Самые большие патриоты в мире — птицы. Дело не только в том, что многие из них каждую весну возвращаются к тем гнездовьям, где родились. Большинство животных вообще неотделимы от их «вмещающих ландшафтов», хотя есть виды, живущие почти повсеместно, расселившиеся практически по всем материкам. И все же адаптационный механизм, привязанность к определенной локальной местности действует. И лишь птицы, кроме южной, как правило, родины, имеют внутри себя вторую родину, куда и летят весной уже на протяжении тысяч лет из теплых, благодатных стран. Нынешняя родина, память о которой так мощно закреплена генетически, неприветлива, холодна и вовсе не приспособлена для выращивания птенцов. Это Север, берега островов Северного Ледовитого океана. Но память о золотом веке существования своих прапредков настолько сильна, что вынуждает многие виды птиц преодолевать любые невзгоды, трудности пути и сложную жизнь в течение нескольких летних месяцев среди голых скал и снегов.
Первая книга замечательного мастера прозы Михаила Пришвина, написанная им после путешествия по Северу, называлась «В краю непуганых птиц». Птицы сегодня — самое многочисленное население Арктики. Всего на три месяца сюда прилетают: жаворонки рогатые, коньки, трясогузки, пуночки, чайки, гагары, кулики, утки, гуси, глупыши, кайры, носатые топорики и другие удивительные птицы, о которых большинству людей, возможно, и слышать не приходилось. Они поселяются на обрывистых берегах северных морей, образуя так называемые «птичьи базары». Шумное, неугомонное, крикливое торжище. О них мало пишут. Ученые не акцентируют внимание на загадочной приверженности многих пород к суровой земле, так как объяснить сей факт официозная наука не в состоянии.
Ежегодные перелеты птиц, как и многотрудные странствия угрей, в том числе в белорусские водоемы, — лучшее доказательство того, что когда-то Земля была иной, континенты и моря имели другие очертания. В частности, на макушке планеты существовал большой материк, названный античными греками Гипербореей, а в сказаниях славян фигурировавший как Арктида, или Ариана.
Миф о Гиперборее, давно, казалось, забытой, реанимировали российские ученые-романтики в 1990-х годах. Среди них — наиболее известен доктор философских наук Валерий Демин, недавно умерший.
В. Н. Демин, сумевший объединить вокруг себя энтузиастов-единомышленников, предпринял несколько достаточно успешных экспедиций на север России — в Карелию и на острова Белого и Баренцева морей. Ему удалось провести уникальные исследования, собрать удивительные артефакты, зафиксировать загадочные то ли искусственные, то ли природные объекты, что позволило ученому говорить о найденной Гиперборее.
Эта земля, известная в источниках со времен Античности, представлена и на древних, еще времен Александра Македонского, картах, сохранявшихся в Александрийской библиотеке, а после ее разгрома захватчиками-арабами — в тайных эзотерических обществах, в частности, у масонов. Древние прототипы послужили основой для самой известной карты лучшего картографа ХVI в. Герхарда Меркатора, не скрывавшего заимствований, — сейчас она широко, во многих современных изданиях публикуется и демонстрируется по телевидению. Именно на ней отображен неизвестный архипелаг там, где ныне Северный Полюс, при этом прекрасно узнаются и близлежащие территории — Скандинавия, полуостров Ямал, Гренландия.
На карту Меркатора и на некоторые другие, не верить которым нельзя, ссылается В. Демин в своих многочисленных научно-популярных книгах: «Тайны русского народа», «Тайны земли русской», «Тайны Севера», «Тайны Урала и Сибири» и др. Его доказательная база кроме найденных артефактов и сооружений довольно обширна: это и свидетельства истории (Екатерина II, по совету М. Ломоносова, дважды посылала адмирала Д. Чичагова искать Гиперборею), и мифология, фольклор, эпос северных народов.
Изыскания В. Демина и его последователей имеют не только академическое, сугубо научно-теоретическое, но и практическое значение. В 2013 году я писала:
«Интерес экспедиций В. Демина не столько научный (хотя и научный, конечно), сколько политический и экономический, учитывая совсем недавние (2010 г.) некоторые символические акции властей РФ, например, опускание с Северного полюса на дно Ледовитого океана титанового государственного флажка России. Что сей странный факт означает? На самом деле вовсе не странный, если помнить некоторые исторические аналогии: конкистадоры, завоевывая новые земли, ставили на берегу моря крест как знак своего овладения данной территорией. А в наше время несколько стран, территория которых выходит за Полярный круг, начали, без преувеличения, жесточайшую, яростную, бескомпромиссную борьбу за овладение Арктикой, акваторией Северного Ледовитого океана, островами, где найдены до трети мировых запасов нефти и многие другие природные богатства. Россия символическим актом опускания флажка заявила свои права на шельф, доказывая, что хребет Ломоносова, находящийся под полюсом, является продолжением материка в той его части, которая примыкает к РФ. Вот почему тема Гипербореи, которая, может быть, как раз и является тем самым хребтом Ломоносова и от которой остались, как доказывают российские исследователи, также и Кольский полуостров, и Новосибирские острова, и Ямал, и Новая Земля, далеко не исчерпана. Символическое действо — опускание флажка, — конечно, ничего не решает. Необходимы научные доказательства. Ими и были призваны стать экспедиции В. Демина, авторитетного, в том числе в академических кругах, ученого и известного писателя, публициста, активного популяризатора науки».
По прошествии трех лет стало очевидно, что борьба за Арктику между шестью прилегающими к ней странами приобрела еще более ожесточенный характер. В настоящее время Россия утверждает свое, прежде всего, военное присутствие в спорном регионе. Достаточно сказать, что только в 2015 году по северному побережью РФ было построено 13 новых аэродромов и основано несколько военных баз.
Конечно, восстановить советскую инфраструктуру, то, что создано в течение десятилетий и преступно разбазарено в 1990-е годы, будет нелегко. Один из самых ныне известных российских исследователей Арктики (именно он опускал на дно тот самый титановый флажок) Артур Чилингаров рассказывает о советском периоде в освоении Севера: «Это была логика государственного подхода, когда не просто живут текущим днем и плывут по течению, а работают на будущее, на перспективу, думая и о молодом поколении, которое придет на смену». Знаменитый исследователь полагает, что рыночные механизмы нужно было сочетать с государственным регулированием и внедрять очень осторожно, а не крушить все огулом, как это произошло при Егоре Гайдаре и его таких же либеральных последователях: «…фактически полностью сломали в целом эффективно работавшую систему, бросив арктические регионы на произвол рыночной стихии. Губительные не только для Севера и Арктики, но и для всей страны последствия безголового реформирования приходится преодолевать до сих пор».
И добавлю от себя: придется преодолевать еще очень долго. Ломать вообще намного легче, чем строить… Пример с Арктикой очень показателен. Можно то же отнести к другим сферам, которые, несомненно, придется, но с большим трудом, восстанавливать. Скажем, классическое образование, сегодня уничтожаемое на корню.
Что же касается Арктики, то в борьбе за нее России важными окажутся и гуманитарные изыскания В. Демина, все то собранное им интеллектуальное богатство, которым соперники РФ не обладают — не «подсуетились» в свое время.
