Вы здесь

Неизвестные страницы известной войны


Вроде уже и исчез брошенный в озеро камень, но нам еще долго о нем напоминают круги на воде... Сколько лет прошло после войны, но в памяти свидетелей все всплывают жуткие образы. «Мы забываем хорошее, а плохое ­– голод, пытки, ужас – забыть невозможно», –  замечают бывшие узники. Иногда проблемы со здоровьем обнажают старые раны, и ничего удивительного нет в том, когда вдруг бывший узник Освенцима спустя столько десятилетий после войны начинает прятать в карманах и под подушкой сырую картофелину, корки хлеба. Или бабушке, которую уже ноги не держат из-за множества болезней, каждый раз, как она падает, кажется, что ее толкают фашисты...

Мы еще многого не знаем о войне и все еще продолжаем ее открывать в том числе и через рассказы людей, которые видели ее собственными глазами. Так было и во время «откровенных разговоров с бывшими узниками концлагерей». Молодые люди, пришедшие на встречу, организованную общественным объединением «Взаимопонимание» и центром «Живая библиотека», смогли услышать истории свидетелей, которые в детстве попали в самые ужасные места.


«За что, мы же никого не убивали?»

Семья Ларисы Александренко встретила войну на границе. Ее отец служил в Брестском пограничном отряде в Каменецком районе. За полтора месяца до начала Великой Отечественной чиновники получили приказ перевезти к себе семьи – надо было показать, что все тихо, мирно. Некоторые жены с младенцами на руках просились, чтобы их отпустили, мол, трудно растить малышей без поддержки родственников, но им не разрешили поехать....

После войны Лариса спросит у матери, что папа говорил в ночь на 22 июня (когда началась Великая Отечественная, ей было только три с половиной года). Перед тем как уйти, он пообещал: «Советская власть вас не оставит». Больше семья его уже не увидит... А в июне 1942 года Лариса с мамой и старшим братиком окажется в еврейском гетто в местечке Чернавчицы. Там содержали около 300 человек нееврейских национальностей: женщин, детей, стариков. Это были семьи командиров Красной армии, партийных советских работников. По словам Ларисы Алексеевны, таких узников называли «восточники», «советки». Обычно таких людей сразу расстреливали, например, так было в Жабинке. Но и в Чернавчицах за решеткой от голода и болезней погибли многие

– Подошли повозки, и у нас забирали все, – вспоминает Лариса Алексеевна. – Я помню, как мое выходное детское платье летит в общую кучу, а мама говорит: «Плачьте, плачьте, может, хоть что-то оставят».

Сохранились воспоминания одной из бывших узниц Чернавчиц, в которых женщина поделилась, как тогда восприняли переселение. Когда люди увидели разгромленные дома с выбитыми окнами и дверями (бывшие хозяева – евреи, были уничтожены), проволоку и охрану с автоматом у ворот, стоял ужасный плач. Старший братик Ларисы, которому на то время было шесть лет, закричал, заплакал: «Мамочка, куда же нас привезли? Мы же никого не убивали, не воровали. За что нас сажают?»

В каждом из таких домов ютились по несколько семей.

– В гетто мы оставались более двух лет. И хотя я тогда была маленькой, отдельные эпизоды хорошо помню. Постоянным было чувство ужаса. Я все цеплялась за мать, старалась всегда быть с ней. Сейчас удивляюсь, как наши мамы это вынесли (кстати, там была женщина и с четырьмя детьми). Смертность большая, чесотка не ​​выводилась. Помню, у детей глисты просто ко рту лезли. На просьбу людей, что надо что-то делать, так как умирают дети, полицаи отвечают: «Больше умрет детей, меньше коммунистов будет». Мать говорила, что полицаи здесь были хуже немцев. Она упоминала, что видела, как полицай привязал к велосипеду еврейскую девочку, быстро ехал, а та так бежала за ним, что у нее пена шла изо рта.

Евреев уничтожали за территорией гетто. Приходили машины (так называемые душегубки), жертв раздевали, расстреливали, а одежду и обувь разбирало местное население. Утром мы замечали пятна крови, а взрослые часто шептались: «Снова был расстрел».

Лариса хорошо запомнила день, когда их освободили (28 июля 1944 года). Была слышна стрельба, исчезли немцы, и только полицаи суетились. Семья скрылась в бурьяне, что вырос под два метра. Когда вошли советские танки, радостные люди бежали за ними. Лариса тогда даже упала и сильно разбила локоть...

Отца она найдет лишь в 2002 году, долгое время его считали пропавшим без вести. Но через поисковую службу Красного Креста она узнала, что отец похоронен в городе Хайнувка в Польше...

«Домой хочу!»

Шестнадцатилетняя Наташа покидала город со знакомыми. Ее мать работала в областной газете во Львове и до последнего оставалась в городе. Коллектив эвакуировался, когда немцы были уже на окраине. По договору мать с дочерью должны были встретиться в Николаеве. Но девушка попала в Одессу, и оттуда она решила идти пешком 140 километров до Николаева.

– Жестокие морозы 41-го года. Я прошла и чувствую, что больше не могу. Села и так бы там и замерзла. Но вдруг остановилась машина, меня подобрали немцы, перевезли через границу и доставили до самого дома, – вспоминает 94-летняя Наталья Радченко.

В Николаеве девушка попала в облаву. Ее схватили на улице, посадили в товарняк и увезли в распределительный лагерь в Вуппертале в Германии. Сюда за работниками приходили представители разных производств. Девушка пыталась оттуда бежать домой, но в поезде ее поймали и отправили в штрафной лагерь.

