Деревня, улица, добротный дом, а уж забор...
Надпись на калитке: «Осторожно! Во дворе злая собака». И надо же — морда ее, как раз под «вывеской», — между штакетин...
Имели счастье посмотреть! Более того — погладить! Хорошая собака! И, видно по всему, умная-умная.
Значит, неправда на той калитке написана?
...И если бы только там, о собаке.
От прадедов
Словно бог нам гостя послал — здешнего, белорусскоязычного, белокурого, в белых адеждах... Не знали сначала, куда посадить и чем угостить.
— Чай, кофе? —- спросили. — Что вы пьете?
— Да у вас на работе таго, наверное, нет?.. — растерялся он.
— ?
— Ну, того что предки наши пили...
— ?
— ...Воды с вареньем. Или с медом.
Она, студеная (можно с кубиком льда), как оказалось, славно бодрит и утоляет жажду! «Готовится» — мгновенно, не стоит почти ничего...
Просто. Как все гениальное.
Пока молчал
У Юлечки новый поклонник — высокий, темноглазый, широкоплечий. Мы молча и дружно одобряем: молодец, мол, такого парня подцепила!
Девушка в ответ морщит носик и машет рукой: пустое...
Смысл этого слова мы понимаем позже, когда парень открывает рот и начинает что-то доказывать. Глупый, бедолага... Но пока молчал, это незаметно было.
Тяжелый случай
Были времена — имя его сильно гремело: за сотни верст люди ехали, потому что (писали) снимал наговоры и порчу, гадал, легко наказывал злоумышленников, лечил — других...
Но ведь болячка была и у его самого: с женой ну никак разойтись не мог. Мало того, что она забирала ребенка «с концами» (муж чтобы даже не видел), так хотела и остальное все загрести: квартиру, машину, дачу, деньги...
Пытался уговаривать, упрашивать, убеждать, судиться и беспомощно разводил руками: «Беснуюсь, — говорил, — от подобной наглости». И потом добавлял, что с такими магия бессильна и спасение только одно: кирпич -- в валенке...
С людьми...
У Евгеньевича поводов для гордости, может, сто, а вот форсу так ни на грамм. Со всеми он, директор, попросту: того о здоровье спросит, того — о детях; с кем-то пошутит, кого-то на работу или с работы подвезет... Хоть на служебной машине, хоть на своей...
Что не все понимают.
Недавно его коллега на предприятии был — крутой-крутой, пальцы «в роскидку»... Пока разговаривали — время обеда настало.
— Здесь поблизости ресторан есть. Я позвоню, чтобы нам столик накрыли? Вместе пообедаем, — предложил гость.
— Нет, — отмахнулся хозяин, — спасибо, я в своей столовой привык.
— И что, — удивился гость, — там можно поесть?
— Почему же нет? Составишь компанию?..
Пока шли туда, с кем-то поздоровались-порукались, с кем-то поговорили, постояли в очереди...
Кстати, гостя как подменили там. Говорил — лет 30 сбросил, в студенческую столовую попал — вспомнил раздачу, подносы, салат из капусты, коржик, компот...
Из людей и в люди вышли, как известно, многие.
Не все, к сожалению, людьми остались.
Здешняя
Это когда-то в парикмахерских очереди были, сегодня — предварительная запись, а то и без нее... Не успел зайти, а уж на тебе: «Садитесь, пожалуйста!»
Уютное кресло. И рядом такое же. Вот только женщина в нем какая-то странная: раскраснелась, дышит тяжело...
Замечает это и парикмахерша: дрожащими руками начинает развязывать накинутую на шею накидку:
— Ай-е-ечки… Я же туго затянула. А вы и молчите.
— Так стрижка же, — вздыхает женщина, — это не завивка. Я думала, быстро сделаем — потерплю.
…Здешняя?
Опрос
Одноклассники, однокурсники в «контактах» «сходятся» часто, — встречаются куда реже. Ну, разве, по датам: через пять лет после выпуска, через двадцать. Отдельные — через шестьдесят...
Съехались как-то десять выпускниц филфака.
Одна — под конец встречи — даже опрос провела:
— Девочки, поднимите руки, кто из вас эти годы прожил счастливо? Ну хотя бы относительно...
