Вы здесь

Художник Григорий Ситница: Есть белорусские небеса и белорусская трава


Собственно говоря, господину Григорию Ситнице вопросов во время беседы можно не задавать. Известный художник сам себе лучший модератор — идей и проектов, о которых он всегда готов рассказать, столько, что напрашивается сравнение с архетипичным «человеком Возрождения». Мы встретились в мастерской, кстати, очень упорядоченной, и почему-то сложилось впечатление, что на меня смотрит множество портретов. Хотя портретов не было ни одного. Из полотен смотрели фрагменты старых стен, старые почтовые коробки, слепые глаза окон... Но ощущение присутствия лиц не исчезало. Картины излучали настроение и призывали к диалогу... И существенно ли, что для формы, в которой воплотился собеседник, выбрано старое кресло, колодец или куча картошки?


СТИЛИСТ СТАРОСВЕТЧИНЫ

Григорий Ситница показывает картины из своего нового цикла, который называется «Ностальгия». Цикл новый, но и в нем то же самое чувство старосветчины, рассуждение на тему скоротечности времени и непрочности бытия. Впрочем, художник признался, что когда уже выработал узнаваемый авторский стиль, нелепо от него отказываться.

— Но вместе с тем однажды я почувствовал, что начинаю «пробуксовывать», и поставил задачу в рамках того стиля поискать какие-то другие ходы. А это можно делать бесконечно. Я начал рисовать ностальгические, о Беларуси, которая исчезает. Если насобирается пятнадцать-двадцать картин нового цикла, сделаю выставку. Возможно, отделаю ее старыми радиолами, швейными машинками. Мох, паутина, потрепанные стены, облезлая краска, щепа... Я кайфую, когда рисую такую фактуру. Имитирую на картине царапины, надрывы... Хочу еще больше вникнуть во все это. Мне просто пока жаль нарисованное истребляет. Но однажды возьму наждачку и сдеру рисунок, чтобы остался просто призрак предмета. Сочетаю противоположное: конструктивизм, а иногда и супрематические по построению композиции, и гиперреалистическое исполнение. Люблю балансировать на грани абстракции, беспредметности. Но не переступаю ту черту, ведь мне интересно оставаться на пограничье, интересно заставить белую бумагу стать снегом, воздухом. Вот на бывшей моей картине на новых ступенях станции метро «Немига» — старые бревна и оружие, найденные во время земляных работ. Когда писал, думал о столкновении времен, одно другому сопротивляется. И через какое-то время именно на этих ступенях в 1999 году погибли 53 человека. После трагедии мне звонили журналисты, спрашивали — у меня было какое-то предвидение? Я отвечал — конечно, нет, не надо притягивать факты. Хотя мог соврать, наплести о своих видениях.

ДИАЛОГ С ДВЕРЬМИ

Американский философ Йен Богост, автор компьютерных игр, утверждает, что сегодня художник должен уйти от антропоцентризма. В эпоху искусственного интеллекта вещи приобретают свое сознание. И не только человек воспринимает каким-то образом, скажем, комбайн или сноп, но и комбайн, и сноп могут воспринимать человека. Спрашиваю у Григория Ситницы, в чьих картинах главные объекты — предметы, научился ли он, как призывает Богост, смотреть глазами вещей, или персонифицирует неживую натуру?

— Скорее всего, персонифицирую. Вместе с тем могу представить, что этот дом смотрит на меня, думает обо мне... Я в этих старых стенах вижу упадок, драму, немного даже трагедию. Я тихо плачу над этой трагедией. Ведь все свои объекты люблю. Когда хожу по городу, по старым районам, например, минской Грушевке, чувствую, что переживают старые здания. Не делаю принципиально ни пейзажей, ни натюрмортов. Просто облезлые двери... Но это диалог.

Йен Богост говорит об онтографической инвентаризации — перечень вещей, якобы абстрактный, абсурдный, но в нем определяется ментальность автора. Как у Льюиса Кэрролла — «бусы, капуста, сургуч» и так далее. Если сделать антографическую инвентаризацию Григория Ситницы,что в ней будет? Художник задумывается.

— Забор... Храмы... Сынковичи, Мир, Несвиж... Картофель, лук, дрова... Огород. Бревна, старая стена, мох, дверь. Крыша, крытая щепой, черепицей. Окно, наличник. Колодец, ведро. Старые печати, оружие, доспехи... Все, что имелось во дворе 1960-х годов и в деревенском доме, а также исторические артефакты...

Не совсем то, кажется, что имел в виду американский философ — ведь очень логичный подбор, зато складывается в узнаваемую ностальгически-белорусскую вселенную.

