателей. Приведу один только пример: Тодор Кляшторный. А ведь он по силе звучания вровень с Павлом Васильевым, а может, и пронзительнее.

Интересно, что, пройдя через эту мельницу, люди остались преданы своей земле, профессии. Интеллигенция малой страны оказалась выносливая, сакрально ориентированная и патриотичная. Это и сейчас так. В Беларуси даже полные антиподы всё равно найдут общий язык и по отношению к своей стране думают одинаково.

Уровень четвёртый: служение

— Хотите ли Вы быть классиком? — Нет. Это не зависит от моего желания. Это зависит от того, насколько ты будешь востребован. Пока тебя читают — ты классик. Как только тебя навязывают, можно перестать быть классиком.

Я пишу какие-то вещи, которые не могу не писать. Приятно, когда спрашивают: где вторая часть «Чёрного кота»? Вот это интересно, а не то, сколько твоих книг будет пылиться на полке.

— Роль и место писателя сегодня? Есть ли разница в подходах к пониманию роли писателя в России и Беларуси?

— Вопрос до обидного простой и до безумия сложный. Увы, и в России, и в Беларуси профессия писателя не внесена в перечень рабочих профессий и за писательство не полагается трудовая пенсия. Обидно. Но, как человек живущий на две страны, а по факту, как мы все, гражданин Союзного государства, могу с уверенностью заявить: положение писателя в Беларуси существенно отличается в лучшую сторону. Государству такая категория творцов нужна, и оно их, в силу своих возможностей, поддерживает. За Смоленском это не так. До недавнего времени областные писательские организации выживали как кто сможет, а ведь от деградации писателя деградирует и литература. В феврале прошёл съезд Союза писателей России. Сменилось руководство, председателем избрали Николая Иванова. Не союз принял Николай Федорович, а унылую богадельню, но, думаю, он сдюжит, практически все готовы к работе, за исключением горстки «странных активистов». Ничего, прорвёмся, ведь мы всегда вместе с нашими белорусскими друзьями.

Возможно, в один из своих первых визитов новый председатель Союза писателей России посетит Беларусь, чтобы лучше понять писательское сообщество и литературную ситуацию.

Что можно отметить в Беларуси: здесь осталась система пропаганды литературы. А это даёт свои плюсы. Российские писатели задыхаются, у них нет выхода к читателю. Я всегда завидовал белорусским писателям: всё время в разъездах, встречах.

Уровень пятый: размышление

— Каково значение интеграционных процесов для писательского сообщества и литературных организаций наших стран?

— Писатель, с позволения сказать, тоже человек, и всякие процессы, идущие во благо людям, ему не чужды. Интеграция и писатель, да, мне кажется, что без коммуникаций и писателя толком не будет. Уже сама книга интегрирует и народы, и культуры, за то её, кстати, и ненавидят мракобесы. Возьмем, к примеру, известного и в Беларуси, и в России писателя Сергея Трахимёнка: он же челнок культуры! Голос его одинаково слышен и в Кричеве, и в Бийске, и в Ровно, и в Благовещенске. Или Юрия Полякова: его дома не застанешь, и читают его всюду. Так что сложно сказать, кто на кого влияет: писатель на интеграцию или она на него, — скорее всего, обоюдным будет процесс.

— Культурная составляющая Союзного государства: все ли понимают её необходимость и актуальность (разговоры идут в основном вокруг политики, но культура — один из её двигателей).

— Понимание необходимости культуры и её конкретизация в делах, порой, очень далеки друг от друга. Беда нашего времени — в остаточном финансировании культуры, этим грешат бюджеты и Беларуси, и России. Хотя культура, в отличие от экономики, выживает на самом солнцепёке реальности. В машиностроение не забрось вовремя денег — и всё: погасли мартены, сдулось производство, и покупай чужое. В культуре, по промыслу Создателя, всё устроено иначе. Талант — он и без финансов родится и разовьётся — главное, чтобы сохранилась Школа. А школа, творческая школа с большой буквы, в наших странах жива и даёт свои результаты, и результаты эти входят живым материалом в общую ткань этнокультурного пространства Союзного государства. Измерить же это пространство бюджетными, голыми цифрами весьма затруднительно, да и оно намного шире и глубже рамок Союзного договора. Хотя и сами цифры могут за себя постоять: до ста миллионов рублей в год траты союза, по обсуждаемому вопросу.

Искусство ведь дело тонкое: смотрим новый фильм, слушаем музыку, сопереживаем в театре, читаем увлекательную книгу, не жалеем ладошек на «Славянском базаре» и не задумываемся, а кто нам помог к такой красоте прикоснуться. Как правило, и в программках, и в титрах очень мелко напечатано, что всё это сотворено с помощью Союзного посткома. Как книжник, два слова скажу об издательских проектах, которые курирует сам Григорий Алексеевич Рапота. В прошлом году зашёл в Красноярске в лавку художников: в красном углу на мольберте, как на аналое, — большая книга Скорины в красном переплёте. Удивился и порадовался. Глянул выходные данные: издана Союзным государством. На юбилейной Минской книжной выставке событием стало издание трудов Симеона Полоцкого, одного из столпов нашей совместной словесности. А чего стоят альманахи молодых писателей и их переводы на русский. Перевод — это портал, как модно сегодня говорить, в иной и манящий мир неродного языка.

Я бы сказал, что сегодня Союз Беларуси и России существует как уникальное надгосударственное образование. Ценность его — и экономическая, и политическая, и социальная. И культурная. Главные итоги и ценности этого культурного образования мы, может, поймём через определённое количество лет. Мы достигли того уровня, что позволяет нам держаться в рамках цивилизованных отношений друг с другом.

Разговаривала Мария ОСИПЕНКО