Cтолетние горизонты прошлого*

«Звязда», ОАО «Демброво» и Щучинское районное унитарное предприятие ЖКХ представляют цикл «Эпоха в лицах».

За последние сто лет в жизни че­ло­ве­чест­ва произошло столь­ко событий, сколь­ко не происходило за все предыдущие столетия. Въехав в ХХ век на ло­ша­дях, используемых как сред­ство передвижения, че­ло­ве­чест­во вош­ло в но­вое тысячелетие на сверх­зву­ко­вых са­мо­ле­тах. На­учно-технический прог­ресс достиг та­кой стадии, что люди стали сом­не­вать­ся в силе соб­ствен­но­го интеллекта, от­да­вая предпочтение но­вой технике. Развитие электричества и появление радио, а в кон­це ве­ка и интернета в кор­не изменили все представления о мире — прост­ран­ствен­ное ощущение все­го ритма че­ло­ве­чес­кой жизни не­за­мет­но для всех и каж­до­го приобрел вре­мен­ной диапазон. События в лю­бой точ­ке мира стали до­ступ­ны для лю­дей в режиме ре­аль­но­го времени.

По глубине, мощи, трагичности и своим последствиям уз­ло­вой точ­кой мировых событий в ХХ ве­ке ста­ла Россия, точ­нее то географическое прост­ран­ство, ко­то­рое в свое вре­мя именовалось Российской империей, за­тем Советским Со­ю­зом, а по­сле рас­па­да СССР постсоветским прост­ран­ством. Но­вый век и но­вое тысячелетие со всей очевидностью для се­год­няш­не­го ука­зы­ва­ют на то, что и в ХХІ ве­ке ос­нов­ные события бу­дут развиваться именно здесь. Вто­рое тысячелетие ХХІ ве­ка — вре­мя столетних юбилеев, кульминационной точ­кой ко­то­рых стал нынешний год — год столетия двух русских революций — Фев­раль­ской и Ок­тябрь­ской, по сути определивших су­дьбу не толь­ко Российской империи но и все­го мира. Об этом мы решили поговорить с пред­се­да­те­лем Пост­оян­ной комиссии по образованию, куль­ту­ре и на­уке Па­ла­ты представителей Национального собрания Республики Бе­ла­русь Игорем МАР­ЗА­ЛЮ­КОМ.

— Игорь Александрович, в ХХ ве­ке Россия прош­ла че­рез че­ты­ре революции, граж­дан­скую вой­ну, две мировые вой­ны. Ка­кое из этих событий, на Ваш взгляд, стоит на пер­вом мес­те?

— Без­услов­но, это Великая Ок­тябрь­ская социалистическая революция. По глубине, на­ка­лу и масштабности последствий она стоит на пер­вом мес­те. За­меть­те, что в отличие от Великой фран­цуз­ской революции она не носит национального ха­рак­те­ра. Ок­тябрь­ская революция в кор­не изменила представления о мире для всех и каж­до­го. То, что се­год­ня на­зы­ва­ет­ся европейскими ценностями, — это последствия Ок­тяб­ря 1917 го­да. Всеобщее избирательное пра­во, восьмичасовой рабочий день, социальные гарантии для лю­дей и мно­гое дру­гое. В Ев­ро­пе это на­зы­ва­ет­ся завоеваниями ев­ро­пей­ской социал-демократии, но по сути это уроки Великого Ок­тяб­ря, ко­то­рый определил не толь­ко но­вый мировой по­ря­док, но и по­ря­док взаимоотношений в обществе, дал ориентиры допустимого и воз­мож­но­го для власт­ных элит, те рамки, ко­то­рые оп­ре­де­ля­ют стабильность существования для лю­бо­го го­су­дар­ства.

— Наш с Вами раз­го­вор посвящен юбилею двух русских революций. По­это­му мы бу­дем говорить о тех событиях, ко­то­рые происходили на прост­ран­стве на­шей не­ког­да общей стра­ны. По сути это бу­дет раз­го­вор о прош­лом, не сов­сем да­ле­ком, но так до кон­ца и не по­ня­том. В ХХ ве­ке у нас бы­ло семь руководителей стра­ны: Ленин, Сталин, Хрущев, Бреж­нев, Анд­ро­пов, Чер­нен­ко и Гор­ба­чев. По­че­му до наших дней дошли толь­ко те па­мят­ные мес­та, ко­то­рые свя­за­ны с именем Ленина — улицы, прос­пек­ты, памятники. Все па­мят­ные мес­та, свя­зан­ные с его преемниками че­рез очень короткий про­ме­жу­ток времени были переименованы с подачи их преемников и практически се­год­ня никем не упоминаются?

— Это издержки и особенности на­шей политической куль­ту­ры. Мы очень час­то не ре­ша­ем воп­рос "Что де­лать?", а ищем от­вет на воп­рос "Кто виноват?". На са­мые слож­ные воп­ро­сы сво­ей жизни ищем прос­тые от­ве­ты и находим их на­зна­чая виноватого. Но на са­мом де­ле эта прос­то­та обманчива, по­то­му что от­ве­ты на по­вер­ку ока­зы­ва­ют­ся не простыми, а примитивными. А если смот­реть пра­вде в гла­за, то и с Владимиром Ильичем Уль­я­но­вым-Лениным не все так прос­то. Разрушения памятников и па­мят­ных мест, свя­зан­ных с ним, не бы­ло, по­жа­луй, толь­ко у нас в Беларуси и в Финляндии. "Ленинопад" в по­след­нее вре­мя стал зна­ко­вым событием для многих стран пост­со­вет­ско­го прост­ран­ства и неизменным атрибутом во внутреннеполитической борь­бе. Здесь умест­но повторить сло­ва известного российского историка Михаила Геф­те­ра: "Лю­бой на­род начинает не с ну­ля, а с на­ча­ла, и по­след­нее же вме­ня­ет­ся ему прош­лым опы­том". Все попытки каж­дый раз начинать с ну­ле­вой точки, отрицая опыт предшественников, об­ре­че­ны на про­вал. По­нять всем нам это слож­но, еще слож­нее принять как не­пре­лож­ную истину.

По это­му по­во­ду у Алек­санд­ра Твар­дов­ско­го есть за­ме­ча­тель­ные строки: "Все, что на све­те соз­да­но руками, ру­кам под силу обратить на слом. Но де­ло в том, что сам сбою ка­мень — он не бы­ва­ет ни доб­ром ни злом".

— Се­год­ня о Сталине пишут снимают и го­во­рят очень мно­го, а про Ленина практически ничего. А если ленинская те­ма и поднимается, то на очень по­верх­ност­ном и примитивном уров­не. По­че­му?

