Жительница Черикова Марина Кальчибо — человек сильной веры и большой совести. Наверное, это и помогло ей выйти на след расстрелянного на Соловках деда Ивана Кольчибу, а заодно выяснить, что он не был предателем. Невероятное в этой истории то, что семья ничего, кроме того, что его расстреляли по приговору военного трибунала, не знала. И шансов найти за что и где почти не существовало. Но Марина невероятным образом не только вышла на конкретное место расстрела и захоронения деда, но даже полностью восстановила всю цепочку трагических событий почти 80-летней давности.
Оскорбленная память
Сегодня Марина вплотную занимается изучением дел репрессированных священников. Она член комиссии по канонизации Могилевской епархии. Еще два года назад, когда она начала заниматься поисками, у нее было только одно дело на уроженца Чериковщины, который был канонизирован и причислен к лику святых. О нем сообщила родственница, и Марина загорелась идеей узнать о мученике как можно больше. А заодно поискать других, тоже забытых. Изучила книгу «Память», всю информацию местных краеведов, специальные сайты и узнала о более чем 100 таких репрессированных по Чериковскому району. Однажды ей принесли старую районную газету со списком репрессированных. Исследовательница увидела, что он еще и с продолжением, и засела в библиотеках и архивах. Ей сейчас даже трудно сказать, сколько человек на сегодняшний день выявлено. Она просто записывала новые фамилии и обстоятельства гибели в свой блокнот. Нашлись и родные последнего священника, которого загрызли собаки на этапе. И эти люди передали Марине сведения из семейного архива. Информация о родном деде всплыла неожиданно. Однажды она предоставила список фамилий для поиска материалов по ним в КГБ и вписала туда имена своих дедов — а вдруг посчастливится. Самое интересное, что в архиве нашлось дело именно на Ивана Кольчибу.
— У меня такое ощущение, что дед сам меня нашел, — признается Марина. — О нем, считай, не было никакой информации, я даже не рассчитывала найти дело деда в архиве. Ивана Кольчибу реабилитировали в 2001 году, но тогда мне сказали, что ничего на него нет. У моего папы долгое время была обида на отца, ведь от того, что он враг народа, страдала вся семья. Когда мне сообщили, что дело есть, мы пошли смотреть его вместе с папой. Когда он своими глазами увидел те документы и прочитал, что отец не виноват, заплакал. Он считал отца предателем, а тот оказался хорошим человеком. Для меня это самое важное, что я сделала в своей жизни. Я помогла человеку, которому уже 80 лет, снять тяжесть с души.
В 1939 году Иван Кольчиба был участником советско-финской войны, получил ранение в челюсти и был комиссован. А в марте 41-го поехал в Карелию, туда, где воевал, на заработки, чтобы семью прокормить. На тот момент у него уже был четырехлетний сын и должен был появиться еще один ребенок.
— Дед так и не увидел свою дочь — его уже расстреляли, — вздыхает Марина. — Дедовы сестры рассказывали, что он мечтал, если это будет девочка, назвать ее на польский манер Брониславой, но девочке дали имя Зинаида. Пояснили, что имени Бронислава нет.
Когда началась война, Иван Кольчиба был призван на службу Беломорским военкоматом. Ему поручили охранять объекты. Что именно, не знаю. В деле было написано, что «из секрета вернулся». Полностью я не почитала дело, его дали на ограниченное время. Но я теперь знаю, что дед погиб ни за что. В то время фашисты регулярно сбрасывали с самолета пропагандистские листовки с призывами переходить на их сторону. И красноармеец Кольчиба имел неосторожность такую листовку подобрать на самокрутку. Судя по протоколу допроса, три коллеги якобы показали, что он склонял их к измене. Дед свою вину не признавал, но на доносчиков зла не держал. В деле об этом тоже говорится. Задержали его в ноябре 41-го. Первый допрос был в два часа ночи. Читала, что его били бревнами, пытали. В итоге обвинили в том, что он хочет изменить Родине и 27 декабря вынесли приговор — расстрел. А расстреляли 10 февраля 1942 года. Ему было всего 33 года. Мне сделали копии оригиналов, но некоторые документы вообще не показали. А пресловутую фашистскую листовку отдали, мол, никакой ценности она не представляет.
Сохранилась семейная история, что, когда сына арестовали, отец продал всех свиней и корову и поехал его освобождать. Но вернулся ни с чем.
Две тысячи километров в поисках правды
— Знакомая убедила меня, что нужно ехать на Соловки, искать следы деда, — говорит Марина. — И я рискнула. Владыка Могилевский и Мстиславский Софроний дал благословение, и мы со знакомой поехали. Было немного страшно, потому что ехали в никуда. Были только билеты на поезд туда и обратно.