Одним из наиболее увлекательных моментов в открытиях В. Демина является его версия о «птичьей цивилизации» в Гиперборее. Вернее, это была цивилизация летунов, людей, умевших летать, создававших летательные аппараты тяжелее воздуха и именно по этой причине обожествлявших птиц. В. Демин пишет: «Описания «механизма» полетов во множестве сохранились в памяти северных народов в виде устойчивых фольклорных образов, бережно передаваемых из поколения в поколение». И приводит многочисленные устные и письменные свидетельства.
Добавлю к ним и собственное наблюдение относительно птицепочитания, но только из области материальной. В книгах В. Демина приведены рисунки представителей народов Севера, которые носили шкурки птиц в качестве своеобразных шляп. В расположенной гораздо южнее древней Корее существовало большое количество головных уборов, в основном мужских, самой причудливой, иногда просто нелепой формы. Например, очень распространенная шапка дворян представляла собой замысловатое сооружение с распростертыми лопастями по обе стороны и высокой поднятой задней частью. Как представляется, это фактически модель-стилизация той самой птичьей шкурки с крылышками, с поднятым хвостовым оперением. Происхождение других удивительных головных уборов, как в Корее, так и в соседних восточных странах, не поддается расшифровке, хотя, безусловно, они не могли возникнуть на голом месте, а обязательно имели некие прототипы, являлись материализованной памятью об общей для многих народов Евразии прародине. Птицам здесь принадлежит одно из почетных мест. Стилизованные изображения птиц широко представлены на вышивках разных народов, в том числе славянских, в украшениях, посуде. Но образы пернатых вошли и в устное народное творчество. Сошлюсь на примеры, не упомянутые В. Деминым.
В мифах большинства народов птица так или иначе участвует в акте сотворения мира. В одном из пяти египетских вариантов мифа мир создал Гусь-Гоготун. У славян уточка, селезень или гусь поднимают со дна первичного океана горстку земли, с которой и начинается собственно суша. В самом древнем греческом мифе Эвринома, богиня всего сущего, восстала из Хаоса, отделила небо от моря и поймала северный ветер, превратившийся в змея Борея, который стал ее мужем. Затем она обернулась голубкой, села, подобно наседке, на волны и по прошествии определенного времени снесла Мировое Яйцо. Этот миф содержит осколки каких-то чрезвычайно архаических представлений, для нас сегодня недоступных. Факт то, что богиня могла превращаться в птицу. Факт и то, что происхождение мира, даже Вселенной, из Мирового Яйца является одним из самых древних, притом достаточно распространенных, мифов творения.
Широко представлены в мифологии девы-птицы, которые также, видимо, имели божественное происхождение, как и Эвринома: Сирин, Алконост, Гамаюн, Рух, Гаруда, дожившие в фольклорных и даже в литературных текстах до ХХ века. У популярного фольклорного персонажа Бабы-Яги костяная нога — возможно, птичья, и длинный, как клюв, нос. Некоторые боги в религии Древнего Египта — полуптицы, скажем, Тот, Гор.
Создавая календари, без которых невозможно существование цивилизации, многие народы брали для того или иного года, основной единицы времени, животного или птичьего покровителя-тотема, который давал своим подопечным поддержку, а также определял своим характером особенности года. Так, по славянскому языческому календарю 2016 год — год гуся (селезня). 2017 год по восточному календарю — год петуха.
Птицы также и тотемы многих племен, народов. Индейцы Америки в приключенческих книгах Фенимора Купера, любимых в нашем отрочестве и абсолютно неизвестных современным подросткам, часто называют своими тотемами орла, кондора, филина, ворона. Среди геоглифов плато Наска в Перу можно видеть изображение кондора длиной в 180 метров. На таинственном острове Пасхи обряд «человек-птица» сохранился почти до нашего времени, несмотря на то, что там поменялся этнос. Ворон — тотем очень многих племен не только Америки, но и Сибири, особенно на севере. Впрочем, ворон нередко встречается также в славянском сказочном эпосе, являясь существом порубежья — связным между реальным миром и миром потусторонним: скажем, приносит оттуда живую воду для оживления героя.
То же относится к сороке. Одна из самых удивительных, загадочных новелл в книге Яна Барщевского «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах» посвящена Белой Сороке. Царь-уж, русалки, оборотни — широко известные на территории Беларуси фольклорные образы. Они часто упоминаются у писателейромантиков — Яна Чечота, Адама Мицкевича, у самого Яна Барщевского. Но образ белой сороки не зафиксирован мифологами, хотя собственно сорока в фольклорных произведениях встречается довольно часто. Например, в некоторых устойчивых выражениях о слухах, которые «сорока на хвосте принесла». Одной из первых игр родителей с еще грудными детьми является загибание маленьких пальчиков с такими словами: «Сорока-ворона кашку варила, деток кормила, этому дала, этому дала…» Данное присловье включил Максим Богданович в одно из своих стихотворений. В русской сказке «Белая утица» именно сорока приносит живую воду для героини, а значит, сорока здесь — положительный персонаж. Авторы энциклопедии «Беларуская міфалогія» утверждают: «Сорока является разносчицей новостей, ее стрекотанье обещает прибытие гостей, смену погоды на дождливое, предсказывает какое-то событие и даже смерть». Барщевский использует некоторые известные в народе, чаще амбивалентные, представления о сороке, но в то же время создает образ оригинальный, во всем неповторимый и абсолютно таинственный.
Сорока и ворон у наших соседей украинцев — черные, зловещие птицы, принадлежащие иномиру. Так, сорока, как считают украинцы, создана чертом и носит его по воздуху. В сорок превращались ведьмы. Такое же верование характерно и для белорусов. В то же время к сороке сохранилось почтительное отношение, при том, что она явно птица смерти. Особенно обращает на себя внимание то, что цвет сороки — черно-белый: это самая характерная ее биологическая особенность. Белая же сорока, как у Барщевского, — диво. Птицы-альбиносы — вообще явление необычное.
Можно полагать, что сорока в мифологии находилась на рубеже миров. Еще в зороастрийской религии, которая сохранила наиболее древние верования арийцев, сорока — птица-вестник, связная между мирами, причем мудрая и остроумная (а зороастризм наиболее ценил остроумие). Так что даже в названии, в самом обращении писателя к птице с богатой мифологической родословной кроется явная загадка
Белая Сорока в новелле Я. Барщевского необычайно красива, живет во дворце, духи по ее приказу добывают клады из земли и моря, ей служат дикие медведи. Они сильнее всех чернокнижников. «Только иногда наряжается в перья белой птицы, когда желает увидеть своих приверженцев, и их награждает, делает счастливыми». По этому описанию, данному одним из служителей Белой Сороки, и из сюжета рассказа вытекает, что она искушает шляхту на Беларуси богатством, а главное, своим обаянием и красивыми речами. Некоторые белорусские исследователи полагают, что данный образ указывает на русскую императрицу Екатерину II. Действительно, идея возникла не на пустом месте, если помнить, что русская царица вместе с императором Австрии и королем Пруссии участвовала в разделах Речи Посполитой, чего Я. Барщевский и все польские интеллигенты простить ей, конечно, не могли. Потому писатель и вывел ее в демоническом обличье, хотя и красивой внешне.