— Все очень прос­то. Ленин — политик но­мер один в ХХ ве­ке. Его величие, фун­да­мен­таль­ность и масш­таб имеют наднациональный ха­рак­тер. За­меть­те, что Ленин пришел в политику и возглавил российское го­су­дар­ство не традиционным пу­тем — не из элиты и не из контрэлиты свое­го времени. Его призвало са­мо вре­мя и общество, в ко­то­ром он жил. Никогда и ни у ко­го не бу­дет единой оценки его личности. Ленин соз­дал го­су­дар­ство — Со­юз Советских Социалистических Республик, ана­ло­гов ко­то­ро­му не бы­ло и, на­вер­ное, не бу­дет во всем мире. Ленинский политический про­ект как ве­нец его политического твор­чест­ва, ко­то­рый на три четверти ве­ка стал на­шей общей родиной — СССР, — это про­ект от­ча­ян­но­го модернистского про­ры­ва и чудовищной архаики и не­сво­бо­ды в ХХ ве­ке на од­ной шес­той части суши мира. Это социальная революция с по­лным раз­ры­вом с многовековыми традициями и аб­со­лют­ное возобновление этой са­мой традиции, по сути ревизия Ленина че­рез двад­цать лет по­сле революции, — это и есть те два взаимоисключающих на­ча­ла на­шей не­ког­да общей истории, ко­то­рые край­не слож­но по­нять, а еще слож­нее принять нам самим. Большевистский про­ект федеративного устрой­ства го­су­дар­ства, известный во всем мире под названием СССР, — это единственная воз­мож­ность на то вре­мя сохранить в целостности го­су­дар­ствен­ность на од­ной шес­той части суши. Для многих ма­лых на­ро­дов ленинский модернистский про­ект стал единственной воз­мож­ностью создания соб­ствен­ной национальной куль­ту­ры — письменности, язы­ка, истории. Это бы­ла настоящая куль­тур­ная революция свер­ху. Над этими проблемами работали многочисленные на­учно-исследовательские институты в СССР. Проб­ле­ма бы­ла ре­ше­на на­столь­ко ус­пеш­но, что многие ма­лые на­ро­ды по­сле рас­па­да Со­вет­ско­го Со­ю­за на­столь­ко поверили в свою исключительность, что во всех своих бе­дах и проб­ле­мах стали обвинять русских. Об этом с го­речью и не­ко­то­рой иронией писала в сво­ей ра­бо­те "Россия и русские в мировой истории" известный российский историк На­талья Нарочницкая. Со многими ее выводами слож­но согласиться, этот куль­тур­ный про­ект она считает русским, хо­тя корни у не­го не национальные, а мировозренческие, точ­нее ска­зать, это был большевистский про­ект, пред­ло­жен­ный Лениным. Но с фактами, приведенными в этой ра­бо­те, спорить слож­но. Бы­ла соз­да­на но­вая идентичность — советский че­ло­век, кто бы и что бы по это­му по­во­ду ни говорил. Не принято бы­ло гордиться сво­ей нацией и конфессиональной принадлежностью. Бы­ла друж­бы на­ро­дов и уважение к самобытности других. Но со­вет­ская идеология никогда не бы­ла монолитной, она ме­ня­лась с течением времени, и это изменение бы­ло свя­за­но с тем, что пост­оян­но шло противоборство традиции и мо­дер­на. Публично ленинское наследие, преж­де все­го в области национальной политики и федеративного устрой­ства, сомнению не под­вер­га­лось. Но по фак­ту политической практики Советский Со­юз мед­лен­но и уве­рен­но принимал фор­мы унитарного го­су­дар­ства, где все решения принимались в цент­ре. В кон­це кон­цов это привело к то­му, что произошло в 1991 го­ду.

В оцен­ках Ленина мы за­бы­ва­ем два на­ча­ла этой личности. В области политики он был по­сле­до­ва­тель­ным марксистом с по­пра­вкой на вре­мя и мес­то в сво­ей деятельности. Но как сформировавшаяся личность Владимир Ленин — про­дукт рус­ско­го Се­реб­ря­но­го ве­ка в области мировозрения. И по сво­ей мировозренческой природе Ленин, с мо­ей точки зрения, был убеж­ден­ным ницшеанцем. Русский мо­дерн, вен­цом ко­то­ро­го стал 1917 год, вы­шел из Се­реб­ря­но­го ве­ка. Великая куль­ту­ра, до кон­ца нами се­год­ня не осоз­нан­ная, имела в сво­ей ос­но­ве не толь­ко созидательную, но и разрушительную составляющую. В ее ос­но­ве ле­жа­ло по­лное отрицание традиции, по­пыт­ка создания но­во­го че­ло­ве­ка, куль­та са­мо­го се­бя. Лю­бов­ные многоугольники, от­каз от се­мей­ных цен­нос­тей, артистическая бо­лез­нен­ность, под­черк­ну­тое уважение к нетрадиционной сек­су­аль­ной ориентации, воинствующий атеизм и мно­гое дру­гое дали свои многочисленные всхо­ды не на сво­ей родине, а в Ев­ро­пе. Сов­ре­мен­ные ев­ро­пей­цы так до кон­ца и не поняли разрушительный ха­рак­тер то­го, что пришло к ним из России, ко­то­рая, пе­ре­бо­лев Се­реб­ря­ным ве­ком и переосмыслив все соз­дан­ное в то вре­мя, пришла к то­му, от че­го предложила от­ка­зать­ся всем, — к веч­ным се­мей­ным цен­нос­тям и примату ду­хов­но­го. Как ни па­ра­док­саль­но, но в этом пла­не у пост­со­вет­ско­го прост­ран­ства есть и союзник в За­пад­ном мире — Соединенные Шта­ты Америки, где ценности, за­ло­жен­ные са­мой природой че­ло­ве­ка, не под­вер­га­ют­ся сомнению.

На­ша оцен­ка деятельности Владимира Ленина имеет од­ну осо­бен­ность. В со­вет­ское вре­мя его бы­ло не прос­то мно­го, а очень мно­го, вез­де и во всем, начиная с де­нег. Но вот в чем па­ра­докс, по­пыт­ка создания куль­та личности не уда­лась. Этот па­ра­докс имеет свою внут­рен­нюю и внеш­нюю природу для всех и каж­до­го. Культ личности воз­мо­жен толь­ко при наличии внут­рен­не­го стра­ха у каж­до­го из нас. А с ленинским культ­ом это­го не получилось. Стра­ха не бы­ло, но бы­ло внут­рен­нее уважение к это­му че­ло­ве­ку. Я час­то лов­лю се­бя на мысли, что европейские политики, ре­шая те или иные проб­ле­мы Ев­ро­пей­ско­го со­ю­за, ищут то, что да­вно уже най­де­но. Точ­нее, написано сто лет на­зад Владимиром Лениным в его ра­бо­те о Соединенных Шта­тах Ев­ро­пы. Ленина перестали читать, и очень на­пра­сно. Сов­ре­мен­ная независимость Польши, Финляндии, Украины и Беларуси бе­рут свое на­ча­ло в Ок­тябрь­ской революции 1917 го­да и на­пря­мую свя­за­ны с личными решениями Владимира Ильича Ленина.

Поймите правильно, я не вы­сту­паю апо­ло­ге­том Владимира Ленина и партии большевиков. Катастрофической и ро­ко­вой ошибкой лично Ленина и партии большевиков, вытекающей из их ницшеанского мировозрения, стал отк­ро­вен­ный пог­ром Рус­ской пра­вос­лав­ной церкви. В кресть­ян­ской не­гра­мот­ной России пра­вос­лав­ная цер­ковь бы­ла источником традиционной национальной куль­ту­ры, источником все­го и вся. Произошедшая революция ста­ла для Рус­ской пра­вос­лав­ной церкви но­вым импульсом к возрождению. Именно по­сле революции впер­вые с петровских вре­мен был избран патриарх. Но этот общественный институт, в широком смыс­ле сло­ва, с ко­то­рым нуж­но бы­ло находить общий язык и договариваться, был не­по­ня­тен и опа­сен для большевиков. Они по­прос­ту боялись авторитета церкви среди населения. Об этом не принято публично говорить, но ев­ро­пей­ская цивилизация до­лжна быть бла­го­дар­на Рус­ской пра­вос­лав­ной церкви за то, что она спа­сла ее от нашествия мон­го­ло-та­тар. Она их не победила, а растворила в се­бе. Рус­ская пра­вос­лав­ная цер­ковь в многонациональной России в силу сво­ей демократичности всег­да служила объединяющим на­ча­лом. В исторической литературе вы не най­де­те ни од­но­го фак­та пра­вос­лав­но­го крес­то­во­го по­хо­да. Я го­во­рю об этом с по­лным пониманием деликатности конфессиональных воп­ро­сов.