Одна рука вверху... Потом — робко — вторая... И третья.
...Такова жизнь?
Или у нас к ней такое отношение?
Есть логика?
Были времена... В пятницу после работы мы садились в машины и ехали — в тот же Светлогорск, например.
Нет, не в наш, хотя и он этого достоин, — в такой же ухоженный и уютный городок Прибалтики. Жили там два дня на берегу моря, а в воскресенье возвращались. Ни тебе виз, ни паспортов, ни таможен. К тому же по дороге в любом месте можно было смело свернуть в лес или к речке, поставить палатку, развести костер, переночевать.
Единственное — придорожный сервис был на нуле: еду мы брали с собой, на земле расстилали скатерть, садились...
Теперь уже другое дело: кафе у дорог (хотя и не густо), разные навесы и строения со столами- скамейками, ящиками для мусора, уборными, а местами — даже с горками и качелями для детей.
Останавливаемся как-то в красивом месте, чтобы стол накрыть да позавтракать, — хозяин подъезжает, лесник. Мы тут же к нему с вопросами: а кто, мол, эти кружева из дерева вырезал, кто качели поставить надумал, кто деревянных грибов «насадил» и чья была идея название лесничества в белорусском орнаменте написать по-русски?
— Так элементарно же, — не понял удивления хозяин. — Будут россияне какие-то ехать — остановятся, отдохнут… Им же приятно будет, что надпись по-русски?
...По логике лесника, чтобы приятно было полякам, нужно надпись сделать по-польски, немцам — по-немецки, англичанам — по-английски...
Как при этом будет нам — дело десятое? Как, между прочим, и то, что гости едут в страну, чтобы увидеть, услышать, попробовать, понять что-то наше, а не свое.
Они и мы
Брат — человек основательный: мало что делает, но если уж берется...
Как-то глаза мне открыл. Спросил:
— Вот ты знаешь, почему у тебя грибы иногда подгорают, а у меня — нет?
— ?
— ...Потому что если я варю грибы, то я — варю грибы, а ты...
Надо ли говорить — у меня, как у всякой женщины, одновременно «столько работы, ну столько работы!»
Чтобы легче делалось...
Двор (больничный). Скамеек пустых нет. На нашу — двое подсели. Видно, мать и дочь. О чем-то говорят, но тихонечко, так что голос мужской — как гром:
— Мамаша, вы что себе позволяете, а?! Говорили же: встретимся на остановке, потом вдвоем сюда. Я стою там, жду. А вы?
— Ну не шуми! Виновата, — теряется «мамаша». — Я раньше пришла — с работы отпросилась. Думала, мы тут посидим немного, поговорим, а потом и ты присоединишься.
— А как вы это представляете?.. Я же там, как дурак, стою... Жду вас...
— Ну, ладно… Не велика беда, — заступается за мать дочка. — Подумаешь, подождал...
— И подумаешь!.. Дома столько работы, столько работы!
Женщины вдвоем:
— Ну какая у тебя работа?
— Какая-какая?! Я носки свои замочил!
...Счастлив тот, кто может вот так «усердствовать»!
Как, впрочем, и тот, кто не может. Вот так.
Есть смысл?
Катю в больницу забрали — с малышкой. Уезжая, открыла холодильник, показала мужу, что съесть сегодня, что завтра.
Он даже обиделся: я, мол, не ребенок. Как-то перекантуюсь.
И кантовался — дня три. На четвертый (сам рассказывал) решил каши сварить. Насыпал в кастрюлю гречки, налил воды, включил плиту и телевизор — в соседней комнате. Сел там. Подумал еще, что женщина — создание само по себе интересное, но бестолковое, несовершенное. Вот, например, что она целый вечер может делать на кухне? Какой смысл топтаться там, стоять у плиты, коль она сама...
Пока рассуждал так, с кухни потянуло дымком. Гречка снизу подгорела, сверху была сырая и пахла, мягко говоря, неприятно. Выбросил. Замочил одну кастрюлю, взял вторую. Налил воды, насыпал круп, помешал, снова пошел смотреть телевизор...