Приехали в какую-то заброшенную деревню, глушь вокруг, трава по пояс и только узкая тропинка от платформы. Люди пошли по ней, а за ними и Марина со своей знакомой. Пришли к таксистам, спросили, где Соловецкое подворье. Оказалось, что нужно было заказать места на катер на Соловки. И это чаще всего делают чуть ли не за полгода. Но, как ни странно, места нашлись. Женщины приплыли и растерялись, а где остановиться.
— Оказалось, что мест для паломников нет, — делится Марина. — Спасибо женщине, которая паломников заселяла, она предложила нам места, причем бесплатно. Спали на полу, но главное — под крышей над головой.
Быстро выяснилось, что в 39-м соловецкий лагерь закрыли, и пересыльный пункт тюрьмы находился в Кеми. Когда женщины приехали туда, первым делом зашли в храм, который построили в честь новомучеников. Марина разговорилась с церковной работницей, вкратце рассказала, что ее сюда привело. И та посоветовала познакомиться с местной журналисткой, которая занимается поиском сведений о расстрелянных, даже выставку организовала. И телефон нужный нашла. Марина позвонила, и журналистка предложила посмотреть ее выставку. Увиденное поразило паломниц, а журналистку заинтересовали архивные документы Марины.
— Она сказала, что даже не подозревала, что в 42-м были расстрелы, думала, что они закончились в 39-м, когда закрыли соловецкий лагерь, — говорит собеседница. — А потом вспомнила, что ее учитель, который во время войны был маленьким мальчиком, видел, как вели толпу солдат. Он спросил, куда вы идете. И один из них ответил — на расправу.
По следам деда
Из интернета Марина знала, что в 90-е годы в Кеми нашли ров, где было много человеческих останков с простреленными черепами. Побывать на этом месте помогла еще одна журналистка из районной газеты Вероника Федотова. Пока шли вместе с ней в музей, Марине показали тюрьму, где держали ее деда. Место выкупили, но ограждение тех времен еще сохранилось.
— Я постоянно чувствовала, что иду по стопам деда, — вспоминает собеседница. — В музее подробно рассказали о рве — он был в восьми километрах от города. Нашли таксиста, который, когда узнал, с какой целью едем туда, взял за свои услуги меньшую сумму, да еще помогал искать поклонный крест, который там установили. Когда нашли его, сердце защемило. А когда читала поминальную молитву, на мгновение попала в какую-то другую реальность, перестала слышать голоса людей и шум леса. Было ощущение, что я пережила состояние тех мучеников, когда их расстреливали. Почувствовала легкость вылетающей из истощенного тела души. Все внешние шумы были фоном по ту сторону от меня.
На следующий день утром группа отправилась на кладбище, где перезахоронили убитых.
— Вероника Федотова обзвонила всех знакомых историков, но они не знали, где могила, — говорит Марина. — Мне же казалось, что как только я окажусь на месте, сама все найду. Так оно и получилось. Прямо на входе на кладбище я показала на два креста сбоку. Журналистка удивилась, сказав, что сколько раз здесь ходила, никогда не обращала внимания на них. Я выбрала один крест, даже не понимая, почему именно его. Мне показалось, что в этой могиле мой дед. Открыла интернет, чтобы сверить информацию, те кресты или нет. И читаю, что при раскопках и перезахоронении присутствовал прокурор Коков. И тут выяснилось, что Вероника его знает. Она набрала его номер, и прокурор ответил.
Я спросила, попадал ли ему на глаза череп с простреленными челюстями. Моему удивлению не было предела, когда он ответил, что долго держал такой череп в руках и не мог понять, почему прострелены и челюсти, и затылок. Это было невероятно. Наверное, я первая, кто нашел репрессированного по останкам.
Памятник от белорусов
В планах Марины еще раз съездить на Соловки и выяснить, кого расстреливали вместе с ее дедом. Хочет, чтобы их имена также были увековечены.
— Когда занималась докладом о белорусах, которые прошли через этот лагерь, полгода выбирала имена, что там были, — говорит она. — В урочище Сандармох было расстреляно много белорусов. Памятники там установили украинцы, поляки, азербайджанцы... Мне стало неловко, что нашего нет. И я решила исправить пробел. В прошлом году, когда была на Рождественских чтениях в Минске, разговаривала с владыкой Борисовским и Марьиногорским Вениамином. Он посоветовал узнать, какая там епархия, а также предложил поставить памятник. Очень много погибло духовенства в тех местах. И надо отдать всем этим мученикам дань уважения. Сейчас я этим и занимаюсь.
Нелли ЗИГУЛЯ
Фото из архива Марины КАЛЬЧИБО
Существуют строгие требования к местам для купания.
Пятикурсник Полоцкого государственного университета имени Е. Полоцкой был удостоен почетного звания «Человек года Витебщины — 2023».