— На­ше знание исторического прош­ло­го па­ра­док­саль­но, мы зна­ем историю ХІХ ве­ка луч­ше чем ХХ. По­че­му?

— У ме­ня на сей счет как раз дру­гое мнение. Мы зна­ем фак­ты, события ХІХ ве­ка, но не бо­лее то­го. В Российской империи исторические пе­ре­ме­ны, как правило, вызывались мощнейшими внешними факторами. В на­ча­ле ХІХ ве­ка этим фак­то­ром ста­ла вой­на 1812 го­да. Вто­рое юбилейное десятилетие ХХІ ве­ка на­ча­лось не со столетних, а с двухсотлетних юбилеев на­ча­ла вой­ны с На­по­ле­о­ном, а за­тем и по­бе­ды над ним. Оте­чест­вен­ная вой­на 1812 го­да и по­бе­да в ней открыли российской элите то­го времени и русским сол­да­там, а все они были кресть­я­не, гла­за на то, как живут люди в Ев­ро­пе и в России. В российской публицистике в юбилейных материалах к двухсотлетию по­бе­ды над На­по­ле­о­ном в сто­рон ос­тал­ся тот факт, что ког­да русский экспедиционный кор­пус ока­зал­ся во Франции, то боль­шой проб­ле­мой для рус­ско­го командования ста­ло мас­со­вое дезертирство русских сол­дат. Многих выловили, но многие остались во Франции, женились на фран­цу­жен­ках и завели свои семьи. Причина прос­та: русские сол­да­ты в сво­ей мас­се их кресть­ян­ской сре­ды хотели жить не так, как жили они в России, а как жили кресть­я­не в Ев­ро­пе. Сра­ба­ты­вал и фак­тор личности фран­цуз­ско­го императора На­по­ле­о­на не толь­ко в высших российских кру­гах, но и в российском обществе в це­лом. Любимый сталинский историк Евгений Тар­ле на своих лекциях сту­ден­там пост­оян­но говорил, что во вре­мя Оте­чест­вен­ной вой­ны 1812 го­да по всей России ходили слухи о доб­ром и просвещенном фран­цуз­ском императоре На­по­ле­о­не, ко­то­рый отменит кре­пост­ное пра­во. Это породило но­вое, до­се­ле не­ве­до­мое в рус­ской истории понятие во вре­мя ведения бо­е­вых действий — коллаборационизм, не в тех масш­та­бах, как сто с лишним лет спус­тя, но тем не ме­нее явление, ког­да часть населения доб­ро­воль­но во­ю­ет на сто­ро­не противника, ста­ло проб­ле­мой во вре­мя вой­ны 1812 го­да.

Первыми, кто осоз­нал не­здо­ро­вые симптомы в развитии российского общества, стали декабристы. В со­вет­ской историографии бы­ло общепринятым определение, что "страш­но были они далеки от на­ро­да". Но этот по­сыл очень ошибочен. Рус­ское дво­рян­ство, одер­жав­шее по­бе­ду над На­по­ле­о­ном, бы­ло плоть от плоти свое­го на­ро­да. Декабристы были ближе к свое­му на­ро­ду, нежели разночинцы и на­ро­до­воль­цы. Они понимали, что стра­на нуж­да­ет­ся в не­от­ла­га­тель­ных и сроч­ных пе­ре­ме­нах. Поражение декабристов явилось в истории России ог­ром­ной национальной трагедией. Этот факт и се­год­ня ос­мыс­лен да­ле­ко не всеми. Николай І раздавил цвет нации, са­мый лучший ее цвет и са­мые вы­со­кон­рав­ствен­ные эле­мен­ты дво­рян­ской элиты. По свое­му интеллектуальному уров­ню, социальным позициям и по своим во­ен­ным и политическим воз­мож­нос­тям декабризм предс­тав­лял со­бой та­кую ре­аль­ную силу, ко­то­рая в ХІХ ве­ке мог­ла по­вер­нуть Российскую империю в сто­ро­ну общеевропейского прог­рес­са. Оча­го­вые восстания 1830 го­да при Николае І и восстание Кас­ту­ся Калиновского в 1863 го­ду при Алек­санд­ре ІІ на вновь присоединенных территориях по­сле треть­е­го раз­де­ла Польши подтверждали ту прос­тую истину, что стра­на нуж­да­лась в пе­ре­ме­нах. Восстание декабристов подтвердило и архаичность представлений российской элиты, оно ста­ло по­след­ней по­пыт­кой двор­цо­во­го пе­ре­во­ро­та, ко­то­рая закончилась не­уда­чей. То, что мож­но бы­ло в ХVІІІ ве­ке, ста­ло не­воз­мож­ным в ХІХ. По историческим мер­кам рас­пла­та пришла быст­ро. Россия по­тер­пе­ла поражение в Крым­ской вой­не, ко­то­рую многие на­зы­ва­ют ну­ле­вой мировой.

Эта вой­на имеет все признаки мировой вой­ны. Бо­е­вые действия велись на Балтийском мо­ре и в Арктике, на Кав­ка­зе и в Тихом оке­а­не. От масш­та­бов кровопролития ХХ ве­ка че­ло­ве­чест­во тог­да спас­ло то, что во­ен­но-технический прог­ресс не достиг то­го уров­ня, ко­то­ро­го он достигнет в на­ча­ле ХХ ве­ка. А начиналось все чинно и бла­го­род­но с визита Николая І в Англию в 1844 го­ду и его встречи с премь­ер-министром Ро­бер­том Пилем. Глав­ной целью визита был воп­рос о раз­де­ле ос­ла­бев­шей Ос­ман­ской империи. Россия пре­тен­до­ва­ла на по­лный контр­оль над проливами Бос­фо­ром и Дарданеллами. Оба пришли к вы­во­ду, что в слу­чае рас­па­да Ос­ман­ской империи Россия и Британия об­су­дят пла­ны ее раз­де­ла. Но никаких до­ку­мен­тов подписано не бы­ло. Николай І мыслил своими собственными категориями российского са­мо­держ­ца, не понимая при этом, что он ве­дет пе­ре­го­во­ры с руководителем стра­ны, в ко­то­рой вер­хо­вен­ство имеют политические институты, ко­то­рые в ко­неч­ном сче­те и оп­ре­де­ля­ют ее политические и экономические интересы. Россия в то вре­мя переживала экономический подъем. С 1825 по 1845 год импорт машин и оборудования в стра­ну увеличился в тридцать раз, а количество рабочих в два ра­за. Ос­нов­ным экономическим парт­не­ром России бы­ла Англия, ко­то­рая про­да­ва­ла го­то­вое оборудование, а за­ку­па­ла сырье. Внеш­не визит про­шел бо­лее чем ус­пеш­но, но ког­да кор­вет Николая І ото­шел от английских бе­ре­гов, вслед за ним от бе­ре­гов Тем­зы ото­шел ко­рабль с оружием для гор­цев Шамиля.

При всем уважении к Николаю І, к его ры­цар­ству и бла­го­род­ству, сле­ду­ет признать, что политиком он ока­зал­ся край­не недальновидным. Подавив восстание венг­ров в 1849 го­ду, он тем са­мым спас девятнадцатилетнего императора Фран­ца Иосифа, ко­то­рый в рус­ской Вар­ша­ве це­ло­вал ему ру­ку, про­ся о помощи. Сто­ты­сяч­ная армия фельд­мар­ша­ла Паскевича спа­сла Фран­ца Иосифа. Что Россия получила вза­мен? Ничего, кро­ме определения жан­дар­ма Ев­ро­пы, и все­го пять лет спус­тя Франц Иосиф примкнет к анг­ло-фран­цуз­ской коалиции, Николай І ока­жет­ся в политической изоляции, ког­да бу­дет противостоять объединенной Ев­ро­пе. Его рыцарские поступки не пой­мет никто. Сам Николай І ска­жет о са­мом се­бе с горь­кой иронией: "Са­мым глу­пым из польских ко­ро­лей был Ян Собеский, а са­мым глу­пым из российских императоров — я. Собеский — по­то­му, что спас Австрию от ту­рок в 1683-м, а я — по­то­му, что спас ее от венг­ров в 1848-м".

