Не просто было взяться за этот текст... Который раз прослушиваю с диктофона свидетельства последних жителей небольшой умирающей деревни на самой границе с Украиной: они говорят без особых эмоций, почти буднично, о давно пережитом, как расстреливали в войну, как забирали односельчан до и после войны. Только бабушка Анастасия тяжело вздыхает, вспоминая тот страшный день расстрела, немного подрагивать ее голос. Столько лет прошло, но такое не может забыть. Много горя увидели местные люди...
Особая судьба
Хмелище затерялось далеко в лесах. Даже указатель, который стоит у Новолесье на трассе с отметкой «3», в смысле три километра, обманывает случайного путника. Оказалось, здесь не три, а даже немного более пяти километров по лесу, засекали по спидометру. «И дорога особенная, — рассказывает председатель Олтушского сельского Совета Витольд Петкевич. — Это пограничная зона, ехать можно, останавливаться машиной на этой дороге нельзя. На правую обочину можно ступить ногой, на левую — нельзя».
И невольно напрашиваются аналогии: так здесь испокон веков было: туда нельзя, сюда — нельзя, шаг вправо, шаг влево — ... Расстреливали и без всяких шагов, как в 1942-м. Но об этом чуть позже.
— В 70-90 годах жили хорошо, — вспоминает один из последних жителей деревни Степан Чуль. — Самогон потихоньку гнали, выпивали вместе с украинскими соседями, в гости друг к другу ходили, сотрудничали колхозами, торговали между собой.
От сарая Степана Григорьевича до украинской границы каких-то 500 метров, а до ближайшей иностранной деревни Пища напрямую — три километра. Но напрямую уже давно никто не ходит.
А через официальный переход нужно сделать крюк километров сорок. Ну и кто теперь поедет? Тем более что осталось жителей в Хмелище в пяти домах. Остальное жилье стоит пустое. Если бы не война, две волны репрессий, может, и эта деревня была бы сегодня большой и перспективной, как соседняя Пища, кто знает. А так... Первое испытание пережило Хмелище, когда перед самой войной, в 40-м, вывезли в Сибирь самых состоятельных хозяев. Не помещиков, а трудолюбивых сельчан, которые на земле сумели добыть немного больше других благосостояние для своей семьи. Аж в Иркутской области оказался маленький Иван Сымоник, сегодняшний житель деревни. Его отца с женой и пятью детьми вывезли как «кулацкий элемент» вместе с другими хозяевами. Они, конечно, уезжали из своих домов, отправляя проклятия и новой власти, и всем ее уполномоченным. Чтобы кто тогда сказал им, что отъезд станет спасением от смерти, не поверили бы. Но после войны, в 47-м, они вернутся, а вот родственников и соседей не застанут, потому что тех расстреляют.
«Кампания без инцидентов»
23 октября исполнится 75 лет с того страшного дня, когда расстреляли 128 жителей деревни. Потом командир полицейского полка капитан Пельс напишет отчет, он есть в книге «Преступления немецко-фашистских оккупантов в Беларуси». В документе значится: «расстреляно 28 мужчин, 40 женщин, 60 детей. Сожжен 21 крестьянский двор. Кампания была закончена без инцидентов в 23.00 ».
Степан Чуль знает эту трагическую историю из рассказов родителей, бабушек-дедушек. Говорили, что формальным поводом для экзекуции послужил какой-то чудак в землянке, который жил там давно. «Никакой он не партизан, так, мелкий воришка, сидел в лесу». А немцы его нашли и поставили в вину населению деревни, что не донесли о нелегале оккупационным властям. За этим шло наказание: все — старые и малые — подлежали уничтожению, за исключением тех, чьи дети были вывезены на принудительные работы в Германию. А когда гнали молодежь, как не хотели ребята покидать дома и родителей, плакали! Чтобы знали, что этим спасают свои семьи...
Так и семья Анастасии Архиповны Хведчик уцелела, так как в чужую Германию вывезли брата. 88-летняя женщина говорит, что тот день помнит как сегодня.
