Ольга Костель: «Когда не хватает слов, начинается танец…»

Она обладает манящей природной красотой, за которой скрывается характер удивительной силы. С детства именно танец делал её счастливой. Сейчас она дарит эту радость зрителям. Сегодня мы беседуем с балетмейстером-постановщиком Большого театра Беларуси Ольгой Костель.

— Танец в вашей жизни присутствует с детства? Или родители видели вас идущей по другой профессиональной стезе?

— Могу сказать, что танец с детства вызывал во мне радость. Еще большее счастье у меня вызывало понимание, что твой танец может приносить радость другим. Но вот когда я, немного повзрослев, заявила родителям, что хочу стать балериной, в восторге они не были. Оба хотели, чтобы я получила профессию, которая позволит твёрдо стоять на ногах. Потом были длинные разговоры с преподавателями и знакомыми. В итоге родители сдались, но при условии: если поймём, что не получается — сразу забираем документы.

— Вы окончили Минский хореографический колледж, работали в труппе балета Большого театра. А когда вы поняли, что хотите создавать спектакли, а не танцевать в них?

— Профессия артиста балета очень жестока. «Балет — это каторга в цветах», — говорила Раневская. Жестока она не только потому, что необходимо изнурять себя многочасовыми тренировками, отрабатывая филигранность каждого па, но и потому что ты являешься заложником своих физических данных от рождения. Сколько бы ты ни работал в зале, ноги длиннее не станут, а прыжок не будет выше, увы. Рада, что, будучи молодой, мне хватило мужества и профессионализма признаться себе в том, что для примы я не обладаю нужными данными, а довольствоваться меньшим не хотела.

Что касается постановок, то у меня был интерес к этому с самого начала. Не знаю почему, но я очень часто переделывала комбинации преподавателя по классике. Это не могло не раздражать моего первого педагога, поэтому я никогда не была в любимчиках.

А настоящим импульсом поменять профессию стало предложение немецкого хореографа, профессора Берлинской академии драматических искусств Дитмара Зайфферта. Он приехал в наш театр ставить «Тщетную предосторожность», обратил на меня внимание — и предложил поступить к нему на курс.

— Помните свою первую работу как постановщика? Как оценили бы её сейчас?

— Моей первой работой была миниатюра «Белый дом», где я экспериментировала с разными стилевыми направлениями в танце, смешала брейк-данс, сальсу и балет. Это была история одиноких молодых людей, праздно проводивших своё время, заблудившихся в интернет-пространстве, за которых все решения принимал искусственный интеллект. За эту работу я получила награду «Дебют» на международном фестивале в Витебске. Миниатюра с успехом шла в репертуаре учебного театра академии в Берлине.

«Белый дом» был поставлен в 2005-м, сейчас — 2020-й. Но и тогда, и теперь мне сложно быть довольной собой: я постоянно сомневаюсь. Бывают моменты, когда мне доставляет радость реакция зрителей, если они уходят домой растроганными. Но это кратковременное состояние радости. Я бы сказала, что это драгоценные блёстки моей профессии. Наступает следующий день — и опять начинаются блуждание, поиски, сомнения, недовольство собой. Всегда хочется больше, тоньше, пронзительнее, самобытнее…

— Каких принципов придерживаетесь, выстраивая работу с артистами?

— Наблюдая за людьми вокруг и за собой — как за постановщиком, так и за зрителем — поняла, что публика, идя в театр, хочет ощутить эмоциональный взрыв. Но одновременно не желает этого. Постараюсь объяснить.

Если зрителю заранее известно, что спектакль или фильм очень тяжёлый, требующий сильных эмоциональных переживаний, то, скорее всего, он не купит билет. Если же зритель знает, что спектакль или фильм прекрасны, то он обязательно купит билет, хотя, возможно, там будут те же сильные эмоциональные переживания, но после них, как правило, придут состояние счастья и очищения. Человек так устроен: он избегает сильных эмоциональных переживаний, но одновременно только они дают ему ощущение полноты жизни.