Пре­дель­но рафинированный и об­ра­зо­ван­ный российский мо­нарх, оказывавший личное покровительство Пушкину и Го­го­лю, был об­ре­чен. По­вод для вой­ны с Турцией на­шел На­по­ле­он ІІІ — он по­тре­бо­вал от сул­та­на Аб­ду­ла-Меджида передачи Иерусалимского и Вифлеемского хра­мов католической церкви. 12 де­каб­ря 1852 го­да ключи от Вифлеемского хра­ма были пе­ре­да­ны латинскому патриарху Джу­зеп­пе Ва­лер­ге.

Русский император под­об­но­го унижения перенести не смог, по­сле­до­вал ультиматум Турции о возвращении свя­тынь пра­вос­лав­ной церкви и признании покровительства над всеми православными христианами Ос­ман­ской империи русским императором. Для ту­рец­ко­го сул­та­на это бы­ло неприемлемым. От­ве­том на от­каз сул­та­на ста­ло то, что Россия за­ня­ла дунайские кня­жест­ва Валахию и Молдавию. 22 сен­тяб­ря 1852 го­да Ос­ман­ская империя объявила вой­ну России. Фельд­мар­шал Паскевич принял армию, ко­то­рая с 1812 по 1853 год не про­ве­ла ни од­но­го учения, толь­ко па­ра­ды. Но Россия, не по­тер­пев на по­лях сражения ни од­но­го серь­ез­но­го поражения, проиграла вой­ну на дипломатическом и политическом по­ле. Условия Парижского мирного до­го­во­ра 1856 го­да для России были щадящими по той причине, что На­по­ле­он ІІІ, опа­са­ясь усиления Англии, в ультимативной фор­ме максимально смягчил требования к России. Но­вый российский император Алек­сандр І че­рез три с половиной десятилетия по­сле 1825 го­да ста­нет во гла­ве освободительного про­цес­са. Но все нуж­но де­лать вов­ре­мя: 1861 год породил революцию 1905, а за­тем и две русские революции 1917 го­да.

— В чем причина то­го, что именно территория быв­шей Российской империи стал бурлящим кот­лом в ХХ ве­ке?

— В экономике есть та­кое понятие "кас­со­вый раз­рыв", ког­да для нор­маль­но­го функционирования экономики не хва­та­ет оп­ре­де­лен­ной су­ммы де­нег. Догоняющий тип развития ха­рак­те­рен тем, что в обществе од­нов­ре­мен­но идет трансформация и модернизация, а недостающей су­ммой де­нег яв­ля­ет­ся общественное понимание и под­держ­ка проводимых ре­форм. Но при таких масш­таб­ных изменениях всег­да возникают диспропорции. Одним ка­жет­ся, что ре­фор­мы идут край­не мед­лен­но, другим, что слишком быст­ро. Общественное нетерпение и неприятие ре­форм принимает жесткие фор­мы. Это произошло с реформами Алек­санд­ра ІІ. Они породили но­вый социальный слой собственников, ко­то­рые имели соб­ствен­ность, но не имели политического представительства. Те же, кто власть имел, по сути разорились, могли существовать толь­ко за счет го­су­дар­ствен­но­го жалования. Изменения та­ко­го масш­та­ба всег­да встре­ча­ют сопротивление, и ре­ванш традиции неизбежен. Консервация ситуации в Алек­санд­ре ІІІ бы­ла неизбежной. Но она толь­ко усугубила ситуацию, экономическое развитие вош­ло в неразрешимое противоречие с политической над­строй­кой, и на ру­бе­же ве­ков о революции говорили все. Знали, что она неизбежна, но ког­да все произойдет, не знал никто. Определяющими в под­об­ных ситуациях яв­ля­ют­ся внешние фак­то­ры и преж­де все­го круп­ные во­ен­ные конфликты. Катализатором пер­вой рус­ской революции 1905 го­да ста­ла рус­ско-япон­ская вой­на. Це­ной неимоверных усилий влас­тям уда­лось купировать ситуацию половинчатыми и край­не непоследовательными мерами. Ка­за­лось, что все обош­лось, но это бы­ло не­на­до­лго.

Нам по­рой ка­жет­ся, что наши предшественники че­го-то не понимали и не знали. Это не сов­сем так. То, что революция неизбежна, в то вре­мя знали все. И то, что она гибельна для России, то­же. Са­мые от­ча­ян­ные монархисты, вро­де Владимира Пуришкевича, предупреждали, чо политическая революция в России не­воз­мож­на, она неизбежна пе­ре­рас­тет в социальную, в по­лный пе­ре­дел всей собственности и именно это ста­нет на­ча­лом но­вой пугачевщины, то есть граж­дан­ской вой­ны. На мой взгляд, ос­нов­ной причиной русских революций ста­ло неразрешимое противоречие ре­форм Сер­гея Витте и попытки контр­ре­форм Пет­ра Столыпина. Ре­фор­мы Витте создали базис индустриального общества, мас­со­вое строительство же­лез­ных до­рог изменило инфраструктуру стра­ны. За этим по­сле­до­ва­ло строительство круп­ных про­мыш­лен­ных предприятий и развитие фун­да­мен­таль­ной и прикладной науки. Но развитие капитализма "свер­ху" в ус­ко­рен­ном режиме, ко­то­рый Дмитрий Иванович Мен­де­ле­ев на­зы­вал "ситцевым", имеет од­ну осо­бен­ность — вы­со­кую сте­пень коррупционной составляющей. К сло­ву ска­зать, боль­шую часть сво­ей жизни он занимался изучением проб­лем экономики и был советником российского правительства в этой области. Его ра­бо­ты не публиковались в печати с 1905 го­да, хо­тя и се­год­ня они читаются как откровение.

Ре­фор­мы Пет­ра Столыпина, кто бы и что бы ни говорил, с его по­пыт­кой разрушения кресть­ян­ской общины, создали мощное социальное напряжение в кресть­ян­ской сре­де. Из общины выходили не­охот­но, а те, кто выходил, становились объектом зависти, их хо­зяй­ства сжигались и разорялись, и были фак­ты имели не единичными.

В политической области на пос­ту министра внутренних дел Столыпин был так­же не сов­сем по­сле­до­ва­тель­ным. "Столыпинские галстуки" не прос­то так стали нарицательным названием, и не суть важ­но, сколь­ко в то вре­мя бы­ло по­ве­ше­но за революционную де­я­тель­ность, здесь арифметика не­умест­на. Важ­но дру­гое: нель­зя од­ной ру­кой ве­шать, а дру­гой проводить ре­фор­мы. Не получится, ни у ко­го еще не получилось.

