«Я искал вас всю жизнь». История любви фронтовой медсестры

С Марией Петровной Рязанцевой я познакомилась полтора десятилетия тому назад. В свои восемьдесят она была вполне элегантной женщиной: всегда со сдержанным макияжем, непременно с маникюром. И никогда не выглядела на свои годы — так бывает с жизнерадостными, веселыми, заводными. О них говорят — человек-батарейка, человек-огонь. Мне доводилось писать о ее подвиге фронтовой медсестры на Курской дуге и других фронтах. А теперь пришло время рассказать историю любви. Исполняется год, как нет с нами этой замечательной женщины. Она всей своей жизнью завещала любовь.

Мария РОЖНОВА на фронте.

Московские школьницы

... Это было в Москве через 35 лет после войны. На встрече ветеранов 5-й гвардейской танковой армии, как обычно, было много слез, радости, воспоминаний. Мария Петровна сидела за столиком с однополчанами. Ей дали слово. Она выступила. Как всегда, красиво и ярко. Она и не догадывалась, что через несколько столиков напротив за ней внимательно наблюдает пара глаз. Он узнал ее, но настолько был поражен, что не смог сделать шаг, сказать слово.
А она ничего не заметила. Потом почти сразу побежала на такси, спешила увидеться с родственниками. Она же москвичка...

Маша Рожнова родилась в 1924 году в московской интеллигентной семье. Они жили в большом частном доме. Из воспоминаний детства осталось, что приятель отца работал в кремлевской больнице врачом-гомеопатом. Детей лечили только травами, и с младенчества они ничем не болели. Этот дом, где царили покой и понимание, остался самым дорогим воспоминанием.

В 1941-м ей исполнилось 17 лет. Когда началась война, девочки из ее класса все как одна пошли на военный завод. «Работа была очень тяжелая, — вспоминала Мария Петровна. — Тогда за опоздание судили. И мы боялись опоздать, поэтому ночевали на заводе. Под «общежитие» нам отвели угол со старыми матрасами. После смены обычно валились как снопы. Нередко голодные, грязноватые за неделю, мы выходили перед выходным на улицу и очень гордились, что в новых пушках есть наше участие. Такое тогда было воспитание... Мы рвались на фронт, хотя, как теперь говорят, понятия зеленого не имели, что такое война».

Вместе с подругами Маша окончила курсы медсестер и, как только исполнилось восемнадцать, ушла на фронт. С пятой танковой армией прошла всю войну от Москвы до Берлина. Что такое фронт, вчерашние московские школьницы узнали, как только их привезли. Рядом шел бой, вокруг ревело, взрывалось и свистело. Первое, что почувствовали девушки, — страх и растерянность. Но назад дороги не было. Своего первого раненого она запомнила на всю жизнь. Он был молодой и красивый, лежал неподвижно. От жалости, страха, собственной беспомощности она горько заплакала. Но подошел хирург и сказал: «Маша, у тебя не хватит слез на всех. Им больше нужны твои руки». Понемногу втянулась. На фронте быстро становились взрослыми.

Опытный фронтовой медработник

Вспоминала бывший фронтовик свои «взрослые» поступки. Однажды в лесу под Каунасом она осталась одна с тяжелоранеными, и все решения пришлось принимать самой. Так вышло. Полевой госпиталь переводили. Всех раненых погрузили на машины и увезли. А тех, у кого открылась гангрена, перевозить с остальными было нельзя. Их оставили до утра ждать другой транспорт. Не было даже воды. К счастью, выпал снег. Маша собирала его в котелок, стригла ножницами хвою с деревьев и готовила витаминный напиток для больных. Ночь казалась бесконечной. Особенно тяжелым был молодой офицер. Он лежал в горячке, бредил. А потом стал так выразительно звать маму, просить ее подойти, что девушка не выдержала, подошла, взяла за руку. Он стал просить прощения за обиды, за свои необдуманные поступки, за то, что не послушал ее однажды. И она, эта девочка, как умела, отпускала его грехи, повторяла: «Все хорошо, сынок, я люблю тебя, сынок». К утру он умер. Она нашла среди его вещей неоконченные письма к матери и девушке. Написала одной и второй о его последних часах.

«Тогда действовала по какой-то интуиции — рассуждала Мария Петровна. — А через много лет, когда сама стала матерью, поняла, что сделала все правильно».

Она же была опытным фронтовым медработником, закаленным в таких боевых операциях, как Орловско-Курская дуга, Курская битва. Последняя, по ее словам, была самым тяжелым эпизодом войны. 30-градусная жара усугубляла горечь и едкость дыма. Не хватало медперсонала. На помощь присылали женщин из местных, но им не всегда можно было доверять. Однажды Мария едва не с кулаками налетела на женщину, которая напоила раненого, — их же предупреждали, что раненым в брюшную полость нельзя давать воды. А пожилая сельчанка не выдержала, дала глоток солдатику, который сразу умер. Раненых было столько, что Маша цепляла им на грудь бирки с номерами, чтобы поддерживать некую справедливость судьбы. Хирурги работали сутками, но не успевали. Однажды она бинтовала раненого и отключилась, упала и уснула на его груди. Ее стали звать другие раненые, некоторые отпускали грязноватые шуточки. В другое время она бы за словом в карман не полезла. А там только подняла голову и услышала от того, на кого упала: «Пожалейте сестричку, она же сколько ночей не спит».

