Поколение, которое сейчас имеет самый большой жизненный опыт, пережило немало трагедий. Оно застало репрессии, войну, послевоенное восстановление... Но память этих людей хранит и другое: времена, когда вопреки неимоверно тяжелым обстоятельствам люди умели веселиться, любить, верить и дружить. Все это они делали в полной мере, так как знали, что сама жизнь — это радость, а то, что еге затрудняет и усложняет, — всего лишь неизбежное обстоятельство, которое не может радость жизни затмить.
На Могилевщине в Круглянском районе есть деревня Волконосово. Она известна с XVII века, возродилась после разрушения французами в 1812-м, пережила Великую Отечественную войну и в этом году могла бы праздновать 350 лет своей истории, так как первые сведения о ней относятся к 1669 году. Вот только сейчас здесь осталось семь жителей, и вряд ли этот факт — повод для празднования... Но среди последних есть Александр Харкевич, человек необычный, известный далеко за пределами Круглянщины. Он рассказал «Звязде» про пасхальный местный обычай — волочебничество. Обычай этот раз демонстрирует ту радость, которую получали от процесса жизни наши предки. И которой всем нам следовало бы поучиться.
«И радость была такая, что власть не могла остановить...»
Александр Харкевич точно помнит, что в 1945 году в Волконосово стояли 66 домов.
— В каждом доме семья, а семьи тогда были... Вон мои соседи — 11 человек, другие — восемь. Более 300 человек в общей сложности. Воропаевых было 24 семьи. Мой дед тоже был Воропаев. Вам не описать, какая радость была у людей, сколько вдохновения! Они поспорить могли, но как они дружили!
Работали тяжело. Женщины таскали плуг. Семью надо было прокормить 20 соток земли, зарплаты не получали, уезжать до 1950 года не имели права. Поэтому держали большие хозяйства, в голодные месяцы ночью на колхозных полях собирали колоски, мерзлую картошку, рисковали свободой.
При этом умели отдохнуть, говорит Александр Антонович: по рюмочке выпивали и пели песни, частушки. У каждого дома в мае — облако белой или красной сирени. Деревня была ухоженная, красивая: холмы, река, лес. На Пасху собирались вместе: били яйца, веселились. Артисты сюда не приезжали, телевизоров не было, веселили себя сами. Много талантов раскрывалось среди местных жителей. У деда Александра Харкевича был младший брат — Петр Емельянович Воропаев — талантливый гармонист, сам писал песни: и слова, и музыку. Бабка Дарья знала множество волочебнических песен. В пасхальную ночь Петр Воропаев брал свою хромку, собирал команду волочебников и ходили они по хуторам.
— Как здесь впервые появились волочебники, не знаю, но смысл был один — они славили Иисуса Христа, Сына Божия, — рассказывает Александр Харкевич. — И радость у людей была такая, что власть не могла их остановить.
В 1949 году семиклассника Александра Харкевича за хождение по волочобникам на неделю исключили из школы. Но это парня не огорчило.
В каждой деревне были свои волочебники. Сначала шли взрослые, потом — юноши, а самые последние — подростки.
— Я собрал мальчиков. Один на балалайке играл, сам я барабанил и пел, — вспоминает Александр Антонович. — Мы прошли несколько домов и половину меха собрали куличей, два рубля кто-то дал и яйца. Больше уже не пошли. Пришли домой, здесь поделили. А поскольку я уже был комсомолец, меня потом за это наказали, но я особо не переживал.
Александр Харкевич помнит несколько правил, которых строго придерживались волочебники. Во-первых, нельзя было петь до полуночи, когда начиналось Пасхальное богослужение, на котором верующие впервые восклицают «Христос воскрес!». Во-вторых, никто не начинал петь, пока не было получено разрешение от хозяев. «Вот, например, пришли мы командой. Я был старше, поэтому подхожу к занавеске и (нежно. — «Зв.») стучу. У меня спрашивают: «Кто там?» Отвечаю (достаточно бодро. — «Зв.»): «Позвольте Христа величать!» Если позволяют, мы начинаем петь, если нет — будьте здоровы!» — рассказывает он. Но не помнит, чтобы кто-то отказал, потому что народ был набожный.
Шли не к каждому дому, а к тем, кого знали, и начинали всегда с общей фразы, у волконосовских она была такая:
«З-за лесу, лесу цёмнага...
(Все подхватывали) Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Ішла туча валачобная,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Ішла яна ды шаталася,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Багатага двара ды пыталася...
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!»
Далее пели для каждого дома отдельно: то, что этому дому соответствовало. «Адресные песни», — обращает внимание Александр Антонович. Например, дому Харкевичей, который стоит на горе, пели так:
«А чый гэта дом на пагурачку?
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
На пагурачку, на падмурачку?
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Ля тога двара пчолкі гудуць,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Пчолкі гудуць ды к сабе завуць,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!»