Столыпин, пробывший гродненским гу­бер­на­то­ром все­го один год, так и не су­мел решить двух глав­ных политических проб­лем, ко­то­рые он с по­лной от­вет­ствен­ностью по­нял в Грод­но. Эта проб­ле­ма представительства национальных меньшинств в ор­га­нах власти, ре­аль­ных собственников земли, лишенных представительства, и проб­ле­ма чер­ты оседлости. Для ев­рей­ской молодежи революционное движение ста­ло ак­том национального освободительного движения. По уров­ню образования, воспитанию и куль­ту­ре, по сво­ей сути, это бы­ла пе­ре­до­вая часть общества. Но чер­та оседлости оз­на­ча­ла по­лное закрытие социального лифта. А в на­ча­ле ХХ ве­ка ев­рей­ская мо­ло­дежь из Беларуси перебиралась ближе к черноморским пор­там и эмигрировала в Америку. Оставшиеся вливались в революционное движение. Ро­ко­вой политической ошибкой Пет­ра Столыпина бы­ла по­пыт­ка контр­оля над террористическими организациями. Кто бы и что ни говорил, но это факт исторический, всем известна речь Столыпина в Го­су­дар­ствен­ной ду­ме в защиту Ев­но Азе­фа. Упра­вля­е­мо­го тер­ро­ра не бы­ва­ет. Великий российский го­су­дар­ствен­ный де­я­тель погиб от рук тех, с кем бо­рол­ся, но ко­то­рых так тщательно опе­кал. Человеческий фак­тор никуда не де­ва­ет­ся, для таких, как Ев­но Азеф, под­об­ная ра­бо­та становится видом бизнеса, а для видных чинов тай­ной полиции воз­мож­ностью сде­лать карь­е­ру. Этот тот слу­чай, ког­да част­ное оп­ре­де­ля­ет суть решения проб­ле­мы.

— Оз­на­ча­ет ли все, ска­зан­ное Вами, что практика большевиков в пер­вые революционные го­ды, точ­нее ска­зать "крас­ный тер­рор", были оправданными и необходимыми?

— Нет, ко­неч­но. Ни крас­ный, ни бе­лый тер­рор оп­рав­дать нель­зя. Да и не нуж­да­ют­ся участники тех далеких событий в на­шем оправдании. Это нуж­но нам, мы мо­жем мно­гое не принимать, но по­нять обя­за­ны. Лю­бая революция — это вре­мя невиданной вертикальной мобильности, ко­то­рая вы­бра­сы­ва­ет на­верх очень многих, но в истории ос­та­ют­ся единицы. Воль­тер писал: "Пло­дом гражданских войн в Риме бы­ло установление раб­ства, пло­дом английских мя­те­жей в Англии — сво­бо­да". Революция принесла в Россию сво­бо­ду, а по­сле­до­вав­шая за ней Граж­дан­ская вой­на породила невиданный по масш­та­бу тер­рор в соб­ствен­ной стра­не.

У каж­дой революции есть своя мистика. Уз­ло­вой точ­кой Фев­раль­ской революции ста­ла ось Могилев — Пет­рог­рад с мистической для Николая ІІ о­ста­нов­кой на станции Дно. Фев­раль­скую революцию приветствовали все, все знали, как нель­зя, но никто не знал, а что же даль­ше. Есть своя мистика и у двух исторических пер­со­на­жей Алек­санд­ра Ке­рен­ско­го и Владимира Уль­я­но­ва (Ленина). Оба из од­но­го го­ро­да, оба знали друг дру­га, оба имели юридическое образование. Оба родились в один день 22 апре­ля, но по раз­ном стилю. Алек­сандр Керенский, никогда не разделявший идеи Марк­са, ока­зал­ся большим марксистом, нежели Ленин. Его действия по ликвидации государственности как фор­мы организации лю­дей в период с фев­ра­ля по ок­тябрь 1917 го­да имели катастрофический ха­рак­тер, как для не­го са­мо­го, так и для всей России. Он любил са­му власть, но никогда не был политиком.

Еще раз по­вто­рю, Владимир Ленин и пришедшая с ним к власти груп­па большевиков, были преж­де все­го политиками. А политика — это преж­де все­го вы­бор альтернатив и действия на очень ко­рот­ком про­ме­жут­ке времени. Их пер­вые решения были вов­се не политическими, а хозяйственными, точ­нее медицинскими. Если вы посмотрите архивы Минского гор­со­ве­та, ко­то­ро­му в этом го­ду исполняется сто лет, то пер­вым его решением были шаги по наведению санитарного по­ряд­ка в го­ро­де, строительству бань на бе­ре­гу Свислочи и борь­ба с эпидемией тифа. А пер­вым ленинским ло­зун­гом, висевшим на Брест­ском (в настоящее вре­мя Бел­орус­ском) вок­за­ле, был вов­се не ло­зунг про электрификацию, а ло­зунг "Или социализм победит вошь, или вошь победит социализм".

Ленин и его соратники принимали решения в логике граж­дан­ской вой­ны. В граж­дан­ской вой­не не бы­ва­ет ге­ро­ев, как не бы­ва­ет и победителей. С боль­шой бук­вы мы пишем сло­во "Граж­дан­ская" в знак памяти ко всем ее участникам, ибо все они свои, наши. По разрушительности последствий для общества с гражданским противостоянием не мо­жет сравниться ничто. Верх в нем бе­рет тот, кто проявит аб­со­лют­ную монолитность и бу­дет бо­лее жестоким, нежели его противники. Граж­дан­ская вой­на не имеет точ­ной да­ты на­ча­ла, но ее разрушительные последствия растягиваются не на од­но поколение.

Уже будучи тя­же­ло­боль­ным, Ленин по­нял, что за­кон "цикличности революций" мо­жет относиться и к русским революциям ХХ ве­ка. Он знал ев­ро­пей­скую революцию 1848—1849 го­дов, на этом материале соз­дал теорию не­пре­рыв­ной революции. Но классической опыт Фран­цуз­ской революции 1789—1794 го­дов им про­ра­бо­тан не был. Во вся­ком слу­чае по это­му по­во­ду у не­го нет ни од­ной ра­бо­ты. И толь­ко в 1921—1923 го­дах на опы­те Ок­тяб­ря он стал выходить на важ­ней­шую проб­ле­му Термидора, возможности от­ка­та революции на­зад: "Термидор"? Трез­во, мо­жет быть, да? Бу­дет? Увидим. Не хвались, едучи на рать".

Ленин находился у власти все­го пять лет, и за этот короткий период в условиях граж­дан­ской вой­ны он все вре­мя был в поиске модели развития. За­ме­чу, что всей по­лно­ты власти у не­го не бы­ло, это бы­ло коллегиальное ру­ко­вод­ство. Тщательно разбираться во всем ему пришлось уже тя­же­ло боль­ным че­ло­ве­ком в 1922—1923 го­дах, ког­да он надиктовывал свое Завещание — так принято именовать его последние статьи. Проб­ле­мы индустриализации и НЭ­Па им здесь не про­ра­ба­ты­ва­ют­ся, они про­ра­бо­та­ны партией до 1922 го­да. В Завещании речь идет о том, что принято на­зы­вать "мо­делью но­мер 3" — кооперативного социализма в де­рев­не, при этом нет ни од­но­го сло­во о ку­ла­ке или применении насилия при строительстве социализма. В кон­це 20-х го­дов Сталин отбросит идеи Завещания, выдвинет ло­зунг "сплош­ной коллективизации" и "ликвидации ку­ла­чест­ва как клас­са", а за­тем выдвинет тезис об "обострении клас­со­вой борь­бы по ме­ре строительства социализма". Но и здесь не все прос­то, внешние и внутренние фак­то­ры не да­дут никакой дру­гой альтернативы.

— Нынешний год зна­ме­на­те­лен кро­ме столетних юбилеев и дру­гой трагической да­той — восьмидесятилетием мас­со­вых сталинских репрессий. В чем сос­то­я­ла, на Ваш взгляд, истинная причина то­го, что произошло в СССР?