– Я работала со стареньким немцем. Однажды он заговорил: «Марушка (мы все у него были Марушки), там хлеб тебе принес», – рассказывает женщина. – Некоторое время он меня подкармливал, а как-то спросил, чем мог бы еще помочь. Разумеется, я ответила: «Домой хочу!» Он меня вывел, привез одежду, приобрел билеты и дал деньги, чтобы я после пересела в другой поезд. Но меня задержали и направили в концентрационный лагерь Равенсбрюк, а после этого в Нойенгамме. Работала на конвейере, голодная была страшно. Вечером нам давали кусок хлеба, его съедали сразу, а с утра голодные шли на работу. Я сидела за конвейером и думала, если бы сейчас сказали: «накормим, а после повесим», – согласилась бы...

«Детки, не бойтесь. Мать рядом»

– Как-то я смотрела кино про войну, где у женщины забирали мальчика, так рыдала, – делится 78-летняя Галина Чугаевич. – Вспомнила такой же эпизод: у пленных женщин немцы отбирали детей, а мать вцепилась меня. Ее начали бить прикладами, жестко. Она не отдает, начали бить меня, тогда мать на меня упала. И тут какой-то немец увидел это в окно, что-то сказал своим, и нас оставили вместе. Мама, по-видимому, не думала, что нас не разделят, и все повторяла: «Запомни, ты – Галочка Козлова из Минска».

В 1943 году, когда начались массовые аресты, подпольщик Козлов переправил жену и двух дочерей в партизанский отряд. Но через некоторое время его семья попала под облаву.

– Пальба, вздыбленные лошади. Люди обратились в бегство. А я маленькая стою на подвозе и плачу, мать с сестрой бросились ко мне и не смогли сбежать. Немцы нас, пленных, гнали через болото, через запруду. Мать оступилась, и ее стало затягивать трясина. Немец снял автомат, чтобы ее пристрелить. Сестра заплакала, бросилась к нему в ноги, и он протянул автомат и вытащил мать... Помню небольшой обрыв. С одной стороны матери – я, с другой – сестра, а немцы по нам стреляют. Мать разворачивает нас к себе и говорит: «Детки, не бойтесь, это не страшно, ведь вы с мамой». Впоследствии выяснилось, что это фашисты так развлекались, пугали... Знаете, там числа дням не было, был сплошной ужас, – вспоминает Галина. – Мы оказались в Варшавском концлагере – филиале Майданек. Это был новый лагерь уничтожения с печами... Однажды нам сказали, что поведут мыться. Женщинам, у которых длинные волосы, состригли косы (недавно упоминала, что из волос делали матрасы. Кто же на них спал?). Приказали раздеться. Загнали в какое–то помещение с зонтиками, по бокам – скамьи с оцинковаными тазами, и нам сказали натереть руки и ноги жидкостью из них. А после выгнали через вторую дверь, позже выяснилось: перепутали – сначала должны были уничтожить людей с другого барака...

В 1989 году для бывших заключенных, среди которых были и сестры Козловы, организовали поездку по местам пыток. И когда в музее в Майданеке женщины зашли в такое помещение, поинтересовались, что же за вещество было в тазах, похожее на жидкое мыло, и зачем, когда людей уничтожают, надо было им натираться. Оказалось, чтобы легче палачам было разнимать тела, которые сплелись в агонии. «Нам показали щипцы, которыми растягивали мертвых жертв. Кажется, в 1944 году не было так страшно», – замечает Галина.

«Лучше бы он остался художником»

Евгений Хрол показывает свою миниатюрную видеокамеру: «Видно, в детстве не наигрался, вот сейчас балуюсь. Мне восемьдесят лет, но я еще со своими внуками в футбол играю...» На встрече мужчина не только рассказывает свою историю, но и успевает снимать. Между прочим, документальные фильмы о войне, сделанные Евгением Алексеевичем, хорошо известны многим. Часто он показывает их на встречах в школах, потому что уверен, что иногда реальный рисунок может поразить больше, чем сухие рассказы.

– Я был узником австрийского концлагеря Маутгаузен. Сегодня некоторые люди специально направляют детей за границу изучать языки. А мы изучали их в концлагерях, – рассказывает Евгений Хрол. – Представьте детей 4–6 лет в тюрьме. Мы были биологическим материалом, у нас брали кровь... Вы знаете, что такое печь, подгнившая свекла с червями, шелуха? А мы этим питались... Я выходил оттуда – только кожа да кости... Часто нас, бывших заключенных, приглашают выступать в немецких учебных заведениях, и в том же Маутгаузене, в школе даже есть программа «Не дай бог, война». Я был в школе, где учился Гитлер, видел парту, за которой он сидел, я знаю его акварели (они неплохие, достойны внимания, с молотка их продавали за большие деньги), лучше бы он остался художником...

Евгений Хрол может долго рассказывать не только о малоизвестных фактах, связанных с концентрационным лагерем, – он имел доступ к архивам Маутгаузена и также в Национальном архиве собирал информацию о местах принудительного содержания в Беларуси. Он обращает внимание, что в войну на территории нашей столицы было девять концлагерей, в Минске и Минском районе погибло 400 тысяч человек!

– Иногда мне задают вопросы: «Кому на войне было хуже: людям в концлагере, восточным рабочим?» Бросьте камешек в озеро и посмотрите, какие круги. Но, если вы швырнете кирпич, все равно по воде пойдут круглые волны. Война – везде несчастье, ужас.

Елена ДЕДЮЛЯ

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.