У артистов то же самое. На первых репетициях большинство избегает искренних, открытых реакций. Но постепенно, если ты даёшь им уверенность и понимание, что самое драгоценное — это их личное, образ героя приобретает живые, неповторимые черты. Трогает то, что является правдой, и наоборот, как бы изящно ни была придумана роль, она оставляет равнодушными зрителей, если в ней нет правды, если зритель не узнает в ней себя.

— Где черпаете вдохновение?

— Я вдохновляюсь поэзией и хорошей литературой. Очень люблю стихи Бориса Пастернака и Райнера Марии Рильке, не перестаю восхищаться гением Владимира Набокова. Ведь танец — это язык, а искусство хореографа — это умение рифмовать, сочетать движения. Я люблю путешествовать, наблюдение за природой даёт мне много идей. Вдохновение или озарение — это, с одной стороны, плод кропотливой и долгой работы, оно никогда не бывает на пустом месте, но с другой, чтобы его поймать, надо отвлечься, восхититься чем-то…

— Что для вас талант и гениальность? Это вещи одного порядка или разного?

— Сложно судить, но точно знаю, что хорошей проверкой служит время. От произведений Эсхила и Еврипида нас отделяют более 2-х тысяч лет, но, когда читаешь их пьесы, складывается ощущения, что эти произведения — о нас сегодняшних. Слушая произведения Моцарта, Чайковского или Баха, сложно остаться равнодушным. Вот, наверное, это и есть талант, гениальность.

— Можете ли вы назвать хореографов, работы которых вас потрясли однажды или восхищают теперь?

— Меня восхищают очень разные хореографы, каждый из них имеет свой неповторимый почерк. Это и Морис Бежар, и Уве Шольц, и Юрий Григорович, и Вим Вандекейбус, а фавориткой является Пина Бауш. Когда я смотрю её спектакли — забываю, какой сегодня день недели...

— Ваши постановки шли на сценах Великобритании, Германии, Болгарии, Польши, Финляндии, Швейцарии, России. Может быть, выделите для вас особенную работу?

— Самой запоминающейся стала моя первая самостоятельная работа — балет «Коппелия-2» в Софии в 2008 году. Помню, я так переживала на премьере, что ушла в парк и весь спектакль просидела на скамейке — ждала, пока за мной придут... Очень хорошо почувствовала тогда, какая это ответственность: забирать время у зрителя, думать, что тебе есть что сказать, более того — что это будет интересно публике. Спектакль шёл с успехом несколько сезонов. Но это волнение и ожидание на скамеечке в парке, это ощущение бессилья и одиночества я никогда не забуду.

— В этом сезоне ваш балет «Анна Каренина» стал украшением программы белорусского Большого. Почему решили обратиться именно к Толстому?

— Мечта создать балет «Анна Каренина» родилась в 2014 году, но интенсивно работать над материалом я начала в конце 2016-го, тогда же подала творческую заявку руководству театра. Изначально остановилась на трёх русских композиторах: Чайковском, Рахманинове и Скрябине. Но чем больше погружалась в материал, тем яснее понимала: для моей работы достаточно только Чайковского.

Сложно описать, какая она — моя Анна. Мне кажется, если хватает слов, чтоб описать героиню, то нечего тогда танцевать, ведь танец начинается там, где не хватает слов... Мне кажется, литература, как и любое другое искусство, — это не слова. Это то, что между слов. Каждая из трёх артисток (Ирина Еромкина, Людмила Уланцева, Александра Чижик) по-своему меня поняли и по-своему воплотили поставленную актерскую задачу. И каждая по-своему была хороша. Но, например, в сценах с ребёнком у меня фаворитка — Ирина Еромкина.

— Как относитесь к критике?

— Критика бывает разной. Хотя даже конструктивная критика меня ранит… Но это не означает, что я не прислушиваюсь. Просто когда ты создаешь полотно, то находишься в состоянии «без кожи». И любая критика лишает меня равновесия. На какое-то время. Но это и есть, наверное, своеобразное столкновение с жизнью: одни её проявления нарушают твою гармонию, другие позволяют тебе её обрести. В общем-то, это и есть танец… Это игра со своим равновесием...