«Будем его спасать?»

Вот в таком аду она и встретила солдата, вернее, притащила оттуда, где его тяжело ранило. Доктор сказал, что с такой потерей крови операцию он не переживет. Запасов крови не было, оставалось прямое переливание. Хирург спросил ее: «Ну что, Маша, будем его спасать, у тебя тоже первая группа с положительным резусом?» Если бы она отказалась, время на операцию тратить не стали бы. Она не возражала. Сколько взяли крови, не видела, под конец потеряла сознание. Потом пришла в себя, увидела, что рядом лежит парень — не такой белый, как раньше, немного порозовел. Кажется, потом он сказал ей несколько слов, благодарил. Позже его отправили в госпиталь в Саратов. Оттуда попросился обратно в свой полк. Надеялся найти ее, но они разминулись. Потом было еще одно ранение, еще один госпиталь. Он даже не знал фамилию медсестры. Знал только — Маша из пятой танковой армии. Она тоже иногда вспоминала танкиста Колю, которому дала кровь. Потом забылось. Со своей частью Мария дошла до Берлина, расписалась на рейхстаге, вернулась домой.

Встреча и свадьба

Жизнь пошла своим чередом. Вышла замуж, переехала по месту службы мужа в Брест. Родился сын. После учения на Тоцком полигоне муж заболел раком и буквально за месяц сгорел. А на 35-летие Победы была встреча в Москве, о которой говорилось вначале.

Николая Ивановича тогда подвели к ней, представили, они перемолвились парой слов. Он вернулся домой в Красноярск и попал в больницу с инфарктом. Потом написал ей длинное обстоятельное письмо. Он писал, что искал ее, ждал ее всю свою жизнь. Рассказывал о прожитых годах, проблемах со здоровьем. К тому времени он тоже остался один, жена умерла, дети выросли. После войны он окончил институт и работал ведущим инженером КБ одного из закрытых военных заводов. Просил разрешения приехать.

Через некоторое время Мария Петровна встречала гостя на брестском вокзале. Был какой-то праздник, у нее собрались друзья, соседи. А он встал и сказал: «Я приехал делать предложение этой женщине». Сначала даже растерялась. Договорились, что она приедет погостить к нему. Как раз приближался день Победы. Николай Иванович пригласил ее «на огонек» на свое предприятие. Потом она поняла, что празднество затевалось ради нее. Нашелся даже человек, которого она, как и Николая, вынесла с поля боя. Его жена горячо благодарила Марию, говорила проникновенные слова. Все было очень красиво. Тогда же они и расписались. А свою не совсем обыкновенную свадьбу Мария Петровна помнила до мелочей. В самом красивом ресторане Красноярска собралось КБ в полном составе — 13 человек. Все очень любили Николая Рязанцева, и каждый постарался сказать о нем как можно лучше. Очень скоро после свадьбы он снова попал в больницу. Доктор тогда сказал ей: «Зачем вы выходили замуж? Он уже не жилец». Но Мария Петровна решительно заявила мужу, что вместе они одолеют болезни, и он поверил. Решили переехать в Брест. Прожили они вместе еще 22 года.

Долго и счастливо

«Эти годы с Николаем стали для меня самыми счастливыми годами моей жизни — говорила Мария Петровна. — Он был очень сдержанным, интеллигентным, мягким, скромным и уравновешивал мою природную активность, энергичность. Нам было хорошо вместе. Мы гуляли по улицам города и с радостью осознавали, что события, явления, людей оцениваем одинаково. Как прекрасно было открывать друг в друге единомышленников! Я очень любила путешествовать, обошла Карпаты, Крым, Кавказ, побывала во многих странах. Для меня новые дороги были как жизнь. Он из-за слабого здоровья не мог разделить мои походы-путешествия, но с радостью отпускал меня. Я привозила фотографии, и мы уже переживали мои впечатления вдвоем, вместе. Мы любили ходить в гости и принимать гостей. Я такая веселая, всегда пою, танцую, а он смотрел на меня и радовался...»

В ту встречу я рассказала ей о недавно прочитанном интервью с французским режиссером, который снимал кино о любви немолодых людей. Он пришел к выводу, что настоящая любовь, а не инстинктивная, может быть только у людей солидного возраста. Она тогда засмеялась весело и сказала: «Молодые ни за что не поверят этому старому киношнику, но неизвестно, что они скажут через десятки лет».

Мария Петровна Рязанцева пережила мужа на 14 лет. Ее последние годы скрасила внучка, которая переехала к бабушке.

Светлана ЯСКЕВИЧ