Вы здесь

Как у Элизы Ожешко с доктором Зигмундом Свентицким «не сложилось»


Помните выражение «Не везет мне в смерти — повезет в любви»? Если его перевернуть, потом вывернуть наизнанку и сложить пополам, получится такое оригами судьбы, которое немногим выпадет. Я знаю только двоих.


Элиза Ожешко в год литературного дебюта.

Принято считать, что наша самая знаменитая Жительница Гродно — писательница Элиза Ожешко — была женщиной, щедрой на чувства: помещик Петр Ожешко, который стал первым мужем, потом доктор Зигмунд Свентицкий, с которым «не сложилось», за ним адвокат Станислав Нагорский, который через тридцать лет стал вторым мужем, после его смерти — молодой офицер Франтишек Годлевский... Даже переписку 67-летней Элизы Ожешко с 45-летним Тадеушем Бохвицем исследователи трактуют как любовную. Помилуйте: разве может человек любить так часто, так много раз за жизнь? И не перевернули ли мы, вывернув при этом наизнанку, саму любовь — с такими наивными представлениями о ней?.. Очень хочется, чтобы после прочтения этой истории, в которой нет ни капли выдумки, любовь предстала перед читателем в настоящем своем облике — как чувство великое, единственное и вечное.

* * *

В октябре 1899 года в Гродно собирается очередной съезд сельскохозяйственного общества. Казалось бы, ничего особенного, но с тех пор как создалась эта организация, тихий малонаселенный город начал вдруг пульсировать жизнью: в гостиницах тесно, по домам визиты, на улицах образцовый порядок и элегантность, а в ушах и на губах такое красноречие, которое в другие дни не найдешь здесь даже с фонарем Диогена. Пани Элиза, хотя и выбрана почетным членом, в заседаниях и дискуссиях не участвует: «господа граждане из деревни» посещают ее сами, что создает ей немало приятного. Она так и пишет в многочисленных письмах, которые разлетаются из Гродно во все стороны: из-за съезда, мол, много бывает гостей днем ​​и вечером. В один из таких дней на крыльцо ее серого дома ступили два человека: один старый, седобородый, в элегантной шляпе и с тростью, второй молодой, в тоненьких очках с круглыми стеклами, с красивыми черными усиками и волосами, вложенными в строго симметричную, сглаженную маслом прическу. «Зигмунд Свентицкий с сыном», — записала госпожа Элиза в дневнике под датой 29-е. И больше ничего не записала. И не написала никому, ни в коем письме, что ее через тридцать лет посетил тот, кого она сильно любила, с кем мечтала жить счастливо и долго.

Доктор Зигмунд Свентицкий был почетным членом основанного некогда с его непосредственным участием Минского сельскохозяйственного общества. И вот приехал в Гродно поддержать коллег-новичков. Мог ли он обойти дом знаменитой писательницы? Мог ли он миновать ее дом?...

Они познакомились еще тогда, когда она была юной женой Петра, а Зигмунд Свентицкий — однокурсником деверя Флориана, когда оба — Флориан и Зигмунд — приехали из Петербурга на каникулы в Людвиново. Но любовь возникла позже — когда Петр и Флориан за участие в восстании были сосланы в Сибирь, а Элиза, не захотев поехать за мужем, приехала в родительскую Мильковщину и поселилась там, «как камедула», чтобы только писать и читать, останавливаясь разве что на разговоры со случайными визитерами, преимущественно крестьянами и евреями. Считается, что Зигмунд нашел ее в этом заточенни благодаря первым напечатанным произведением. Получив приглашение в гости, он провел в Мильковщине около двух недель. Это время они потратили на прогулки в английском парке, выходы в поля и луга под декламирование стихов и произнесение латинских названий встреченных по дороге растений. Доктор зажег ее интересам не только к ботанике и латыни, но и к химии: «Как только встану и приведу себя в порядок, а это значит, не позднее чем в 10 часов, берусь за химию. Так, пишу четко: за химию, и пусть пан этому не удивляется: неужели мы, женщины, не можем переступить порог святыни — точных наук?» — так она пишет главному редактору «Газеты польской» Иосифу Сикорскому, которому доверяет свои секреты как отцу. «Ты не представляешь, что такое разлука, что это значит, — после радостных дней, проведенных с милым сердцу человеком, снова остаться одной», — пишет дочери Сикорского Анели немного позже, когда доктор уезжает.

Зиг­мунд Свентиц­кий молодой.

Он пишет ей страстные письма, в которых сообщает, что живет, словно парализованный, и не станет снова человеком до тех пор, пока не получит право назвать ее своей женой. «И пусть госпожа мне ничего не пишет о том, что это никак не возможно, что это никогда не случится, — видет пани, что это заставляет меня сильно страдать», — выводит его рука по-французски. «Письма его для меня — и право, и стимул», — пишет она после прочтения таких строк снова Сикорскому. «И право, и стимул» для того, чтобы настойчиво добиваться развода с Петром. В ссылке в Пермской губернии он провел два года, в 1867-м вернулся по амнистии и поселился в Варшаве. Элиза пытается добиться признания их брака недействительным, делает это правдами и неправдами: даже списывает с возраста целый год — якобы венчалась она 15-летней, и потом всю жизнь будет держаться 1842 года рождения. Развод состоится через два года, Элиза спустит на него шесть тысяч рублей — ровно столько же стоила Петру его свадебная «экипировка», включая лошадей, кареты и прочее. Странные бывают в жизни совпадения...