— У нас солтыс был плохой, жестокий, его всегда преследовали партизаны, он даже в доме своем ночевать боялся. Может, поэтому и сожгли нашу деревню, может, сам он и навел немцев на ту землянку якобы партизана. Потом его забрали, после войны уже, и больше никто не видел его... А тогда приехали к нам, заходили в каждый дом, выводили всех и строили в одну шеренгу, даже маленького братика, который спал в коляске, приказали брать с собой. Главе семьи задавали вопрос: «Вся семья здесь?» Если отвечали, что вся, их оставляли на улице. Говорившему, что сын или дочь в Германии, приказывали вернуться в дом, таких набралось девять семей. Остальных погнали за деревню, мужчинам дали в руки лопаты, приказали копать яму. Люди догадались, для чего она. Стоял страшный гул, женщины рыдали, дети плакали, старшие читали молитвы. У нас, кто остался в домах, также начиналась паника. Мы могли ходить друг к другу, некоторые говорили, что нас, может, зажгут вместе с домами, другие высказывали надежду на спасение, словом, никто ничего не знал точно.
Выстрелы и голоса
— В этом ужасе мы провели довольно много времени: они налетели на деревню где-то на рассвете, и продолжалось все до позднего вечера, — говорит свидетель страшных событий. — Первую партию людей подвели к яме, мы из дома услышали крик, вопль, потом первые выстрелы пулеметов. Мой отец упал без сознания, выдержать такое было, кажется, невозможно. И не слабак же был: потом он вернется с войны с медалью «За отвагу»... Второй раз, когда повели людей, голосов было меньше, а после третьего расстрела голоса стихли совсем. Тут уже и мы ждали своей смерти. Открылась дверь, зашел то ли фашист, то ли их служащий и по-польски сказал нам, что можем взять повозку, личные вещи и через полчаса нас тут не должно быть. Так и поехали в белый свет. У отца в Олтуше был двоюродный брат. К нему попросились на зиму: нас шесть человек, их пять, а дом маленький. Сейчас даже представить трудно, как можно было жить в таких условиях, но жили. Весной на пепелище своего дома около уцелевшей груши отец сколотил шалаш, там прожили лето. Вторую зиму квартировали у других родственников. А в 44-м отца забрали на фронт, нас как семью фронтовика временно заселили в опустевший дом евреев, их тоже расстреляли. Так и прожили.
Сколько горя, беды натерпелись, детки. Но живы остались. Отец вернулся с войны живой, радость была, дом для семьи построил.
После войны
Степан Григорьевич Чуль рассказал, что семью деда помиловали, потому что его тетя, деда дочь, была вывезена в Германию. Отец и рассказывал, что с освобождением беды для жителей деревни не закончились. В лесах с украинской стороны остались банды противников советской власти. Как говорили старые люди, рядом с Хмелищем были не настоящие бандиты, а молодежь из окрестных деревень. Возможно, это был своеобразный резерв для незаконных формирований, но они никакого вреда населению не причиняли. И к ним ходили местные ребята. Вечерами они там устраивали танцы, пели, как выяснилось потом, фотографировались. Те фотографии и стали вещественными доказательствами. Короче говоря, арестовали и парней, и девушек как пособников бандитов, получили различные сроки — от 10 до 25 лет. Из некоторых семей по три человека забрали. По глупости или из любопытства некоторые ходили на те посиделки, а вот оно как обернулось.
На границе
А потом жизнь стала налаживаться. Колхоз организовали. Степан Григорьевич с женой работали в колхозе, он большую часть на пилораме.
— Соседние колхозы — белорусский и украинский — помогали друг другу техникой, семенами, рабочей силой, когда нужно было, — рассказывает Степан Чуль. — А каждый четверг в Пище был большой базар. Там продавали все чисто. Уже в 90-е от нас подводами возили картошку, меняли ее на тыквы, муку, масло, сахар. Уже тогда была границы, но довольно условная, и пограничники, осматривая ту повозку с продукцией, иногда только рукой махали, мол, проезжай, не задерживали. А еще к нам везли угрей продавать, на той стороне — Шацкие озера, где эта рыба водится. Всем хорошо было.
Какие у нас сейчас развлечения? Два раза в неделю автолавка приезжает, раньше приходила даже три. Мы сами сказали, что хватит и двух раз, зачем они будут бензин палить. Почта пенсию привозит. А еще телевидение есть. Хозяйство уже не держу. Кур лиса потянет, тут же лес кругом. А купить можно все. Так и живем в своем Хмелище.
Светлана ЯСКЕВИЧ
Идентичность через наследство.
Василевские такие: на Земле и в космосе лихие!
Беларусь — в тройке лидеров по заболеваемости.