— Это отголоски, и сов­сем недалекие, Граж­дан­ской вой­ны. Граж­дан­ская вой­на разрушила не толь­ко про­мыш­лен­ность, но и са­мо общество, породила невиданную подозрительность и недоверие друг к дру­гу. По сво­ей сути, она уничтожила го­су­дар­ствен­ность как фор­му организации лю­дей. Внешние фак­то­ры в то вре­мя оказались определяющими. Восстановлению стра­ны пре­пят­ство­ва­ло "зо­ло­тое эм­бар­го" со сто­ро­ны За­па­да, ког­да оборудование и машины на За­па­де мож­но бы­ло купить толь­ко в об­мен на хлеб. Это и определило, по сво­ей сути, уничтожение деревни и породило невиданный го­лод в на­ча­ле 30-х го­дов.

Сталин пришел к власти в ре­зуль­та­те от­ча­ян­ной внутрипартийной борь­бы. Это бы­ла не прос­то борь­ба за власть, но и за физическое выживание для каж­до­го, кто пре­тен­до­вал на пер­вые роли. Стараниями Льва Троц­ко­го Со­вет­ская Россия, по сути, бы­ла сда­на в концессию анг­ло-американскому капиталу, где с руб­ля прибыли ей ос­та­ва­лось от пяти до двадцати ко­пе­ек. Ре­ванш традиции и укрепления го­су­дар­ства был неизбежен.

Не все бы­ло прос­то и с вопросами индустриализации. Это тот слу­чай, ког­да воп­ро­сы технической модернизации приобретали все чер­ты политической борь­бы. Груп­па российских историков во гла­ве с Николаем Смирновым соз­да­ла многосерийный до­ку­мен­таль­ный цикл "История России ХХ ве­ка". Вы­во­ды, к ко­то­рым приходят авто­ры, для многих не бес­спор­ны, идеологическая составляющая для многих очевидна. Но фак­тур­ный материал заслуживает внимания и доверия.

Пер­во­на­чаль­ный план индустриализации, пред­ло­жен­ный Сталиным, не мог быть принятым по причинам противодействия со сто­ро­ны За­па­да. Се­год­ня как откровение многие уз­на­ют, что де­ло "Промпартии" и "Шахтинское де­ло" не были сфальсифицированными. Сфальсифицированными их объявил Никита Хрущев в 60-е го­ды прош­ло­го ве­ка. Суд над руководителями "Промпартии" на­чал­ся 7 де­каб­ря 1930 го­да в Моск­ве. Груп­па технической интеллигенции во гла­ве и директором Все­со­юз­но­го теплотехнического института Леонидом Рамзиным обвинялась во вредительстве в промышленности и на транс­пор­те в 20-е го­ды. Пя­те­рых обвиняемых приговорили к рас­стре­лу, ко­то­рый за­тем был за­ме­нен тюремными сроками. На рас­стре­ле настаивал не Иосиф Сталин, а Николай Бухарин. Кто та­кой Леонид Константинович Рамзин? Участник разработки пла­на ГО­ЭЛ­РО по электрификации всей стра­ны, соз­да­тель и ос­но­ва­тель теплотехнического института. По­сле оккупации Франции в 1940 го­ду французские масонские архивы оказались в Берлине, а в 1945 го­ду вы­ве­зе­ны в СССР и на­хо­дят­ся в архивах КГБ, ко­то­рые се­год­ня рас­сек­ре­че­ны.

Из этих до­ку­мен­тов сле­ду­ет, что Леонид Рамзин, на­хо­дясь Париже, в 1928 го­ду выступил пе­ред членами организации "Торг­пром", объединяющей бывших вла­дель­цев за­вод­ов и сырь­е­вых добывающих предприятий, национализированных по­сле Ок­тябрь­ской революции. В до­кла­де Рамзин ска­зал: "Один из наших ме­то­дов — ме­тод минимальной стандартизации, что тормозит экономическое развитие стра­ны и снижает тем­пы индустриализации. Да­лее существует ме­тод создания диспропорций меж­ду отдельными отраслями на­род­но­го хо­зяй­ства. И, на­ко­нец, существует ме­тод омертвления капитала. Иначе го­во­ря, вложение капитала в со­вер­шен­но не­нуж­ное строительство. Без сомнения они (эти ме­то­ды) понизили общий уро­вень экономической жизни стра­ны, что вы­зва­ло широкое не­до­воль­ство населения. Нам нуж­на ва­ша активная помощь, но еще нуж­нее во­о­ру­жен­ная интервенция для свержения большевиков". Вам ничего это не напоминает из на­шей не­да­вней со­вет­ской жизни, борь­ба с до­лгост­ро­ем и так да­лее?

Но и это не все. По­сле не­го выступил Денисов, пред­се­да­тель "Торг­про­ма": "Как вам известно, мы совещались с господином Пу­ан­ка­ре (президент Франции), а так­же с господином Брианом (министр иностранных дел). Господин Пу­ан­ка­ре одобрил план во­ен­но­го по­хо­да против Со­ю­за Советских Социалистических Республик и во вре­мя од­но­го из наших последних совещаний с ним, как вы, ве­ро­ят­но, помните, господин Пу­ан­ка­ре сообщил, что воп­рос этот пе­ре­дан фран­цуз­ско­му ге­не­раль­но­му шта­бу для разработки. Те­перь мо­гу по­ра­до­вать вас дополнительными сведениями чрез­вы­чай­ной важности. Мо­гу сообщить вам, что французский ге­не­раль­ный штаб соз­дал специальную комиссию с полковником Жуанвиллем во гла­ве для организации нападения на Советский Со­юз". Пер­во­на­чаль­но нападение планировалось на ле­то 1929 го­да, за­тем его перенесли на 1930 год. Кро­ме фран­цу­зов в интервенции планировали принять участие Вей­мар­ская Германия, Поль­ша Пилсудского, стра­ны Балтии и Румыния. Ко­ро­лев­ская Румыния до­лжна бы­ла стать инициатором конфликта. Этот план так и ос­тал­ся пла­ном по той прос­той причине, что у Англии и США были весь­ма серь­ез­ные финансовые интересы в СССР, от концессий до участия в масш­таб­ной прог­рам­ме создания но­вых про­мыш­лен­ных гигантов на территории Со­вет­ско­го Со­ю­за.

Нуж­но понимать психологию то­го времени и с этой точки зрения оценивать те далекие события. Весь трагизм ситуации то­го времени в том, что по дру­го­му быть, ско­рее все­го и не мог­ло. Но индустриализация, как бы к ней ни относились, тем не ме­нее сос­то­я­лась, дру­гой воп­рос ка­кой це­ной. Многие и се­год­ня считают, что са­мым лучшим памятником Сталину, ко­то­рый нель­зя снести, яв­ля­ет­ся индустриальный гигант не толь­ко то­го, но и ны­неш­не­го времени — Магнитогорский металлургический комбинат, за­пус­ком ко­то­ро­го руководил Яков Семенович Гу­гель — уро­же­нец Го­рок Могилевской области, впоследствии так­же репрессированный и рас­стре­лян­ный, ко­то­рый стал прототипом Мар­ка Ря­за­но­ва в известном ро­ма­не Анатолия Ры­ба­ко­ва "Дети Ар­ба­та".

— Ленинский про­ект создания пер­во­го в мире социалистического го­су­дар­ства, казавшийся веч­ным, не сос­то­ял­ся. В чем причины и ка­ко­вы источники этой неудачи?