Дому, где жила вдова, после общей фразы пели иначе:
«А жыла ўдава пасярод сяла,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Спарадзіла яна дзевяць сыноў,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
А дзясятую — дачушачку,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Дачушачку — Настушачку,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Сыны ўзраслі, у разбой пайшлі,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Дочка ўзрасла, замуж выйшла,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Замуж выйшла ды за купчыка,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Ды за купчыка, за галубчыка,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!»
Заканчивалась песня словами: «Одарите нас, не морите нас!» С тем же припевом: «Христос воскрес, Сын Божий!», Но, как правило, хозяева не ожидали, пока волочебники допоют, некоторые приглашали в дом, собирали на стол, угощали .
«Валачобныя — людзі добрыя,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Валачыліся, памачыліся,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Зайшлі к бабцы, пасушыліся,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Стала бабка іх частаваці,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!
Госпада Бога ўспамінаці,
Хрыстос уваскрэс, Сын Божы!»
Но чаще гостям выносили из дома водку, дарили деньги, куличи и яйца. Позже главный из команды волочебников делил подарки между участниками.
Двоюродный дед Александра Харкевича Петр Воропаев в 1950-м, когда сельским жителям разрешили уезжать в город, выехал со всей своей большой семьей (у него было пятеро детей) в Калининград. Но в 60-х годах дважды приезжал на Пасху в Волконосово с гармошкой. «Если бы вы видели, что творилось с людьми! — смеется Александр Антонович. — Он вышел на центр деревни, и все пришли с ним поздороваться, кто только мог: «Петрок приехал!» И пели тогда волочебные днем, не ходили никуда».
Последние волочебные песни в Волконосово спел Александр Харкевич. После учебы в Минском автомеханическом техникуме и службы в армии он вернулся сюда в 1957 году. В армии научился играть на баяне. «Тогда уже по волочебниках не ходили, — вспоминает. — Не было к кому, но кажд Пасху приходили все ко мне, женщины, и я играл, все пели и веселились».
С каждым годом все меньше людей собиралось на скамейке у дома Харкевичей, а 15 лет назад Александр Антонович вышел с баяном один. Не было даже кому послушать. Он спел сам себе, сам себе поиграл на баяне. «Вот так волочебники закончились, — говорит. — Но это так интересно! Это такой талант! Нас же никто не учил!» Глаза его излучают удивительный свет, тепло которого ощущается физически, а лицо становится вдохновенным и совсем молодым. Но в следующую минуту он вздыхает со словами: «Вот такие дела!», в которых уже слышны грусть и горечь.
«Каждый ребенок талантлив»
Об Александре Харкевиче как мастере по изготовлению уникальных музыкальных инструментов неоднократно писали газеты, делали сюжеты телевидение, радио, интернет-издания. В декабре прошлого года «звяздовец» Анатолий Клещук уже не первый раз посвятил ему свой фоторепортаж. В 2008 году волконосовский мастер стал лауреатом специальной премии Президента Республики Беларусь в номинации «Народное творчество».
В этом году в октябре ему исполнится 84 года, но в течение жизни Александр Харкевич прославлял Круглянщину не только как резчик, но и как музыкант, как педагог, как творческая и неординарная личность. Первый раз на Круглянскую сцену он вышел 5 декабря 1957 года со песней «Дивлюсь я на небо та й думку гадаю...», которую привез с Украины, где служил в армии. С 1973 года в течение трех десятилетий выступал в составе фольклорного ансамбля «Бяседачка». В 1987-м стал лауреатом первого белорусского фестиваля «Звенят цимбалы и гармонь»... Он и сейчас ездит по стране с ансамблем «Вераснянка» и исполняет сольные номера на бересте и бубне.
— Был первым, кто из аппарата района поехал на уборку на Целину: мне сразу с завода дали новую машину, погрузился и уехал в Казахстан, — вспоминает он. — Был единственным от Беларуси участником общевойсковых учений Вооруженных Сил СССР "Днепр", имею грамоту от министра обороны Советского Союза Гречко...
Он 42 года проработал в школе, преподавал физкультуру, трудовое обучение, пение и даже основы семейной жизни... Выпустил более 1000 детей и уверен, что каждый ребенок талантлив. Представлял образовательную сферу Круглянщины на Всесоюзном съезде учителей, лично был принят в комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР и награжден медалью. Воспитал в сельской школе будущего рекордсмена Беларуси в метании копья, бронзового призера чемпионата мира и талантливого тренера Владимира Сасимовича. Александр Харкевич и до сих пор вспоминает свою работу с детьми с волнением. О школе, детях, системе образования может рассуждать бесконечно. И бесконечно, с радостью, вспоминать.
— Я свободный человек, так как в любой момент могу удержать себя от любого поступка. Очень себя за это уважаю. Кстати, не употребляю алкоголь с самого детства. Даже на свадьбах, — рассказывает он о себе. И потом объясняет, что не против алкоголя в принципе, но считает, что во всем нужна мера. Так его учил дед.