И все же нет оснований трактовать персонаж только исходя из исторических реалий. В том и таинственность, и значимость, и даже злободневность произведения Я. Барщевского, что образ Белой Сороки многослойный. Да и сам писатель, как бы негативно ни относился к русской властительнице, не мог идти на прямой обман, утверждая, что она вредила крестьянам. Наоборот, до разделов Польши белорусские крестьяне были абсолютно бесправны, потому что при легитимно слабом польском короле, не имевшем фактической власти, каждый магнат и даже эконом, управитель у магната мог делать с крестьянами что угодно. Документы свидетельствуют, что как раз после присоединения к России крестьяне почувствовали себя под защитой высшей силы, стали слать царице многочисленные петиции-жалобы. Да и самому Барщевскому русские власти никак не помешали учиться, причем в иезуитской, значит, католической академии, и делать карьеру в столице православной империи.
Белая Сорока все время говорит о добре и просто очаровывает белорусскую шляхту своей красотой и мудростью. Но простые люди и животные, сама окружающая природа ощущают присутствие мощной демонической силы. В том и кошмар этой неизвестной личности или сущности, что она выступает в прекрасном обличье и говорит совершенно правильные вещи, потому-то почувствовать в ней инфернальную суть дворяне белорусского края не смогли.
Таким образом, Белая Сорока — явление, которое невозможно рассмотреть и понять сразу, да и не каждый сможет — для этого нужно сначала освободиться от сильного суггестивного воздействия.
А вот Александр Герцен «Сорокой-воровкой» назвал повесть о трагической судьбе русской женщины.
Вообще птицы — мифологические персонажи — стали также и образами фольклора, художественной литературы, искусства. Праотец Ной из ковчега сначала выпустил ворона, затем голубку. В притчах, аллегорических рассказах, баснях птицы представлены очень широко и практически у всех народов. «Ворона и лисица» одного из первых баснописцев грека Эзопа прошла через тысячелетия и была повторена на разных языках многими авторами. Басня «Кукушка и Петух» Ивана Крылова также широко известна, актуальна до сего дня. То же можно сказать о басне белоруса Кондрата Крапивы «Сова, Осел и Солнце», хотя она и написана по конкретному политическому поводу.
Путь трансформации мифологического образа в басенный обычно вызывает умственные затруднения у литературоведов, и они стараются вообще обходить этот момент. Мне же процесс видится следующим образом. Основа его — также тотемизм, рассказывание жрецом о тотемном предке младшему поколению племени во время инициации подростков. Либо же повествование шамана о том, что он видит в своем «блуждании» по иным мирам. Такие рассказы с течением времени органически переросли в сказки и басни. Впрочем, необходим был и острый ум Эзопа и подобных ему гениев, умевших видеть во многих явлениях жизни лукавую аналогию.
В дальнейшем птицы очень часто становились персонажами значительных, буквально культовых произведений. У Гавриила Державина:
Поймали птичку голосисту
И ну сжимать ее рукой.
Пищит бедняжка вместо свисту;
А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
У Александра Пушкина оптимистичнее:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
Обычай весной выпускать птиц на волю был очень распространен у русских. Даже в годы моего детства я знала таких любителей. Кроме того, «весна птиц» (по М. Пришвину) обязательно присутствовала в мероприятиях советских пионеров. На весенних каникулах, которые приходились на последнюю неделю марта, мы делали скворечники и развешивали их, подновляли старые; нередко проводили и утренники, посвященные прилету птиц. Вообще в нашей школе в каждый сезон организовывались вечера поэзии, воспевающей ту или иную пору года.
Весна неотделима от прилетов птиц, их пения, строительства гнезд, выведения птенцов — всех этих удивительных, таких радостных проявлений жизни. У Афанасия Фета пробудившийся лес «каждой птицей встрепенулся // И весенней полон жаждой».
Впрочем, с птицами связаны и иные стороны действительности, нередко трагические. У современника А. Пушкина американского писателя Эдгара По стихотворение «Ворон» известно всем любителям поэзии, являясь классикой мирового уровня. По словам самого автора, ворон здесь — символ «горестного и нескончаемого воспоминания»: он, вестник смерти, посещает убитого горем поэта, потерявшего любимую.
Еще у одного современника упомянутых выше поэтов — француза Шарля Бодлера — самым знаменитым стало стихотворение «Альбатрос». Оно, как и
«Ворон», включено во все антологии мировой поэзии, его часто цитируют. Произведение буквально насыщено символами и имеет множество трактовок, хотя невелико по объему. Альбатрос способен очень долго, без устали, летать, а значит, символизирует бескрайность и свободу. Однако в стихотворении неумные матросы убивают гордых птиц, уничтожая, таким образом, красоту. Правда, во многих странах суеверные моряки, в отличие от не знавших традиций персонажей Бодлера, были уверены в способности альбатроса стать вместилищем души умершего морехода, потому крайне опасно убивать птицу, которая может принести несчастье.
Произведений с птицами-персонажами еще больше создано в ХХ веке.
У основателя жанра фэнтези Джона Толкина в его знаменитой эпопее «Властелин колец» именно птицы — орлы — спасают главных героев, являясь, таким образом, главными двигателями сюжета.
В годы Первой русской революции (1905—1907) чрезвычайно популярными оказались романтические стихотворения в прозе Максима Горького «Песнь о Соколе» и «Песнь о Буревестнике». М. Горького даже называли «Буревестником революции». О победоносной социальной революции тогда мечтали многие, в том числе и белорусские классики. Но когда она в 1917 году произошла, то от ее кровавых проявлений отшатнулся даже М. Горький.
Что же касается «Песни о Соколе», где противопоставляется мораль пламенного Сокола и Ужа-обывателя, то, хотя сюжет автором и актуализирован, но он чрезвычайно архаичен: во всех мифологиях птица (часто на вершине Мирового Древа) и змея (у его корней) символизируют солнечные божества и силы ада, вечную борьбу света и тьмы.
Птица — непременный элемент поэтики многих авторов. У Сергея Есенина, в наибольшей степени воплотившего русский менталитет и народное представление о прекрасном, птицы, по моим наблюдениям, появляются в каждом пятом произведении. Чаще всего он вспоминает соловья, отождествляя себя с певчей птахой. Нередки также: воробей, глухарь, лебедь, журавль, грач, гусь, утка, коростель, петух, чибис, кулик, кукушка, канарейка, синица, голубь. Впрочем, интересны не упоминания конкретных птиц, а их авторские названия, чаще всего с уменьшительно-ласкательными суффиксами (соловушка, воробышек), а также тропика, образованная от этих названий: «голубиный дух от Бога», «голубиные облака», «не звенит лебяжьей шеей рожь». Все связанное с птицами символизирует непреходящее, вечное, небесное, божественное, душевное, поэтическое: «О Русь, взмахни крылами», «Как птицы, свищут версты», «пламя красных крыл», «пойте в чаще, птахи, я вам подпою». Характерно, что у Есенина практически не упоминаются хищные птицы, кроме, пожалуй, совы. Это, видимо, связано с тем, что действие многих произведений происходит ночью, потому и представлено любимое всеми романтиками время суток ночной птицей.