— Недавно вы обронили, что в ваших планах есть идея поставить роман Достоевского. Можете уже приоткрыть завесу тайны?

— Очень надеюсь, что следующей постановкой на родной сцене будет балет «Идиот» по мотивам одноименного романа Федора Достоевского на музыку Густава Малера. Несколько недель назад я озвучила это творческое предложение художественному руководителю театра — Валентин Николаевич Елизарьев одобрил.

— Если говорить о танце, что для вас важно: сохранять традиции или выстраивать что-то новое? Предрекают, не за горами балет с участием андроидов. Готовы к таким экспериментам?

— Для меня важна правда. Когда образ создан так, что зритель видит в нём себя, начинается тот волшебный момент сопереживания. А каким языком это решено — мне не так важно. Может быть удивительно трогательной постановка, рассказанная классической лексикой, а может быть поставлен спектакль, где используются самые необычные движения, но почему-то после нескольких минут хочется домой...

Вы знаете, не думаю, что андроиды будут интересны зрителям. Человека интересует он сам. Сколько тысяч лет уже прошло — а он всё не устает искать ответы на поставленные им же вопросы. Кто я? Куда иду? Зачем? Что есть смысл жизни? Что такое смерть? Что такое любовь?

— Скажите, ваша природная красота вам часто помогает?

— Честно говоря, нет. Из-за моей внешности меня всегда воспринимали несерьёзно. Это если говорить о работе хореографа и постановщика. Раньше я очень огорчалась по этому поводу, сейчас это случается довольно редко.

— Вы не только работаете на несколько стран, но и живёте. Расскажите немного о своей семье.

— Сейчас я живу в своеобразном шпагате — между Люксембургом и Минском. С моим мужем мы познакомились в Берлине. Оба были студентами, но учились в разных вузах. Я хореограф, он — дипломат. Мой супруг старается не пропускать моих премьер, а если не удаётся быть на первых показах, смотрит спектакль в записи. Ну и, конечно, он — первый человек, которому я рассказываю свои идеи и замыслы и от которого я получаю критику, иногда и очень хлёсткую.

— Где всё-таки ваш дом?

— Хотелось бы ответить словами Милана Кундеры. «У деревьев дом там, где они получают достаточно тепла, солнечных лучей и влаги, а у людей дом там, где их любят...»

Елена Балабанович

Фото: Аника Неделько, Павел Сущёнок, Наталья Багрецова, Михаил Нестеров, архив Большого театра Беларуси​

Блиц

Принцип, которому стараетесь не изменять в жизни и в творчестве?

— Любознательность

Напиток?

— Хорошее вино.

Аромат?

— Запах розмарина и сандалового дерева

Книга, которую читаете сейчас?

— Их две: «Толстой и Достоевский. Противостояние» Джоржа Стайнера и «Л. Толстой и Достоевский» Дмитрия Мережковского.

Песня, которую напеваете дочери на ночь?

— Ева Софи лучше всего засыпает под белорусскую «Калыханку».

Музыка?

— Сейчас часто слушаю Густава Малера, Яна Сибелиуса. Выбор зависит от внутренней потребности. Если настроение плохое, ставлю Коула Портера или французских шансонье.

Животное?

— Лошади.

Недостаток, от которого хотели бы избавиться?

— Неуверенность в себе.

Качество, которым гордитесь?

— Любознательность, жажда узнать, что скрывается там, где, как уверены другие, ничего нет.

Чего никогда не простили бы человеку?

— Это зависит от того, кто этот человек. Любимому человеку простила бы всё.

Хореограф — мужская профессия?

— Думаю, профессии не имеют гендерных различий. Женщине сложнее самоутвердиться в любой профессии, прежде всего потому, что на её плечи возлагается вся тяжесть рождения и воспитания детей.

Информацию о наличии журнала «Алеся» в киосках и павильонах РУП «Белсоюзпечать» (БелДрук)  можно получить по телефону в городе:

Брест                                   + 375 162 219838

Витебск                               + 375 212 358437

Гомель                                + 375 232 558813

Гродно                                + 375 152 569508

Могилев                             + 375 222 734102

Минск и Минская обл.   + 375 173 272542