Еще он добавляет, что у него нервная система холерика. Недаром, когда он сам учился в школе, которая размещалась в господском здании в Скляпове, и участвовал в драмкружке, ему всегда давали играть смешные роли, — это как раз ему подходило. «Наверное, это обусловлено генами, — рассуждает Александр Антонович. — У меня сваяки такие же были».
Три обещания самому себе
Он всю жизнь старается держаться обещания, которое дал в 1954 году. Когда заканчивал Минский автомеханический техникум и прощался с преподавателем, который убедил него не бросать учебу на третьем курсе, он дал себе обещание никогда никого не обижать, никому не позволять обижать себя и самому не позволять себя обижать. Говорит, что второе получалось не всегда. Его обижали, но сам он старается делать только хорошее. О том, насколько успешно, свидетельствует следующий факт: за время его работы в школе сменилось 15 директоров, в декабре все они приезжали в Волконосово и приходили к нему в гости.
Александр Антонович несколько раз смотрел смерти в лицо. При отступлении немецких войск летом 1944 года в этих местах на дорогах, ведущих на запад, образовался затор. Жители деревень, находившихся вдоль дорог, заполненных немецкой техникой и военными, снимались и временно уезжали вглубь района. Дед Александра Харкевича тоже решил отвезти женщин и детей подальше от дома, поле вокруг которого заполнилось немецкими машинами и орудиями. Люди подались в сторону озера Хотомле, через 30 километров остановились отдохнуть, дед отвязал коня и позволил счастливому внуку сесть верхом.
— Дедушка и бабушка сидели вдвоем спереди на телеге, сзади — их невестка, мои мама и сестренка. Дедушка поставил коня по центру, он ел с телеги. Я на коне верхом, радостный... Бабушка с дедушкой как сидели, так и остались — мертвые, в крови. Маме, сестре и невестке осколком порвало мышцы ног. Лошади оторвало весь зад, меня сбросило. Я очень любил дедушку... Когда поднялся и посмотрел на него... Не помню, кто нас и как обратно привез, — и через 75 лет Александр Антонович, когда вспоминает этот эпизод, плачет.
Второй раз смерть прошла рядом уже после войны. В 50-е годы он работал в районе инструктором райкома комсомола. Проводил в Загоранах в девять часов вечера комсомольское собрание. «Собрались комсомольцы, открыл я собрание, вдруг гул и взрыв. Военный самолет за 600 метров от клуба на горе взорвался. Я увидел, как стекла из окон вылетают. Все разбежались, а мне 15 километров до Круглого и еще 10 — от Круглого сюда. Боялся по дороге идти. Видел, как ехали военные машины на место падения самолета. Только в первом часу ночи пришел в Круглое», — рассказывает он и удивляется тому, как близко был сам и все собравшиеся от гибели.
Он часто думает о том, что мог уехать из Волконосово, но не уехал. После службы в армии ему предлагали работу в Белой Церкви в Украине, обещали квартиру. Но в то время дома была сложная ситуация, сестра просила помощи. Он приехал и остался. Позже на Всесоюзном съезде учителей познакомился с латышской делегацией, его уговаривали ехать работать в Латвию, также вопрос с жильем решался легко, жил бы в городе со всеми удобствами. Ему непросто было отказаться, так как сестра его жила также в Латвии, но решил остаться. На этот раз главным аргументом стало то, что сыну из армии надо было возвращаться домой.
...Он любит рассуждать об особой роли женщины во вселенной и готов говорить о любви. У него есть на этот счет свое мнение. Он считает, что любовь не бывает в прошлом, она бывает только здесь и сейчас, и она не способно на плохой. А еще он много шутит, когда говорит о серьезном. Слушать его интересно и поучительно.
Есть у этого человека одна черта, наверное, — самая главная. Он всей душой любит дело, которое делает. Каким бы это дело ни было: наставничество, музыка, резьба, бытовые заботы... Ценит людей, критикует чиновников, всегда говорит правду. Верит в судьбу и Бога. И очень переживает за все, что происходит вокруг. С природой, обществом и, ни много ни мало, — с цивилизацией.
Еще он очень любит свою землю. У него красивый, украшенный резьбой дом и чистый, уютный двор, границы которого трудно определить. Вокруг дома он развесил 40 скворечников. Специально ездит посмотреть на семьи лебедей в Толочин. Советует учиться у них верности. Осенью все скворцы, перед тем как улететь в теплые края, собираются на проводах перед его крыльцом. Потом снимаются и улетают. А он смотрит им вслед.
Ольга МЕДВЕДЕВА
Фото Татьяны ТКАЧЕВОЙ
Деревня Волконосово Круглянского района.
Мероприятие проводится на добровольной основе.
Не обнаружить ни секунды равнодушия.
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
