Слово — не воробей...
Это было в конце девяностых, мы тогда переходили на цифровые технологии, и я поехал в Минск в командировку. Заселился там в двухместный номер едва ли не самой высокой столичной гостиницы, в шкаф на вешалку аккуратно повесил парадный служебный мундир — почти новенький, так как на работу в нем не походишь, а профессиональный праздник — день работников леса — только раз в году...
Помню, что еще полюбовался: у ворота там — красивые звездочки, на обшлагах рукавов — золотистые полоски, как у адмирала...
Вечером в номер заселился еще один постоялец, парень лет тридцати, без верхних передних зубов. Мы начали с ним знакомиться: расспрашивать, кто откуда, чего в столице?.. Короче, обычные разговоры обычных людей, которые сегодня случайно встретились, а завтра, по-видимому, навсегда разойдутся... Но я выяснил, что мой сосед — из Брестчины , что он — бывший боксер, что зубы потерял в случайной драке, что сейчас работает в охране...
Ни о боксерах, ни об охране я ничего такого не знал. К тому же вечер был осенний, длинный, — его еще надо было как-то скоротать... Вот я и взялся расспрашивать своего соседа о том, о сем...
Однако он отвечал мне очень коротко, сдержанно, показалось — без малейшего желания. Ну, я и отцепился — стал что-то читать.
...Наутро сосед мой поднялся первый: пошел в ванную комнату, привел себя в порядок, открыл шкаф. И, видимо, только сейчас на левом плече моего «мундира» увидел значок государственной лесной охраны.
— Так вы не прокурор?! — вытаращил глаза он: расплылся в широченной щербатой улыбке.
— Нет...
Почему он боялся прокуроров, я не спросил — других тем аж по горло было, так как боксера понесло, как Остапа ...
Я тогда разве что слушал.
И. Симаненок, г. Поставы
Выгодная покупка
Произошло это в далеком 1961 году, сразу после денежной реформы: тогда (если кто помнит) нолик отбросили, то есть, было у человека десять рублей — стал один.
Так вот где-то в скором времени после этого возвращаюсь я из школы и вижу, что у нас, можно сказать, гости — мамина подруга пришла. Присели они вдвоем на топчан и разговор ведут.
Я книжку читаю, не очень слушаю, но время от времени в их сторону поглядываю. Вижу — сапоги у тети новые. К тому же — какие-то... странные.
Мама тоже это заметила, спрашивает:
— Екатерина, ты что — не на ту ногу обулась?
— Да нет, Марьечка, это же я сегодня в Червене была, — издали начинает тетя. — Иду там по улице и замечаю, что люди резиновые сапоги откуда-то несут. Остановила одну женщину, спрашиваю: «Где дают?» Она говорит: «В магазине уцененных товаров». Я туда — пулей... Вижу, народу, как сельдей в бочке, ведь нужен же товар, и дешево: по рублю за сапог...
Стала в очередь и я: не поверишь, пока к прилавку дошла, почти полдня ухлопала! А главное — впустую: все парные сапоги разобрали, а непарные (на правую ногу) остались. Так я давай просить продавца, чтобы что-нибудь подобрал мне. Во — взяла (тетя подняла ноги, показала...) — один сапог как раз, а второй — на три размера больше. Надела их, протопала, думаю: а черт с ним, хорошо будет в хлев ходить! Выгодная же покупка, так где ты еще возьмешь сапоги по рублю за штуку?
Были времена, были обновки... Уже и не верится.
Михаил Миронович, Кировский район
Учиться никогда не поздно
...Из моих знакомых коллег-учителей, наверное, самым многодетным был Михаил Михайлович. Вместе с женой Лидией Мироновной они растили пятеро детей. Но здесь и сейчас я расскажу только о младшей из их дочерей.
Старшие и дочери, и сыновья сызмальства помогали родителям: учились и в печи топить, и еду варить, и сено косить да коня запрягать, и за огородом ухаживать, а младшей, Тамаре, было за кем полениться. Незаметно окончила школу, педучилище, вышла замуж, а с какой стороны к корове подойти, так и не знала.