О РЕСТАВРАЦИИ И НОВОСТРОЙКАХ

Не единожды в искусстве воспевались мотивы руин, запустения, тления... Но у Григория Ситницы не декаданс, а проблема исторической памяти. Действенность и направленность на будущее. Художник из тех, кому больно, когда старые здания одеваются в сайдинг и металлочерепицу.

— Старые застройки соразмерны с пропорциями человека. Я вообще не позволял бы строить дома выше пяти этажей. Я предлагал в центре Минска восстановить деревянную застройку, остатки которой сохранялись еще в 1985 году. Когда рисовал картину «Немига. Город из нашей памяти», даже отошел от своей стилистики. Намеренно сделал пейзаж без людей, без лошадей. Это город, который уже поднялся в небеса, который на нас смотрит, а не мы на него. Кстати, я за новостройки — если не удалось сохранить старое, нужно хотя бы восстановить окружение. Только пропитываем его материалом. Где можно, применять камень вместо кирпича, ведь камень — это уже история. Когда восстанавливали Минскую ратушу, выкопали котлован и все валуны фундамента вывезли. Положили бетонные плиты. И нет чтобы достать хотя бы три-четыре валуна, вмуровать в стену новопостроенной ратуши и показывать — вот она, история, прикоснитесь... Нет понимания ценности истинных артефактов. Даже стул — может быть просто мебелью, а может быть насыщенным энергетикой тех людей, которые им пользовались. Вот приезжаю в Копысь, где отстроили замок... Калиброванный брусок, покрытый желтым лаком. Милые мои, топором надо чесать такие детали, а не на станке прогонять! В Мозыре также восстановили якобы замок, а возле его стен — современная детская площадка в той самой стилистике, из тех самых брусков, что и тот «замок». Абсурд! С другой стороны, я наблюдаю, как выкручивают руки тем, кто занимается восстановлением — мол, если не соответствует исторической правде, то лучше не делать, пусть оно рушится... Я говорю, иногда шуточно, иногда серьезно — если бы мне дали возможность управлять процессом восстановления старосветчины, я бы бросил рисовать и писать и занимался бы только этим.

КРАСКИ И СЛОВА

Григорий Ситница известен и как поэт. Он автор книги поэзии «Ток». Признается, что не всегда может нарисовать то, что может написать. Но литература неизбежно перетекает в картины, и наоборот.

— Как я отдыхаю в мастерской? Перечитываю «Мертвые души» Гоголя. С любой страницы. Иногда возникают в моих картинах Бунинские настроения — у Бунина в стихах, в прозе есть такая заброшенность, запустелость. Кстати, я перевел стихов пятнадцать Бунина, издал даже кустарную книжечку. Сейчас включу во второй свой поэтический сборник. Ведь кроме Бунина, перевел Ходасевича, Набокова, Вознесенского, Тарковского, Самойлова, нескольких польских поэтов. Хочу еще сколько украинских переложить. У меня уже готовы, кстати, рукописи двух книг — поэзии и прозы. В прозаический сборник войдут две повести, две пьесы и роман «Было». Сто лет из истории моего рода. Долго не мог приступиться к этому сюжету, ведь в нашей истории все завязано на войне. А писать о войне после Быкова, Колесника, Адамовича и других мощных писателей... Но нашлась интересная форма: авторский текст прерывается рассуждениями двух оппонентов с совершенно другими взглядами. Кстати, я пишу от руки. Для художника почерк — тот же рисунок... И что я рисую, и что пишу, я тоталитарный цензор и редактор. Я ничего не создаю на продажу.

РОМАНТИК ИЗ ГОМЕЛЯ

Интересно, но у себя в квартире Григорий Ситница до сих пор своих картин не вешал. Говорит — не интерьерные. А он — заложник своей профессии, ему важно, где висит картина, на какой высоте, ее пропорции относительно стены...

— Конечно, и жена этого придерживается. Я в ней художественный вкус воспитал... Десять лет положил на то, чтобы согласилась выйти за меня замуж. Из этих десяти лет шесть не мог показаться ей на глаза из-за определенных обстоятельств, но писал бесконечные письма. Покупал открытки — репродукции, на обратной стороне писал эссе о произведении, потом подклеивал к открытке другую... И так до трех метров длиной получались «послания». Рассказывал про Серова, Пикассо, Матисса. Думаю, именно тогда усовершенствовал свой литературный стиль. Я приезжал в Гомель и долго ходил по улице, чтобы якобы случайно с любимой встретиться и кивнуть головой. И мне хватало — это как пловцу высунуть голову над водою и вдохнуть воздух. Вот написанный тогда портрет моей будущей жены. Я приехал с ним на ее день рождения в Гомель. У университетского общежития присмотрел парня, которого попросил передать любимой этот портрет. Парню понравилась романтика ситуации. Сходил, отнес картину. Я волновался, ждал у дома. Посланник выходит, я к нему: «Ну как, все нормально?» Тот по-заговорщицки отвечает: «Да, все получилось». И тут нас перехватывают два сидевших на скамейке мужчины — оказалось, милиционеры, которые стерегли, кто же в этом доме, а дом был «номенклатурный», жжет дерматиновую дверь. Очень похоже было, что преступники — мы. В газике я рассказал милиционерам свою историю. Они растрогались, отпустили нас и даже завезли меня прямо на перрон, к моему поезду.