— Это не сов­сем так. Та система го­су­дар­ствен­но­го устрой­ства по­сле смерти Ленина пре­тер­пе­ла такие изменения, что от пер­во­на­чаль­но­го за­мыс­ла не ос­та­лось и сле­да. Со­вет­ская власт­ная система всег­да тя­го­те­ла от федерализма к унитарности. И завершающим аккор­дом в этом смыс­ле стали мас­со­вые репрессии 30-х го­дов прош­ло­го ве­ка. Са­ма партия, ко­то­рую мы зна­ем как КПСС, с это­го мо­мен­та ста­ла системой политического управления. Вы мо­же­те поговорить с лю­бым бывшим чле­ном КПСС, и вам ска­жут, что в са­мой партии, начиная с первичных организаций и заканчивая высшим партийным ор­га­ном республиканского уров­ня, не бы­ло политических отношений. Какие воп­ро­сы обсуждались на партийных собраниях в парторганизациях? Производственные и хо­зяй­ствен­ные воп­ро­сы, обсуждение решений пле­ну­мов ЦК и съездов КПСС с за­ра­нее раз­ра­бо­тан­ным постановлением и так да­лее. Партийный билет становился для многих не­пре­мен­ным атрибутом слу­жеб­ной карь­е­ры. Все серь­ез­ные политические решения принимались в Моск­ве на уров­не аппа­ра­та ЦК КПСС и всег­да носили непубличный ха­рак­тер. Публичная практика то­го времени не до­пус­ка­ла мысли о критике решений вы­сше­го ор­га­на партии. Ленинское выражение "аппа­рат сильнее сов­нар­ко­ма" не всплеск эмоций, а ре­аль­ное осознание то­го фак­та, что если что и погубит со­вет­скую систему, так это бюрократизация все­го и вся.

Был ли это социализм, изначально за­яв­лен­ный глав­ной целью ос­но­ва­те­ля и пер­во­го руководителя со­вет­ско­го го­су­дар­ства? От­ве­та на этот воп­рос нет и се­год­ня. Но за­ме­чу, что придя к власти на пост ге­не­раль­но­го сек­ре­та­ря ЦК КПСС, Юрий Анд­ро­пов поставил этот воп­рос пре­дель­но конк­рет­но. В статье, посвященной столетию со дня смерти Кар­ла Марк­са "Карл Маркс и не­ко­то­рые воп­ро­сы социалистического строительства в СССР" в пре­дель­но завуалированной фор­ме и стилистике публичных выступлений то­го времени зву­чал воп­рос — а ка­кое общество мы на са­мом де­ле построили? Этот воп­рос об­суж­дал­ся и на июньском Пле­ну­ме ЦК КПСС, посвященном воп­ро­сам идеологии. Все понимали, что ре­аль­ная практика и про­возг­ла­ша­е­мые идеалы да­вно и в кор­не рас­хо­дят­ся и нуж­но бы­ло принимать радикальные и конк­рет­ные ме­ры. Какие? Никто не знал. Про­цесс принятия решений о проведении ре­форм за­тя­нул­ся до прихода к власти Михаила Гор­ба­че­ва. А что произошло по­том, все мы зна­ем. СССР не ста­ло.

— В чем причина неудачи гор­ба­чев­ской перестройки и бы­ла ли у нее альтернатива?

— Альтернативы ре­фор­мам не бы­ло и быть не мог­ло. Но история и здесь повторилась — за провозглашаемыми лозунгами о демократизации экономической и политической жизни скры­вал­ся постмодернистский про­ект мос­ков­ской политической элиты вто­ро­го и треть­е­го уров­ня, встро­ен­ных или обслуживающих власть. Целью это­го про­ек­та бы­ла конвертация власти в ре­аль­ную соб­ствен­ность. Никто из пер­вых лиц стра­ны или их де­тей олигархами не стал — этот факт, все ока­за­лось в ру­ках тех, кто в со­вет­ское вре­мя принимал решения на уров­не аппа­ра­та. Это бы­ло вре­мя тро­га­тель­ной некомпетентности со сто­ро­ны пер­вых лиц стра­ны и эле­мен­тар­но­го незнания за­ко­нов рын­ка, ко­то­рый был объявлен па­на­це­ей от всех бед. Директоров круп­ных предприятий стали избирать на собраниях тру­до­вых коллективов, прибыль делить там же, воп­ро­сы дефицита стирального по­рош­ка об­суж­дать на Со­ве­те Министров СССР с пря­мой трансляцией по телевидению и так да­лее. Над нами сме­я­лась и на нас за­ра­ба­ты­ва­ла вся Ев­ро­па, у ко­то­рой мы скупили весь за­ле­жа­лый то­вар по космическим це­нам в об­мен на сырье.

Быт раздавливал и унижал со­вет­ско­го че­ло­ве­ка. Скептицизм, как вся­кая разрушительная критическая ра­бо­та мысли, бы­ва­ет хо­рош в оп­ре­де­лен­ных до­зах. Позднесоветский скептицизм ко все­му окружающему по аб­со­лют­но ес­тест­вен­ным обс­то­я­тель­ствам пе­ре­рос в отрицание ради отрицания той системы взаимоотношений, ко­то­рая сложилась в Со­вет­ском Со­ю­зе. Американский историк Мартин Малиа о причинах рас­па­да СССР, на мой взгляд, вы­ска­зал­ся точ­нее всех: "По­рыв к саморазрушению, не имеющий па­рал­ле­лей в истории".

— Но этот про­ект многие се­год­ня считают ус­пеш­ным.

— Смот­ря что считать ус­пе­хом. Для реализации это­го про­ек­та до­лжны были сойтись воедино да фак­то­ра — внутренний и внешний. Внешний — это пост­оян­ная зависимость СССР от за­пад­ных кредитов, она возникла сра­зу по­сле радикального падения цен на нефть. А в области внут­рен­ней политики нуж­но бы­ло пре­о­до­леть монополию коммунистической партии на власть. Ка­кой бы КПСС ни бы­ла в то вре­мя, но это был единственный ре­аль­ный механизм управления стра­ной. Раз­го­во­ров о ре­фор­ме в са­мой партии бы­ло мно­го, и по ме­ре их возрастания становилось яс­ным, что глав­ным объектом на пути к достижению своих це­лей до­ста­точ­но спло­чен­ной груп­пы лиц яв­ля­ет­ся именно КПСС. Реформировать ее никто не собирался.

На фо­не то­таль­но­го дефицита са­ма пост­анов­ка воп­ро­са о возрождении национальных движений в со­юз­ных республиках бы­ла не чем иным, как насаждением национализма свер­ху. Появившиеся вез­де и всю­ду на­род­ные фрон­ты, поддерживаемые из со­юз­но­го цент­ра, стали той ре­аль­ной силой, ко­то­рая приняла край­не националистические фор­мы и в итоге разрушила стра­ну — все стали искать ре­цеп­ты выживания в труд­ных условиях за счет друг дру­га, со­юз­ный центр по­те­рял ре­аль­ную власть.

— Но в Беларуси эта идея не сра­бо­та­ла. По­че­му?

— Она и не смог­ла сра­бо­тать. Я глу­бо­ко убеж­ден, что мы не до кон­ца понимаем и не зна­ем стра­ну, в ко­то­рой родились и живем. Бе­ла­русь — это европейский по­лу­ста­нок, связующее зве­но меж­ду Вос­то­ком и За­па­дом. С врож­ден­ной на генетическом уров­не национальной и конфессиональной терпимостью. Бе­ла­русь — единственная стра­на в Ев­ро­пе, где не бы­ло антисемитизма. У нас не­воз­мо­жен был Бабий Яр в принципе. Вильгельма Ку­бе взорвали именно в Минске. А это был не са­мый бес­та­лан­ный и глу­пый политик у Гитлера. С Эрихом Ко­хом под­об­но­го в Украине не произошло.