В итоге — не «не еўшы лёг, не спаўшы ўстаў”, потому что голодный и в полночь еще мыл кастрюли. Назавтра жену попросил:
— Слушай, ты напиши мне, как кашу варить. Только подробно... Я не думал, что будут сложности...
Это — из давнего. Из недавнего.
В троллейбусе по мобильному парень разговаривал. Спрашивал кого-то:
— Сколько-сколько риса взять?
Через паузы:
— А воды?.. Чтобы его закрывала?.. На сколько пальцев?.. Твоих или моих?.. А долго варить?.. Что-что сделать, чтобы он не слепился? Ага!..
Курс «молодого бойца», надо понимать, который до своих 17 ту кашу ел и в мыслях не держал, как она там сварена. Теперь — нужно самому...
Еще, быть может, и для того, что бы научиться... уважать те абсолютно «бессмысленные» женские «проходки» — между раковиной, плитой и холодильником.
От кого Бог...
Деревенька та в низинке лежит. Двадцать домов в ней когда-то было, из каждого по трое-четверо детей в школу ходило — напрямик, через болото...
Впрочем, нет — болота уже не было, осушили, разве что название осталось. И кринички не было — высохла: полоска кустарника вьется. Леса тоже не стало — его в бурю скрошило... И людей... Старики умерли, дети — поразъезжались...
Единственное, что было, что есть и, видимо, будет, — камень: большущий, вросший в землю... Форма у него интересная: будто кто-то (огромный) долго сидел на нём, как на берегу, на песке, а потом встал.
Бог, верили предки и очень гордились.
Их потомки сейчас молчат, потому что сначала просто заметили, а потом убедились: если Бог и сидел на том камне, то... глядя на лес — спиной к деревне.
По проспекту
Чем удобен город — тем, что близко все: магазины, остановки, почты, мастерские, музеи, школы...
Романовне, например, к своей поликлинике — рукой подать: ехать легко. Труднее потом идти: с остановки надо вперед и вниз, в подземный переход, потом наверх. Всего — как-то сосчитала — 76 ступенек. Молодежь по ним -- вихрем, а она, с больным сердцем, на своем девятом десятке...
Как-то, нехорошо себя чувствуя, подумала: а, была не была — не полезу в тот переход, проспект перейду по верху. К счастью, там пустовато было — в те мгновения, а несколько шагов сделала — испугалась: на нее летели машины... Откуда-то взялся гаишник…
Представила, как сейчас приблизиться, как придерется, как ей придется оправдываться, говорить ему о болезнях...
Того, что произошло, не ожидала никак: милиционер... остановил транспорт, улыбнулся ей и даже руку к виску приложил: честь мою, мол, проходите.
Прошла — под дружелюбные улыбки водителей — одна, маленькая, по своему же проспекту Независимости (при ней — Сталина, Ленина и Скорины...). Однако «эксперимент» свой повторять зареклась. Другим тоже не советовала.
Тропы, что мы выбираем
У остановки дом возвели, территорию вокруг убрали, дорожки проложили — читай «предписали» жильцам ровненько, метров пять, пройти от подъезда, потом – резко повернуть, пройти мимо дома, еще раз свернуть...
Есть, конечно, отдельные места, где люди так ходят, но в основном — нет. Разве что в грязь, когда обувь жалко. А так... Напрямую, как удобней, короче, как диктует им здравый смысл.
Впрочем, дело художников рисовать. Принимать или не принимать их «рисунок» или нет — личное дело каждого.
На дым?
...Внук после дождика и как раз в четверг знакомого деда на улицу вытащил — попросил костер разложить. Тот, конечно, заупрямился: чистую правду говорил, что гореть ничего не будет, потому что все отсырело.
— Нет, не все, — поправил малыш, — вон сколько дров у тебя под крышей лежит.
Пришлось деду пойти туда, охапку принести и сжечь — пустить, как говорится, на дым, на «пустое» -- на забаву и развлечение внуку. Ведь он у этого деда — первый и, видимо, последний — возражений почти не принимает; потому что он, чуть что, сразу говорит: «Дед, упокойся!»
И тот на самом деле боится — боится, что «упокоится», не оставшись в памяти внука.
Валентина ДОВНАР
Разбираемся вместе с врачом по медицинской профилактике.
В лесничествах уже неделю кипит работа.