ИМЕЕТ ЛИ НЕБО НАЦИОНАЛЬНОСТЬ?

Художник утверждает, что белорусскость заложена в его картинах, даже когда он рисовал с натуры в зарубежье.

— Хотя небеса для всех одинаковые, есть, я считаю, белорусские небеса, потому что есть белорусский взгляд на них. Есть белорусская трава...

Вот на одной из картин изображена мельница: перекрестные крылья ветряка и тени от них. Сразу вспоминается картина «Путь на Голгофу» Брейгеля, там, где также Мельница и крест, в том полотне усматривают олицетворение трагической истории народа Нидерландов. Белорусская мельница Григория Ситницы также напоминает об истории белорусов: неумолимость времени, жернова, в которых перемалываются судьбы.

— Я не вкладывал такого смысла специально. Мне интересна форма. После она насыщается содержанием. Каждая вещь, каждая картина имеет различную степень глубины прочтения. Не надо объяснять, что нарисовал художник. Если это не примитивная картина, образуется бесконечное количество слоев восприятия, и каждый прочтет ее сам.

О КРИТЕРИЯХ ИСКУССТВА

Согласно принятой сегодня практике, когда художник что-то объявляет художественным произведением, это так и есть. Однажды дадаист Марсель Дюшан принес на выставку обычный писсуар, и назвал возвышенно — «Фонтан». Сегодня копии того «произведения» украшают лучшие галереи современного искусства. Сам Дюшан, кстати, высказался язвительно: «Я швырнул им в лицо полку с писсуаром, и теперь они восхищаются его эстетическим совершенством». Теперь искусством может стать даже отсутствие объекта. Григорий Ситница высказывается жестко:

— Есть критерии для истинного искусства, как и для поведения человека есть десять библейских заповедей. Другое дело, что появляются произведения-манифесты. Самый популярный — «Черный квадрат». Многие говорят, мол, я сам могу такое нарисовать. Я всегда отвечаю: «Милый человек, а ты можешь нарисовать что-то, что повлияет на весь мир, изменит парадигму художественного мировоззрения? И ты знаешь, что Малевич был философ, писатель, который попробовал все стили и сформулировал манифест нового художественного пути? Если бы он кроме квадрата ничего больше не создал, никто бы о нем не знал». Есть искусство декларации, как «Дыр бул щыл» футуриста Крученых. Как я для себя определил, пять человек определили искусство ХХ века: Матисс, Пикассо, Сезан, Малевич и дали. А после них, уже в наше время, появился Антони Тапиес, который показал искусство трэша. Все нужно рассматривать в контексте. Но скажу непопулярную вещь: все-таки искусство должно быть моральное. Я терпимый человек и не призываю к цензуре, тем более ищу искусство там, где, казалось бы, его не бывает. Но если искусство не моральное, то значит, оно аморальное?

АРТИСТ

Григорий Ситница известен и как выступающий — у него происходит много концертов на известных площадках, где он читает свои стихи, а к чтению присоединяется классическая музыка или саксофон И... осенняя листва, которая сыплется на зрителей. А его юбилейный концерт с участием ансамбля «Классик-Авангард» и группы «Палац» назывался «Концерт для скрипки и вьюги».

— Я же в молодости еще и шоуменил. В свое время был ведущим пяти фолк-фестивалей, в концертном зале «Минск», в филармонии, в Театре эстрады. Обычно узнавал об этом минут за сорок до концерта. Помню, мой друг Юрий Выдренок дает мне список выступающих, из которых я половину не знаю, а перед самым началом понимаю, что половина из этого списка не приехала, а будут совсем другие люди. И ничего, провел! Вот сейчас снова готовлюсь к концерту в Малом зале филармонии, который состоится 8 октября, написал специально стихи. Программа называется «Музыка — мои слова». Художник не имеет права молчать даже в самое сложное время.

Людмила РУБЛЕВСКАЯ

Фото Яна ХВЕДЧИНА

Выбор редакции

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».