* * *

Осенью 1869-го к Сикорскому полетело письмо со строками о том, что «свобода — очень милая вещь, даже если ее уже никогда никак не использовать». Элиза и Зигмунд расстались раньше, в начале лета. «Он просто ее разлюбил», — утверждают одни, учитывая быструю его женитьбу на племяннице Адама Мицкевича. «Она слишком много требовала», — поясняют другие, имея в виду тот выбор, перед которым она его, претендента на профессорскую кафедру в Петербурге, поставила: «Кто не хочет пожертвовать всем ради того, чтобы быть со мной здесь, с тем я не могу быть нигде». Такая вот рафинированная патриотка. В каждом ее произведении с той поры навсегда поселятся латинские выражения и «чудесные врачи», на бюрках которых встречаются «маляшоты» (такие учебники по физиологии, о которых довольно остроумно говорят герои повести «В клетке»), выражения вроде «лимфатическая натура», рассуждения об атомах и другая «медицина», а в число увлечений добавится сбор растений для гербария и их систематизация по народной и научной номенклатурам. А у Зигмунда с его женой Марией первой родится дочь. Отец назовет ее Лидией: не от Лизы ли здесь первые буквы?

Как же они встретились через тридцать лет, о чем говорили, что думали, какие эмоции испытали? Никто ничего об этом не знает: ни одного упоминания ни в дневнике Элизы, ни в письмах. Даже чтение между строк не проявляет никаких секретов ( «Молчать и всегда молчать буду о том, что на языке простом называется сердцем женщины»...). Зато вот что обнаруживают подписи: еще 24 октября Элиза подписывает письмо к Ядвиге Галяндерской как Ожешко-Нагорская (как делала это с 1896-го день в день, под каждым письмом к друзьям), а уже 31 октября в открытке, адресованной той самой Ядвиге, подписывается как Ожешко. Адвокат Станислав Нагорский, роман с которым начался почти сразу после расставания с Зигмундом, был «клином», с помощью которого она пыталась выбить из своего сердца Свентицкого. По-видимому, это не удалось... Нагорский, по словам Элизы, был и «стержнем, вокруг которого вращалась ее жизнь», и «человеком, дороже которого никого не было в целом мире». Но то, что чувствовала она в отношении него (хотя было это по-настоящему высоким и светлым чувством), являлось не столько любовью женщины к мужчине, сколько ее сублимацией — оборонным механизмом, который перенаправляет энергию чувства в сторону допустимого компромисса. Скорее всего, трансформированной любовью дочери к отцу: Элиза, как знаем, осиротела в два с половиной годика и всю жизнь нуждалась в психологической опеке.

* * *

Элиза Ожешко

От той встречи в октябре пройдет еще десять с половиной лет, прежде чем Элиза и Зигмунд встретятся вновь, уже навсегда.

9 (22) мая 1910 года «Литовский курьер» опубликовал объявление такого содержания: «5 (18) мая в Гродно умерла Элиза Ожешко. Перенос тела в Фару состоится в понедельник 10 (23) мая в 10 часов утра. Траурное богослужение за душу умершей в тот же день в 11. Похороны на городском кладбище в 2 часа в полдень». Выходя каждое утро, «Литовский курьер» успел напечатать этот текст уже трижды. Но четвертый раз площадь объявления была уменьшена — снизу его подпирало другое объявление: «Зигмунд Свентицкий, доктор медицины, действительный статский советник, гражданин Гродненщины умер 8 (21) мая в Минске...» Далее говорилось, что траурное богослужение состоится в кафедральном костеле 10 (23) мая в 11 утра, а похороны — на обеде на Кальварийском кладбище. Умерев с разницей в три дня, эти двое отпевались одновременно, и одновременно их тела отдавали земле.

Оба страдали от тяжелой болезни сердца, обоих до последнего дня интересовала работа. Мог ли Зигмунд Свентицкий прочитать объявление о смерти Элизы Ожешко? Такую возможность он имел. Он мог прочитать его в четверг, пятницу или субботу. Мог и услышать эту весть, которая болью ударила по всем минским полякам. А мог, окруженный заботами и вниманием, печальную для всех новость, не услышать и не прочесть. Как бы там ни было, мы в любом случае имеем пример того, как высшие силы пытались исправить ошибку людей.

Зиг­мунд Свентиц­кий, 1900 год.

Теперь вы верите, что любовь бывает одна? Поверьте хотя бы в то, что она вечная.

Светлана ВОТИНОВА

Название в газете: «Ён проста яе разлюбіў...»

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.