У такого же молодого романтика Максима Богдановича птицы встречаются реже, чем у С. Есенина, однако их набор не меньший. В его произведениях упоминаются: соловей, ласточка, жаворонок, малиновка, ворона, сорока, лебедь, перепелка, дятел, бусел (аист), дрозд, чиж, воробей, синица, цапля. Но, правда, белорусский классик не обходит вниманием и хищных птиц — ястреба, филина, коршуна: его мысль охватывала все сферы бытия, противоречия жизни, где хищники — совсем не редкость. Очень часто, как и С. Есенин, М. Богданович упоминает просто птиц — символы свободы и полеты духа, вдохновения и связи с Небом.
Во время Великой Отечественной войны птицы воплощали все то, что оставлено в мирной жизни: любовь, романтику, счастье. Бессмертны «Соловьи» Алексея Фатьянова:
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят!..
Но что война для соловья —
У соловья ведь жизнь своя.
Не спит солдат, припомня дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.
Птицы вызывают глубокие философские размышления. У замечательного русского поэта Александра Яшина:
Не верю, что звери не говорят,
Что думать не могут певчие птицы…
А у Николая Рубцова, лучшего представителя «тихой лирики», улетающие журавли вызывают тонкие душевные переживания:
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных птиц.
У белорусских авторов тоже есть немало стихотворений, посвященных журавлям. У незаслуженно забытого Пилипа Пестрака (правда, он больше известен как прозаик) журавли — символ романтических порывов:
Ляціце, родныя! І я б хацеў мець вашы крыллі,
Аб чым у цяжкі час не раз душой згараў.
Мне і цяпер к палёту мары не астылі…
К полету мечты не остыли…, а человек провел одиннадцать лет в одиночной камере польской тюрьмы в 1930-х годах.
Реальность жизни западных белорусов под властью буржуазной Польши прекрасно показал классик белорусской литературы Максим Танк в культовом стихотворении «Песня куликов».
У еще одного классика — Петруся Бровки — образы птиц органически входят в систему тропики произведений: «…клёкат буслоў — ручаёў перамовы». Или же любимый белорусами образ: «Сонца за борам жар-птушкай садзіцца».
Язеп Пуща выразил общее мироощущение белорусских поэтов:
Лепш вольным птахам рэзаць шыр нябёсаў
І супраць ветру размахнуць крыламі.
С птицами неизменно ассоциируется образ Родины. У Алеся Ставера:
Каб любіць Беларусь нашу мілую,
Трэба ў розных краях пабываць,
Разумею цяпер, чаму з выраю
Жураўлі на Палессе ляцяць.
Или у Владимира Короткевича в стихотворении «Снегирь»:
О радзіма, мой светач цудоўны, адзіны,
Явар мой, мой агністы снягір на сасне.
Более того, птицы вызывают размышления о процессах глобальных, цивилизационных. У Алеся Письменкова, так рано ушедшего от нас, всеми любимого, прекрасного человека и поэта:
Мы апошнія з нашага роду,
Каму сняцца вясковыя сны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы з табой пералётныя птахі,
Якім не вярнуцца назад.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Птицы очень широко представлены не только в народном декоративном искусстве, в фольклоре и литературе, но и в геральдике. Эта традиция идет от древних царств, где знамена, гербы, штандарты зафиксировали древние тотемистические, мифологические представления. На первым месте среди животного мира в мировой иконографии находится орел (наряду со львом). Приведу только один пример «орлиного» государственного герба, истинные корни которого почему-то мало известны. Двуглавый орел пришел в Россию и в Австрию (существовал здесь до 1918 года, до момента распада Австро-Венгерской империи) из Византии, которая, в свою очередь (и это как раз никогда не вспоминается), восприняла традицию от Персии, а Персия — от древней хеттской державы, существовавшей во II тыс. до н. э. на территории теперешней Турции, в то время населенной индоевропейцами. Как с удивлением отмечают археологи, у хеттов было чрезвычайно развито изображение двухголовых существ — богов, людей, животных. Орел во всех традициях — символ богов Солнца, а двуглавый орел, как представляется, символ богов-близнецов. А значит, корни образа, как мне кажется, в очень далекой древности — эре Близнецов, когда, благодаря прецессии, главному космическому закону движения небесных тел, точка весеннего равноденствия находилась в созвездии Близнецов — по времени это где-то VI—IV тыс. до н. э. Близнецы — олицетворение двойственности, соединения тех начал, которые не могут существовать друг без друга, собственно, символ дуализма — универсального закона Вселенной.
Уже в последующие эпохи двуглавый орел стал олицетворением всезнания, а в современной России трактуется как размещение РФ на двух континентах — Европе и Азии, как ориентация государства на Запад и на Восток. Правда, черный двуглавый орел размещен и на государственном флаге маленькой Албании, пока не претендующей на имперскость, хотя, впрочем, не без территориальных мечтаний.
Герб России (до 1917 года и с 1993 года) — яркий пример интернациональности в символике, и кроме того, способности образа проходить через века, сохраняя мысли и мечты поколений. Любой символ не может быть понят без его культурного, мифологического, религиозного контекста.
Люди издавна обожествляли птиц, поскольку наблюдали их преимущественно над собой, в воздушной стихии, в небе, всегда связанном с богами, с ангельским присутствием (потому ангелы с крыльями), с высшими духовными идеалами. Скорость и свобода перемещения, при том, что по ориентации в пространстве птицам нет равных среди живых наземных существ, давали и дают им большое преимущество. Человек издревле мечтал быть свободным, как птица. Именно в процессе наблюдения за птицами у людей возникла идея отделения духовного, идеального начала от земного, материального. Вот почему и душа человеческая в Древнем Египте, в Индии, в Персии, у европейских народов всегда воплощалась в образе птицы. Кроме того, птица символизирует дух воздуха, знак божественного проявления, возможность контактировать с богами и подняться над обыденностью, всей жизненной суетой.
Но птицы не могли не удивлять наших предков и по другим причинам. Позвоночные, как и звери, птицы имеют по две ноги, чем принципиально отличаются от животных и насекомых. У них развиты мозг и органы чувств, особенно зрение и слух, — для людей также необычайно важные. Некоторые птицы даже умеют говорить (попугаи, вороны, скворцы), и как сегодня замечено, говорить сознательно, а не просто повторять механически; у них зафиксирована склонность к счету, что свидетельствует о развитии левого — аналитического — полушария коры головного мозга.
По скорости передвижения и преодоления больших пространств птицы стоят на первом месте среди позвоночных существ. Это всегда вызывало зависть у человека и, в конце концов, тоже подняло его в небо с помощью придуманных технических устройств, внешне похожих на птиц (самолеты), но, конечно же, далеко не таких совершенных. Сложность различных явлений, связанных с размножением, исключительно своеобразное при этом поведение («аристократизм» ухаживания, брачные танцы, самоотверженная забота о птенцах) тоже не могли не вызвать удивления, восхищения, а возможно, даже и людского подражания. Для птиц характерны и сложные формы группового поведения, групповой ориентации и сигнализации, что обеспечивает им высокую эффективность размножения, успешное добывание еды и защиту от врагов. Это еще один судьбоносный для человека как социального существа пример. Тем более что высокая экологическая пластичность птиц облегчает им контакты с человеком — они легко приручаются.