По­пыт­ка груп­пы лю­дей, претендовавших на власть от Бел­орус­ско­го на­род­но­го фрон­та бы­ла об­ре­че­на на про­вал по са­мой пост­анов­ке воп­ро­са. Национальный язык, как субстанция лю­бо­го на­ро­да, не мо­жет быть пред­ме­том политики. За­ме­чу, что за­кон о возрождении бел­орус­ско­го язы­ка, про­ду­ман­ный, мягкий и очень точ­ный, принял Вер­хов­ный Со­вет 11-го со­зы­ва — аб­со­лют­но коммунистический. Вся упра­влен­чес­кая элита, понимая деликатность проб­ле­мы и ее слож­ность, под­дер­жа­ла его. А что в итоге? Больший вред, чем это сде­ла­ла националистическая фракция 12-го со­зы­ва, представить се­бе труд­но. Большевистский на­скок в язы­ко­вом воп­ро­се вы­звал по­лное отторжение в обществе.

Здесь нуж­но понимать принципиально важ­ный источник проб­ле­мы. Традиционное аграр­ное общество по сво­ей природе имеет язык титульной нации. Индустриальная эпо­ха приносит в по­всед­нев­ную жизнь двуязычие — в технической области начинает доминировать язык той нации, техническая куль­ту­ра ко­то­рой вы­ше или в количественном отношении ко­то­рой боль­ше. Русификация пришла к нам не из России, ее источник — индустриализация Беларуси в по­сле­во­ен­ное вре­мя. В многонациональной стра­не язык межнационального общения вы­сту­па­ет сред­ством коммуникации среди технической интеллигенции. Согласитесь, для изучения технических дисциплин на национальном язы­ке нуж­но соз­дать соответствующие институты, ко­то­рые этим зай­мут­ся. Но за­чем это де­лать, если по­том придется переучивать всех инженеров, вы­пус­кать но­вую техническую документацию па­рал­лель­но на рус­ском язы­ке и так да­лее. Воп­рос в дру­гом. Са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся, что при соприкосновении двух близких язы­ков один из них со вре­ме­нем исчезнет. А для то­го, что­бы его сохранить, его нуж­но поддерживать. Эта идея и бы­ла за­ло­же­на в за­ко­не о национальном язы­ке Вер­хов­ным Со­ве­том 11 со­зы­ва. В постиндустриальную эпо­ху, ко­то­рую мы на­зы­ва­ем эпо­хой информационной экономики, двуязычие становится обя­за­тель­ным, владение одним из ведущих мировых язы­ков становится обя­за­тель­ным. Зайдите в лю­бую ІТ-компанию, сотрудники в ней по­лдня го­во­рят по-английски.

Язык — край­не деликатная проб­ле­ма. Вспомните, с че­го все на­ча­лось на Вос­то­ке Украины, с проб­ле­мы рус­ско­го язы­ка. Про­мыш­лен­ные регионы Украины го­во­рят по-русски, но это вов­се не значит, что они перестали быть украинцами. Проб­ле­му решили устранить кавалерийским на­ско­ком, получили кровопролитие, ко­то­рое неизвестно ког­да закончится.

Вто­рым мо­мен­том ста­ла публичная полемика вок­руг конфессиональной проб­ле­мы. Под ло­зун­гом восхваления униатства в под­текс­те многие почувствовали завуалированную по­пыт­ку полонизации. В стра­не, где на всякие обсуждения межконфессиональных проб­лем на уров­не генетики в обществе на­ло­жен за­прет, под­об­ное вы­гля­де­ло по­лным безумием и неуважением не толь­ко к жителям вос­точ­ных, но и за­пад­ных регионов. А попытки, предпринимаемые в кон­це 1992 — на­ча­ле 1993 го­да с подачи не­ко­то­рых уче­ных и журналистов, реабилитации националистических во­о­ру­жен­ных формирований, типа Армии Край­о­вой, за­ме­ны формулировки "ве­те­ран Великой Оте­чест­вен­ной вой­ны" на "ве­те­ран Вто­рой мировой вой­ны" в обществе были восприняты как по­пыт­ка ревизии оте­чест­вен­ной истории и не нашли поддержки. У не­ко­то­рых наших со­се­дей это сделали, к че­му это привело, мы се­год­ня видим.

— Наши взаимоотношения с Россией в по­след­нее вре­мя но­сят не­прос­той ха­рак­тер. По­рой соз­да­ет­ся впечатление, что на Вос­то­ке нас не всег­да хо­тят по­нять. Что вы ду­ма­е­те по это­му по­во­ду?

— Год на­зад во вре­мя обсуждения двадцатилетия подписания до­го­во­ра о Со­юз­ном го­су­дар­стве мне в го­ло­ву пришла не­сколь­ко кра­моль­ная мысль. Этой проб­ле­ме были посвящены многочисленные статьи и телепередачи, где с раз­ных то­чек зрения оп­по­нен­ты хотели придать не­кую на­уко­об­раз­ность ар­гу­мен­там как за со­юз с Россией, так и против не­го. Я пой­мал се­бя на мысли о том, что пред­ме­та обсуждения как та­ко­во­го нет. Против на­ше­го разъединения в 1991 го­ду про­тес­то­ва­ла са­ма генетическая па­мять.

Но проб­ле­мы во взаимоотношениях есть, как есть они в лю­бой семье или коллективе. Но да­же если они возникают, то я аб­со­лют­но убеж­ден, что решение мы всег­да най­дем, — мы об­ре­че­ны друг на дру­га са­мой су­дьбой. Проб­ле­ма не­ко­то­ро­го непонимания есть. Это тот слу­чай, ког­да арифметика ра­бо­та­ет не за, а против. Раз­мер территории, объем экономики здесь вторичен. Мне ду­ма­ет­ся, что проб­ле­ма не­ко­то­ро­го непонимания кро­ет­ся в дру­гом — у нас с Россией раз­ные уровни раз­бе­га. Ска­жем чест­но, мы живем в эпо­ху во­ен­ной цивилизации, свя­то чтим пол­ко­вод­цев и воинов, а гражданские подвиги по­рой за­бы­ва­ем. Увы, но сер­мяж­ная пра­вда состоит в том, что во­ен­но-про­мыш­лен­ный комп­лекс, как и во­ен­ные столкновения в той или иной точ­ке мира, яв­ля­ет­ся ос­нов­ным двигателем для развития экономик стран, ко­то­рые оп­ре­де­ля­ют мировой по­ря­док. Историческая ее су­дьба России, ее раз­ме­ры, уро­вень влияния на мировую куль­ту­ру та­ко­вы, что она всег­да бу­дет участ­во­вать в общемировых про­цес­сах, независимо от каких-либо внутренних проб­лем. И это бу­дет да­вать ей импульс к даль­ней­ше­му развитию. Не­боль­шой Беларуси, что­бы добиться че­го-то то­го, о чем бу­дут говорить во всем мире, нуж­но сде­лать сверхусилие, что­бы стать за­мет­ной на мировой площадке.

— В чем, на Ваш взгляд, фе­но­мен сов­ре­мен­ной Беларуси?

— ХХІ век и но­вое тысячелетие, не­смот­ря на все ожидания, на­чал­ся бур­но и очень конфликтно — террористические ак­ты, ло­каль­ные кровопролитные во­ен­ные конфликты не толь­ко в мире, но и на пост­со­вет­ском прост­ран­стве. Бе­ла­русь се­год­ня ос­та­ет­ся на всем пост­со­вет­ском прост­ран­стве единственным мес­том для без­опас­но­го личного проживания. И в этом не­сом­нен­ная за­слу­га на­ше­го Президента Алек­санд­ра Лу­ка­шен­ко. Экономические трудности вре­мен­ны, а мы, живущие на этой зем­ле, пост­оян­ны.

Беседовал Игорь КОЗЛОВ

УНП 500000015

УНП 500031762