Воспоминания о Евгении Янищиц

С Женей Янищиц мы земляки. Даже близкие земляки. Наши деревни — мое Лыще и ее Рудка — разделяет всего каких-то пятнадцать километров. Можно сказать: земляки-соседи. Вообще мы с Янищиц долгие годы были, что называется, рядом, по соседству, но познакомиться все почему-то не удавалось.

Так было в начале шестидесятых, когда я работал в Логишинской районной газете (сейчас это Пинский район) и нередко приезжал в Поречье, наведывался в тамошнюю школу, где, оказывается, училась Женя. Однако о ней как поэтессе тогда еще никто ничего не знал. Она только-только делала первые шаги в страну поэзии.

Так было и чуть позже, когда мы оказались рядом — на одной странице пинской районной газеты «Полесская правда». В номере за 22 августа 1963 года было опубликован мой первое рассказ «Деньги», а Женя дебютировала стихотворением «Август». Хотя началом своего творчества она считала 1964 год, когда ее стихи появились в республиканской печати.

Случилось так, что и в Минске мы оказались рядом — в Белорусском государственном университете, на филологическом факультете. Женя на белорусском отделении, а я — на отделении журналистики. И целый год — 1966-й — учились в одном здании, том, что находится на улице Красноармейской рядом со знаменитой тогда Ленинской библиотекой. Женя — на первом курсе, я — на пятом. Ходили одними коридорами, слушали лекции в одном и том же актовом зале, участвовали в одних вечерах отдыха. И, к сожалению, по-прежнему оставались незнакомые. Хотя заочно я уже знал Янищиц — она ​​печаталась в газетах «Чырвоная змена», «Літаратура і мастацтва», в журнале «Маладосць»..

В 1976 году мы вместе работали в Доме печати: я — на втором этаже, в «Звязде», Женя — этажом ниже —литконсультантом в «Сельской газете». Янищиц уже была известная поэтесса, автор двух поэтических книг, член Союза писателей СССР. И мне сейчас даже трудно сказать, почему и на этот раз я не познакомился со своей землячкой лично.

Такое знакомство произошло чуть позже, когда я перешел работать в ЦК КПБ, в сектор художественной литературы. И вот на одном из пленумов Союза писателей в перерыве я наконец осмелился, подошел к Жене и назвал себя.

— А я вас знаю, — улыбнулась Женя. — Читала ваши очерки. Об Оснежице, о Телеханах. Хорошо, что не забываете земляков.

И диво дивное: не знаю, что могло быть причиной — то ли наше близкое землячество, или необычная искренность и обаяние Жени, — но уже через несколько минут мы говорили так, как будто знали друг друга целую вечность, и даже перешли на «ты».

— У меня недавно вышла новая книжка, — сказала Женя напоследок, — при случае я тебе обязательно ее подарю.

И действительно при следующей встрече в Доме литератора подарила поэтический сборник «Ясельда» с трогательным надписью:«Дарагі Зіновій, а палешукі — усё-такі Чалавекі! З гэтай нагоды — шчасця табе, поспехаў, вышыні!»

Трогательным было то, что свое творчество она оценивала не только как личный успех, но и как возможность, после Мележа, гордо сказать: «палешукі — усё-такі Чалавекі! » И мне, полешуку, это было очень приятно.

С тех пор мы с Янищиц встречались уже довольно часто — и в Доме литератора, и в редакции журнала «Маладосць», где она заведовала отделом поэзии, и просто на улице. Оказалось, что и в Минске мы жили совсем рядом — от моего дома до Жениного было метров двести, не больше.

Не буду подробно рассказывать о все наши встречи, в этом нет нужды. Упомяну лишь два эпизода, которые, по моему мнению, ярко характеризуют Янищиц как поэтессу и как человека.

Осенний день 1987 году нас с Женей пригласили на творческий семинар сотрудников Министерства внутренних дел республики. Меня, заведующего кафедрой журналистики и литературы Минской высшей партийной школы, чтобы осветил некоторые особенности идеологической борьбы на современном этапе; Янищиц, известную поэтессу, лауреата Государственной премии БССР, чтобы рассказала о ситуации в белорусской литературе, поделилась секретами творчества.

Со своей непростой миссией Янищиц справилась блестяще! Кажется, и сейчас воочию вижу, как несколько десятков семинаристов в строгой милицейской форме, не сводя с Жени очарованных глаз, внимательно слушают ее эмоциональный, восторженный рассказ. После были многочисленные заинтересованные вопросы, ответы на которые награждались искренними аплодисментами. В заключение участники семинара окружили свою любимую поэтессу (оказывается, многие принесли с собой ее книжки), чтобы получить желаемый автограф.

Когда мы наконец вышли из здания министерства, я не выдержал, сказал Янищиц:

— Женя, я и не знал, что ты имеешь еще один талант — лекторский.

— Ай, брось ты! — смутилась она. — Если знаешь, любишь свое дело, то и рассказывать об этом легко ...

И второй эпизод. Он связан вот с чем. Журнал «Маладосць» опубликовал мою первую повесть. И когда я получил гонорар (довольно солидный по тому времени), то по неписаной традиции пригласил сотрудников редакции в кафе. И был очень рад, что на это угощение пришла и Женя. И не только пришла, но и сказала доброе слово о повести.

После застолья мы с Женей решили (поскольку нам было по пути) пройтись домой пешком. Вечер был тихий, теплый, мы разговорились и не заметили, как оказались рядом с Жениным домом. И поскольку, по-видимому, не у одного меня было желание продлить разговор, Женя пригласила к себе в гости:

— Выпьем по чашечке кофе... Хочу тебе почитать то, что написалось в последнее время, но еще нигде не публиковалось ...

И было очень хорошее продолжение. Мы пили кофе, и Женя при зажженной настольной лампе читала свои стихи. Они произвели на меня сильное, я бы даже сказал, немного тревожное впечатление. В них помимо постоянной Жениной эмоциональности, акварельной лиричности довольно четко ощущалось легкое дыхание минора. Нет, пессимизма, отчаяния не было, но одиноко-щемящая нота звучала почти в каждом стихотворении.

Помню, что я тогда не сдержался, сказал:

— Женя, это что-то очень личное, глубоко интимное. Поэзия одиночества ...

— Поэзия — всегда мелодия одиночества ...

И Женя посмотрела на меня глазами, в которых стояла затаившаяся невысказанно-мучительная грусть.

Я после несколько дней не мог избавиться от этого Жениного взгляда. Объяснял ее состояние стечением каких-то неприятных обстоятельств, обостренным, слишком эмоциональным их восприятием. С поэтами такое бывает ... успокаивал себя, что это случайное, временное.

Оказалось — это не было случайностью. Это было неосознанное предчувствие далекой, но неизбежной беды. И та беда случилась. Хмурым осенним днем ​​1988 года Евгения Янищиц трагически погибла. Ей было всего сорок лет.

Зиновий ПРИГОДИЧ