Птицы, с одной стороны, чудесно приспособились к экологическим изменениям: например, понижение температуры, ухудшение климата вызывает их быстрое перемещение — перелеты или перекочевки; с другой стороны, птицы чрезвычайно консервативны в отношении местонахождения: жизнь каждой из них тесно и неразрывно связана с той относительно небольшой территорией, где птица появилась на свет. Иначе говоря, белорусское понятие «родны кут» имеет прямое и непосредственное отношение к птицам, учит и людей патриотизму, любви к родному дому.
Один из крупнейших философов Античной Греции Демокрит считал, что птицы научили человека также и некоторым видам художественной деятельности: строить дома, петь, танцевать.
Не случайно в мифологии птица — центральный персонаж. В многочисленных космогонических мифах птицы играли важную роль в сотворении мира или управляли природными стихиями. Птица-змея Кетцалькоатль у индейцев майя соединяла в себе небесную и земную власть. Однако в мифах большинства народов Земли небесная и земная сферы разделены, и широко представленная в изобразительном искусстве борьба птицы и змеи отражает фундаментальный конфликт между светом и тьмой, силами солярными и хтоническими. Как раз петух в многочисленных мифологических системах — воплощение солярного божества.
В восточной культуре петух — единственная из птиц — включен в звездный зодиак, входит в число существ китайского народного календаря. И это при том, что претендовать на воплощение Солнца, на космическую роль могли бы многие другие птицы: даже в семье тех же куриных есть более красивые, нарядные, блестящие — павлин, фазан, цесарка. Но китайцы выбрали петуха. Значит, их выбор был обусловлен и иными факторами, чем всего только внешний облик.
Все куриные происходят из Юго-Восточной Азии. Причем, по мнению авторов энциклопедии «Жизнь животных», приручение кур в Индокитае шло не ради яиц, а в спортивных целях, из-за бойцовских качеств птицы. Версия, как мне кажется, спорная. Но в миграциях птиц, их приручении, появлении на территории Европы вообще много загадочного, непонятного, даже таинственного. Специалисты-орнитологи лукаво обходят многие проблемы. Потому приходится выстраивать собственные версии, которые принципиально отличаются от данных официозной науки.
Логика подсказывает, что чем более оседлая (то есть не перелетная) птица и чем более она приучена к человеку, тем раньше она появилась в определенном регионе. Обычные домашние куры распространены практически по всему миру. Можно предполагать, что на территорию современной Беларуси, шире — Восточной Европы, кур принесли еще бореалы, аборигены Европы, которые шли на север вслед за отходящим ледником. Значит, непосредственно у нас куры могли появиться практически сразу после Потопа (ясно, что ледник оставлял после себя массы воды, так что и на нашей территории Потоп был). Однако приручили куриных, как кажется, намного раньше — это совершили люди допотопной цивилизации, суперцивилизации.
После катастрофы ее население в небольшом количестве уцелело на территории Индии, в Гималаях, на других высоких горах. Какие факты свидетельствуют в пользу данной гипотезы? Чем дальше изучаешь мифологию народов мира, тем более начинаешь верить, что мифы в зашифрованном виде рассказывают о действительных исторических событиях — кстати, это еще знаменитый Конфуций, пророк китайского народа, утверждал. Возможно, человечество возникло очень рано и эволюционизировало в своей истории не однажды, не раз создавало высокую культуру, цивилизацию, но почти полностью гибло в результате очередного крупного планетарного катаклизма. Наиболее древние предания, дошедшие до нас, рассказывают о периодических уничтожениях человечества через определенные промежутки времени, возможно, связанные с прохождением Солнечной системы в опасных зонах Галактики. Так, в индийских Ведах, в которых изложены, как предполагают многие ученые, самые архаические мифы человечества, говорится о неисчислимых веках существования людей. Самая маленькая единица времени Кали-Юга в человеческой цивилизации, согласно Ведам, равна периоду в 4 320 000 лет. Если исходить из такого продолжительного существования культуры, то ясно, что и домашние животные рядом с людьми жили издавна и были, скорее всего, не приручены, а выведены с помощью генетики.
Пусть речь идет даже не о миллионах лет, а всего только о тысячах, все равно кур можно считать едва ли не самыми первыми поселенцами людских усадеб. Об этом свидетельствует не археология, поскольку куриные косточки не могут сохраняться в земле тысячи лет, а, как ни парадоксально, фольклор, в частности так называемые кумулятивные сказки.
Данные произведения, глубокий архаизм которых очевиден, построены по принципу присоединения одного к другому действий, персонажей, предметов, примет, проще говоря, последовательности перечисления, описательного способа показа (типа «Колобок», «Теремок», «Репка»).
Петушок и курочка являются типичными героями кумулятивных сказок, причем, как мне кажется, самых древних. Встречаются они у всех народов Европы. Так, в «Сказках братьев Гримм» есть несколько рассказов о путешествии петушка вместе с курочкой на тележке. Сюжеты — разнообразные: ясно, что немецкие исследователи поместили в сборнике несколько наиболее характерных произведений, и при этом с оригинальными фабулами. В одной из сказок («Компания оборванцев») Петух мастерит возок из ореховой скорлупы, и к нему с Курочкой во время поездки подсаживаются разные лесные жители, а далее они все вместе — пассажиры на диво безразмерного возка — мстят злому человеку.
Часто встречается сюжет о смерти Курочки на Ореховой горе, где она подавилась орехом. Петушок жену пытается спасти, предпринимает разные попытки, но Курочка все же умирает. Снова-таки ее везут на тележке, на которую подсаживаются все большие по размерам звери. Наконец просит подвезти совсем маленькое существо — блоха, и когда она усаживается, возок не выдерживает перегрузки и тонет в болоте. Новейшей по фабуле, хотя тоже с кумулятивными чертами, является широко известная сказка «Бременские музыканты», где Петух венчает собою пирамиду из животных, напугавших разбойников.
Исследователи-фольклористы и теоретики литературы (А. Веселовский, В. Пропп, А. Бройнтман) полагают, что кумуляция представляет собой синкретический тип мышления, который предшествовал образному параллелизму. Думаю, такого рода сказки — осколки каких-то сложных поучительных текстов, которые отшлифовывали мышление детей, в том числе и через парадоксы (блоха, перегружающая возок). Так, можно полагать, что в возок последовательно подсаживались животные, которых приручали (или создавали) в определенном порядке вслед куриным.
В последовательности сказочных событий таинственный код бытия словно дешифровался, алгоритм делался более прозрачным, раскладываясь на какие-то постоянные элементы. Сказка — по-своему очень совершенная система, которая в простой и символической форме давала глубокие знания о первоначалах бытия. И то, что в онтологических по существу произведениях действуют Петух и Курочка, не может быть случайным.
Впрочем, возможно и другое объяснение кумулятивных сказок. Это, конечно же, обучающие тексты, но необходимые как коды для запоминания больших массивов информации. Самый известный ритор Античности Цицерон советовал для запоминания обширных текстов использовать способ «мест». В этом случае необходимо каждый из разделов сообщения мысленно отнести к тому или иному помещению, легко представляемому. Возможно, Цицерон воспользовался здесь именно народным способом запоминания, только в фольклоре применяются не «места» как опорные сигналы памяти, а более близкие в древности к человеку животные и птицы.