Но как-то приезжает домой и слышит от отца, что матери дома нет, а корову подоить надо (ему как-то невдомек, что Тамара не умеет).
Но отступать ей было некуда: взяла кусочек хлеба и платок, чтобы обвязать ведро после доения, и пошла на луг, где пасся скот. Следом за ней ватагой двинулись дети. Словно птенцы, они щебетали рядом, играли в «догонялки». Но Тамара ничего не слышала и не видела. С нее семь потов сошло, пока присаживалась под корову, пока тягала ее за соски: молоко почему-то вовсе не текло.
В конце концов, бросила она мучить корову, обвязали ведро платком (чтобы никто не видел, что молока там только с пол-литра) и двинулась домой. Отцу ничего не сказала. Матери по-прежнему не было — она приехала только к вечеру.
И тогда же не пришла, а прибежала с поля Зорька, на ходу теряя молоко.
— Мамочка, научи меня корову доить! Скорее, — попросила дочь, увидев корову.
Оказалось, что доилась их кормилица и действительно трудно, но, освоив эту науку, Тамара успешно справлялась. И потом в каждый свой приезд первой бежала к Зорьке.
Татьяна Чекед, г. Гомель
Две рябиновые ночи
Никто, думаю, не станет оспаривать, что лучшая пора года — это летушко: солнце, запахи, цветы, пение жаворонков... Одно, что пугает, — так это сообщения про оранжевый уровень безопасности. Что-то зачастили штормовые ветры и грозы с перпендикулярными молниями: загораются от их здания, падают сломанные деревья и столбы, слетают крыши с домов...
Впервые такой ужас я пережила девчонкой, лет в 12. От раскатов грома тогда буквально закладывало уши; в дом лилась вода (стекла выбило), на улице что-то трещало и стучало... Куда прятаться?
Мы с мамой (светлая память!) Забились под стол, сидели там, как мыши, может, часа два, а когда вышли на улицу, то ничего вокруг не узнали: кровлю с нашего дома снесло, все плодовые деревья лежали вверх корнями, огород был залит, от посадок не осталось ничего! (У других людей, кстати, тоже... Счастье еще, что сами в живых остались...)
К разговору пришлось — рассказала своей приятельнице Нине Поповой об этой грозовой ночи, а она тогда вспомнила свою:
— В нашей деревне (женщина с Белавичей, к нам замуж пришла) на первую Пречистую некогда ярмарка была, и в этот день — такая традиция — в гости мог заявиться кто угодно: родственники, знакомые... Значит, надо будет чем-то угощать, а у нас с мамой чтобы капля водки... Правда, брага есть и уже «отходила».
Что делать? В лесу возле соседней деревни подпольный заводик был: на четырех камнях большая металлическая бочка лежала, в ней вода нагревалась, пар через трубу выходил в бражники, потом — в отборник, из него — в холодильник, а уже оттуда готовая продукция шла — чистая, как слеза!
Руководил этим заводик «директор», инвалид войны, и за «производство продукта» он много не брал — разве что первую бутылку.
Вот к нему мама меня и отправила, стали гнать. Потом, получив плату, «директор» пошел домой, а я осталась...
Откуда взялась черная туча, с чего началась гроза, совсем не заметила! Но так испугалась, что забилась в чащу и думаю: «Все, мне конец...»
Честно молилась, потому что очень хотела жить. И, может, час или два... потом ветер затих, гром, как будто, тоже, зато... завыли волки!
От того заводика до дома было семь километров. Я их пробежала, не чувствуя ног! А мать глаза проплакала, меня ожидая! «Доченька моя, — говорила, обнимая, — я-то думала, что ты неживая уже... Дался нам тот самогон! Чтоб он сдох!»
...Говорить так можно было, но, когда с ярмарки к нам гости пожаловали, мама сходила к соседям и одолжила у них водки.
Нина Бурко, г. Березино
Рубрику ведет Валентина ДОВНАР
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
Как вакцины спасают жизни и чего может стоить их игнорирование?
Рассказал первый заместитель председателя Государственного комитета по науке и технологиям Республики Беларусь Денис Коржицкий.
Идентичность через наследство.