Глубокие исследователи — братья Якоб и Вильгельм Гримм — поместили в сборнике и сказку, в которой по существу нет сюжета, не происходит ничего существенного: Петух уговаривает Курочку забраться на стол и поклевать крошки на нем, за что их обоих бьют. В научных комментариях к сказке современные аналитики высказали осторожное мнение, что тут наблюдается стремление передать «язык» петуха и курицы. Объяснение кажется неудачным, как и все наблюдения и соображения, связанные с героями — Петухом и Курочкой (я их даже не привожу). Упомянутая сказка «Хлебные крошки на столе» является осколком какого-то сакрального текста. А самих персонажей наказывают, по-моему, потому, что они нарушили табу: у многих народов, в том числе и у восточных славян, ни в коем случае не позволялось курам ходить по столу — месту в доме сакральному, аналогу алтаря в храме. Причем стол как алтарь — явление, безусловно, еще дохристианское, глубоко древнее. Не случайно и то, что Петух Курочку уговаривает (провоцирует): действительно, курице, в отличие от петуха, отводилось место исключительно на земле, и она должна была это хорошо знать и помнить, петух же больше связан с верхом. Хотя иногда и он — четко амбивалентный: у белорусов петуха до его семилетнего возраста старались непременно зарезать, считалось, что он после семи лет обязательно снесет яйцо. А это очень опасно, поскольку нарушает фундаментальные законы природы. В одной из новелл уже ранее упомянутого классического произведения белорусской литературы начала ХIХ века «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах» Яна Барщевского из яйца, снесенного петухом, вылупляется цмок (дракон). Дракон — существо нечистое и жуткое: он может некоторое время исполнять желания хозяина, но, в конце концов, обязательно забирает у него душу. У украинцев демонический (значит, необычный) петух называется «царик». Он начинает петь еще в яйце, а когда вырастает, почитается во всей округе. Именно он первый оповещает о рассвете, и его боятся злые духи — нечистики. «Царика» как раз ни в коем случае убивать нельзя. В Сербии верят, что петух способен быть «змеем». Такой петух поражает могучей силой и во время грозы сражается с душами самоубийц, вызывающими тучи.
Характерна народная терминология: петух — «змей». Словно перед нами Кетцалькоатль. Вообще среди мировых символов достаточно много мифологических персонажей, представляющих собой, собственно говоря, монстров, притом с крыльями: грифон, конь Пегас, феникс, симплициссимус, василиск (он по внешности наиболее близок к петуху). Сущностно они, как и петух в его определенной ипостаси, близки к дракону. Невольно приходит на ум версия современных ученых, что куры происходят непосредственно от древних ящеров.
По причине своей исключительности, магической значимости петух — лучшая жертва природным стихиям, персонифицированным в образе духов и богов. Черного петуха белорусы приносили в дар водяному. И сегодня на Полесье режут петуха на месте будущей бани — жертвуют духу места. Последними словами философа Сократа, осужденного афинянами на смерть, было обращение к ученику: «Помни, что мы обещали Асклепию петуха!» Мудрый Сократ даже в последние свои минуты был верен народной традиции.
Далеко не все касающееся петуха поддается объяснению. В совсем непонятной немецкой сказке «Ханс-Ежик» похожий на ежика мальчик сбежал из дома и все время жил на дереве, неизменно сидя на петухе. Петух тут, судя по всему, солнце, а кто же мальчик-ежик? Уж не комета ли, которая вошла в пределы Солнечной системы? Я хочу сказать, что объяснения сказок о петухе и курочке могут быть и космологические.
Космическую роль петуха лучше всего чувствуют поэты. У Сергея Есенина:
«С шеста созвездья // Поет петух». Необычайно тонкий в описаниях природных явлений выдающийся русский поэт-натурфилософ Николай Заболоцкий в стихотворении «Петухи поют» также почувствовал в пении петухов таинственный разум созвездий, а земным фокусом Великого Ковша (Большой Медведицы) посчитал каждую петушиную душу:
На сараях, на банях, на гумнах
Свежий ветер вздувает верхи.
Изливаются в возгласах трубных
Звездочеты ночей — петухи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Здесь, в деревне, и вы удивитесь,
Услыхав, как в полуночный час
Трубным голосом огненный витязь
Из курятника чествует вас.
Сообщает он кучу известий.
Непонятных, как вымерший стих,
Но таинственный разум созвездий
Несомненно присутствует в них.
Ярко светит над миром усталым
Семизвездье Большого Ковша,
На земле ему фокусом малым
Петушиная служит душа.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По древним космогоническим представлениям наших предков, Мир создан из огромного Космического Яйца. На небе среди звезд украинцы видели и Квочку, которая снесла то самое Яйцо — это созвездие Плеяды (у русских — Стожары, у белорусов — Ситко, т. е. Сито). Но логика жизни требует, чтобы кроме Курицы светился на небе и звездный Петух. Он не зафиксирован; скорее всего, о нем забыли, да несколько тысяч лет назад и конфигурация звезд была другая. Но почему-то кажется, что таким созвездием мог быть теперешний Крест (созвездие Лебедя), хотя Николай Заболоцкий называет даже Большую Медведицу, — а это ведь самое приметное созвездие северного полушария неба. В пользу моей версии говорит теория известного израильского исследователя Ариэля Голана, который считает крест очень древним символом, обозначавшим огонь. А петух тоже символизировал огонь.
Космическая роль Курицы и Петуха — тема, которая требует специального исследования. А вот о связи петуха с рассветом, солнцем и дневным светом говорят мифы всех народов, за исключением, может быть, кельтов и скандинавов, где петух является вестником преисподней. Не случайно и в «Сказках братьев Гримм» — сказках европейских народов, в этногенезе которых участвовали кельты и скандинавы, петух часто связывается, хотя и косвенно, со смертью. Но и солнце у германцев — чаще всего Черное Солнце — Подземное, которое графически представлялось в виде свастики, повернутой в обратную ходу часовой стрелки сторону. Именно такую свастику избрали своей эмблемой нацисты.
Более явственно небесно-солнечная символика петуха просматривается в сказках восточнославянских народов. В широко известной сказке «Кот, петух и лиса» хитрунья поет под окном, вызывая выглянуть Петуха, после чего его и крадет. С окном всегда было связано солнце: и на небе, согласно верованиям наших предков, оно выглядывает из окошка. В семантике дома окна воплощали связь домашнего космоса с космическими стихиями и объектами, прежде всего Солнцем и Месяцем. Они вошли и в орнаментику наличников, чрезвычайно богатую во многих регионах Беларуси (в основном в Гомельской области).
В вариантах сказки о петухе и лисе Петух с Котом живут у Деда с Бабой (символы человеческих предков) или вместе с Бараном, причем Кот неизменно во всех вариантах выручает Петуха из беды, отбирает у Лисы. Лиса здесь — хтонический персонаж, воплощение тьмы, зла, а Кот, по-моему, довольно позднее замещение Белки, которая была связной между разными уровнями-сферами на Космическом Древе. Правда, невыясненным остается вопрос, почему такая замена произошла.
В сказке «Медведь и Петух» из дому сбегают Вол, Баран и Петух и поселяются вместе в лесу. Вол (бык), баран и петух — животные все солярные, причем Петух, который играет главную роль в сюжете, воплощает собой утреннее или, скорее всего, весеннее солнце. В популярной у всех восточных славян сказке
«Зимовье зверей» именно петух является притягательным кушаньем, лакомством для лесных зверей, подобно Колобку (луне) в одноименной сказке.
У белорусского, русского, украинского народов, как и у других этносов Европы, встречаются сказки кумулятивного характера, типа «Смерть Петушка»,
«Кочет и Курица». Здесь гибнет именно Петушок, и Курочка, чтобы спасти его, бросается за водой; ее добывание, в свою очередь, требует обращения к определенным существам и ряду соответствующих действий, которые вытекают одно из другого, цепляются одно за другое. Сказка ясно свидетельствует о связи всех предметов и явлений в мире, а это целиком укладывается в рамки мифологического мышления. Возможно, перед нами — своеобразный тест, который вскрывает потаенную структуру во внешне, казалось бы, хаотических явлениях.
В сказках более позднего времени петух демонстрирует свою воинственность. Так, в «Козе лупяной» он прогоняет нахальную Козу, которую можно рассматривать как замену Дракона — посланца потустороннего мира. Возможно и другое объяснение: Коза — солнце ущербное, которое исчезает во время затмения, и на смену ему появляется новое, активное, молодое — Петух. В «Лисе и Зайце» с косой на плечах Петух выгоняет из заячьей избушки Лису, действуя активнее и боевитее, чем все лесные звери.
Действительно, у античных греков петух сопровождал воинственных небожителей — Ареса и Афину. Но был он атрибутом и других богов — Аполлона (воплощения Солнца), Персефоны (символа возрождения природы весною), Гермеса (вестника богов), Асклепия (медицины). Петух — бдительный, нетерпимый ко злу, стоит на защите справедливости, добра и здоровья (по всей Европе когда-то верили, что лекарство подействует, если давать его больному во время пения петухов). В Китае, где и ввели птицу в зодиакальный круг, петух считался символом смелости, отваги и мужества. В ночь на Новый год петуха ощипывали и вывешивали на ворота — таким образом хозяева защищали себя от злых духов. А японская народная архитектурная форма, которая стала вообще символом Японии — тория, — и есть не что иное, как образная имитация насеста для петухов. В японских синтоистских храмах обязательно живут петухи, потому что считаются священными птицами.
В Китае слово «петух» — омоним удачливости. Красный петух отводит пожар от дома, а белый отгоняет привидения. Птицу могут приносить в жертву (как и во всем мире), но из уважения не едят. Петух является символом пяти (5 — священное число) китайских добродетелей: чувства собственного достоинства, благородства, мужества, надежности и великодушия (последнее — из-за привычки петуха предлагать найденную еду сначала курам, а потом уже есть самому). Возможно, приведенные качества и закладывались генетиками суперцивилизации в программу создания красивой, гордой и смелой птицы. В буддизме, который возник в Индии, петух воплощал сексуальное желание, похоть, но вместе с тем являлся одним из трех эмблематических животных (вместе со свиньей и змеей), которые сопровождали человека в круге рождений и смертей.
В классической поэзии Китая упоминание о лае собак и крике петухов создает определенную эмоциональную атмосферу — спокойствия и надежности, близости к людям, ощущения единства с ними. Эти же существа воплощают домовитость, уютность, благоденствие: «Мой маленький домик // стоит у самой деревни: // Сквозь редкую изгородь // вижу собак и кур» (Бо Цзюйи).
И все же характерно то, что в европейском регионе произведений о петухе значительно больше, чем на территории, близкой к его родине, — Китае, Японии и Индии. Кстати, и названий птицы на землях Восточной Европы много: «певень» (бел.), «петух» (русск.), «кочет» (русск.), «будимир» (укр.), «пивень» (укр.), «кур» (общеслав.), «петел» (болг.), «петао» (сербск.), «петелин» (словенск.), «когут» (польск.). Наиболее древнее название, как мне кажется, — «кур». Корень «ур» когда-то означал свет, бога неба — Урана и одновременно входил в победный крик воинов — «ура», который буквально означал «с нами бог света». Начальное «к» («кур») во всех славянских языках означает приближение к чемунибудь. Таким образом, «кур» — тот, кто близок к свету.
Можно предложить и другую версию: у древних шумеров бог неба Энлиль имел эпитеты — Кур-галь, Кур-ан (отсюда происходит, видимо, слово «курган»), что означало «высокую гору», «Гору Неба». Таким образом, даже само имя существа прямо указывало на его функцию. Естественно, что и в народе его всегда считали вестником света, восхода солнца — он первый приветствует солнце: это, видимо, и было определяющим в выборе китайцами птицы для своего календаря. Украинское «будимир» тоже прямо указывает — «будит мир», а под «миром» понимали и свет, и социальный космос — общину, народ. «Кочет» происходит, вероятно, от звукоподражательного междометия, а белорусское «певень», русское «петух», украинское «півень» и похожие слова из других славянских языков имеют общий корень с «пением».
Выдающийся исследователь мифологии и фольклора славян Александр Афанасьев в ХІХ ст. писал: «…крик петухов служит сигналом, что на небе звонят к заутрене; как скоро раздается он, черти, мертвецы, колдуны и ведьмы спешат разойтись по своим местам…». В белорусской легенде «Туровские саркофаги» петух живет (почему-то) даже на болоте и своим пением прогоняет русалок. Проще говоря, без него невозможно обойтись в отношениях между разными мирами — миром живых и миром умерших.
Современный белорусский исследователь фольклора Алексей Ненадовец отмечает, что символика петуха связана со всем комплексом представлений: жизнь — смерть — новое рождение. Действительно, это так, поскольку петух — метафорическое название Солнца, а Солнце путешествует не только по небу — царству богов, но и в подземном, чужом и враждебном для него, хтоническом мире, где все же обязательно побеждает тьму и неизменно возрождается каждое утро. Более того, еще ученые-мифологи ХІХ ст. стремились реконструировать имя славянского бога времени. Я. Гримм в своем классическом труде «Немецкая мифология» (1835 г.) пришел к выводу, что оно звучало «Крет» — созвучное в первых звуках греческому богу Крону (Хроносу). Исследователи ХХ в. окончательно установили, что имя бога времени у древних славян — Курет. Как видим, корень слова тот же, что и в названии петуха — «кур».
Самый широкий философский простор представлений, связанных с петухом, естественно, делает его образ многофункциональным в словесном художественном творчестве, героем исключительно разнообразных сюжетов. Так, в сборнике того же А. Афанасьева «Русские народные сказки» приводится сказка, в равной степени, но в разных вариантах характерная для русского, белорусского, украинского народов. Схема сказки такая: по дубу или по гороху (варианту Мирового Древа) Дед взбирается на небо и находит там чудесные жернова (символ Мирового Двигателя — Риты-Раты) и Петуха (символ Солнца). Боярин или другой злодей жернова крадет. Петух преследует его и требует вернуть чудесную вещь. Петуха бросают в колодец — он выпивает всю воду, потом сажают в печь — он заливает ее водой и в конце концов возвращает мельничку.
Мое объяснение сказки следующее: Солнцу-Петуху не страшна вода, потому что в своих суточных путешествиях оно проходит ночью через воду (Океан), каковым часто представлялась в мифологии хтоническая сфера. Тем более не страшен Солнцу огонь, поскольку оно само — огонь. Иногда перефразой огня и является выражение «красный петух». Современный российский писатель Михаил Успенский, фантаст и юморист, проведя обратный процесс деметафоризации, в своем фантастическом романе «Там, где нас нет» персонифицировал образ «красного петуха» в реальный (и в то же время сказочно-фэнтезийный) персонаж — Будимира. Будимир-Петух, поскольку он все же на самом деле — огонь, неоднократно спасает именно в этом своем качестве главного героя романа Жихаря — символ славянских народов — и его друга-попутчика Яр-Тура (Артура) — будущего короля английского народа.
Образ петуха неоднократно встречается в художественных произведениях, причем наиболее интересно — в литературных сказках. У самого жизнерадостного и разнообразного по сюжетам американского писателя ХІХ ст. — романтика Вашингтона Ирвинга — есть новелла в восточном стиле «Легенда об арабском астрологе», которую использовал, сильно видоизменив, Александр Пушкин в своей «Сказке о Золотом Петушке». У Ирвинга петушок, который стоял на спине барана, упоминается как одно из чудес Древнего Египта, но астролог, по заданию султана, создает все же и человекообразного железного охранника — будто бы в помощь наблюдателю-петуху. У ироничного Пушкина на вершину башни колдун поместил именно петуха-стража, потому что у всех народов Европы флюгерами были, как правило, петушки. Всемирно известный датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен даже сочинил сказку «Дворовый петух и флюгерный». Впрочем, у Пушкина золотой петушок — ложный флюгер и указатель, пагубный вестник, средство связи с магическими силами, злой дух, используемый в черной магии; и само произведение, по мнению российского автора Виктора Аксючица, исследует проблему прельщения властителя магическими силами, отчего страдает народ и держава терпит полный крах.
О том же — философская повесть-сказка «До третьих петухов» выдающегося русского писателя ХХ в. Василия Шукшина: в ней он необычайно точно в образной форме предсказал все, что произошло на рубеже столетий с нашей духовностью.
Не без иронии описывает своего персонажа — Петуха — Алексей Толстой в известнейшей сказке «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Мало кому известно, что все герои произведения имели здесь своих прототипов, например, образ Пьеро — довольно злая карикатура на Александра Блока (а почитатели называли его птицей Гамаюн), Мальвина — на его жену Любовь Дмитриевну, Карабас-Барабас — на известного театрального режиссера Всеволода Мейерхольда и т. д. Правда, еще не все прототипы раскрыты, но можно полагать, что среди знакомцев саркастичного автора был и «Петух» — человек надменный, задиристый и глупый.
Поскольку с петухом связывают сексуальную потенцию, он встречается в заговорах на любовь, в гаданиях и снах. Так, чтобы приворожить жениха, необходимо с печной заслонки покормить петуха. На Святки девушки часто гадали с петухом: загадывали желание на разные виды зерна и пускали птицу, смотрели, из какой кучки будет петух клевать. Существовали и другие виды гаданий с петухом. Широко распространены также приметы. Так, если петухи поют всю ночь — ожидай беды. Петухи распелись невовремя — к вестям. Если курица запела по-петушиному — кто-то умрет. У поляков на свадьбу перед молодыми несли петуха как символ мужской силы и плодовитости (в одной из русских иронических сказок Петух исповедуется перед Лисою, каясь в грехе — имеет семьдесят жен). И в белорусской свадебной обрядности петух и курица используются очень широко и на разных этапах ритуала. Вообще петух воплощает солярный и мужской принципы — отсюда и определенные его функции.
В новелле «Сон» украинской писательницы ХІХ в. Марко Вовчок молодице приснился сон о красном месяце, внутри которого белый петух крыльями махал и пел. Сон напророчил быстрое возвращение из Крыма ее молодого мужа-чумака. Если петух снится, это сулит удачу и повышение престижа. Услышанное во сне реальное утреннее пение петухов обещает для молодежи удачную женитьбу или замужество и благосостояние в доме. Если снится, что петух кричит ночью или вечером, придется плакать, и не раз. Подобно тому, как апостол Петр вспомнил предсказание Христа, услышав петушиный крик, так и нас сон с петухом может предостеречь от ошибок и заблуждений.
В христианстве петух приветствует восход Солнца-Христа на востоке. Позолоченный флюгерный петух охраняет храмы ночью, когда молчат колокола. Он воплощает праведников, оповестивших приход Рассвета —Христа.
В связи с солярной тематикой, да и красотой (фигурка исключительно изящная, утонченная, особенно в профиль), петух — частый персонаж изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Кельты-галлы носили изображение петуха на оружии и знаменах, он вообще стал эмблемой Галлии (благодаря игре слов латинского языка, где «gallus» означал и «петух», и «галл»). Во Франции, наследнице Галлии, петух считается символом независимости, свободы, но и задиристости. Француз любит отождествлять себя с петухом. Птица часто встречается в гербах не только городов и аристократических родов Франции, но и в геральдике соседних стран. В центральном зале заседаний здания ЮНЕСКО, размещенного в Париже, всю стену занимает огромный гобелен с изображением на нем петуха как воплощения солнца, света, утра, возрождения, культуры, обороны от всякого зла. Создал гобелен всемирно известный Жан Люрса, у которого многому научились признанные мастера белорусского монументального гобелена — Анатолий Кищенко и Михаил Савицкий (первый — создатель самого большого в мире гобелена, второй был академиком Академии художеств СССР и тем художником, который принес славу Беларуси).
В Китае петух — один из важнейших оберегов, нередко рисуется даже на стенах домов (у нас стилизованный — на деревянных крышах). В Беларуси, России, Украине, других славянских странах петуха часто можно видеть вышитым на ручниках, но особенно часто, скажем, у белорусов — в изделиях из соломки и в вытинанках — характерно белорусских национальных жанрах декоративноприкладного искусства.
Пение петуха неоднократно имитировалось композиторами-классиками. Например, Михаилом Глинкой, Петром Чайковским. В советское время популярностью пользовалась симфоническая поэма испанского композитора Лопеса Флореса «Песня петуха» — ее часто передавали по радио. В кинолентах пение петуха за кадром — знак деревенского утра, и характерно: всегда настраивает на соответствующий эмоциональный лад.
Вообще же тема петуха в литературе и искусстве необъятна. Я ее затронула лишь в приближении.
Во всяком случае, несомненно, что из всех живых существ китайского традиционного календаря петух в наибольшей степени импонирует всем другим народам.
Действительно, мудрые китайцы, когда еще в глубокой древности выбирали птицу для своего календаря, как-то очень правильно угадали необычайно широкое распространение петуха в мире и любовь к нему многих людей. Но в семантике образа петуха остается еще, как ни странно, много невыясненного.
Продолжение следует.