Вы здесь

Софья Шамардина. Любимая женщина белорусского наркома Иосифа Адамовича и одна из основательниц белорусского женского движения


От редакции. Наша история — сплошь тайны. Известный ученый Александр Гужаловский раскроет некоторые из них для читателей «Звязды». Героиня первой статьи — Подруга Паулины Меделки, председатель Главполитпросвещения БССР, благодаря которой попали на сцену «Тутэйшыя» Янки Купалы, любимая женщина белорусского наркома Иосифа Адамовича и одна из основательниц белорусского женского движения.


«Сонка-сестра», футуристка Софья Шамардина.

Софья Сергеевна Шамардина родилась в 1894 году в Несвиже, где в то время акцизным чиновником служил ее отец — бывший армейский офицер. Сергей Иванович Шамардин происходил из сибирских татар, однако его дочь в партийной анкете, которую заполняла в 1924 году, напротив графы «национальность» обозначила «белоруска».

Во время службы в Несвиже Сергей Шамардин подружился с преподавателями учительской семинарии, в том числе с Лычковским — классным руководителем будущего классика, а в то время студента семинарии Константина Мицкевича. В начале ХХ века семья Шамардиных переехала в Минск, где прошла юность Софьи.

В 1913 году 18-летняя гимназистка Шамардина удивила своей экстравагантностью писателя Федора Сологуба, который в один из мартовских вечеров вместе с Игорем Северяниным давал концерт в Гостином дворе в Минске. После концерта юная поклонница поэзии пробралась за кулисы и, переполненная чувствами, поцеловала Сологуба.

После окончания в 1913 году Минской женской гимназии Софья Шамардина отправилась на учебу на Бестужевские курсы в Петербург. Стремясь помочь адаптироваться ей в столице, родители девушки обратились к молодому петербургскому литературному критику и журналисту Корнею Чуковскому, которого знали по его предварительным приездам в Минск к своему другу — хирургу Якову Шабаду.

Чуковский познакомил молодую девушку с поэтами-футуристами — братьями Бурлюками, Велимиром Хлебниковым, Вадимом Баяном. Вскоре она снова встретила своего Минского знакомого Северянина. Осенью 1913 года в медицинском институте она впервые увидела Владимира Маяковского, который после лекции Чуковского о футуристах читал собственные стихи. В тот же вечер в литературно-артистическом кафе «Бродячая собака» с помощью того же Чуковского произошло знакомство Шамардиной с Маяковским, которое сразу же превратилось в любовь. Поэт ласково называл девятнадцатилетнюю девушку «Сонкой», «сестрой», а вскоре она стала одним из персонажей написанной в том же 1913 году трагедии «Владимир Маяковский»:

«Что же, — значит, ничто любовь?

У меня есть Сонечка сестра!»

Семья «необычной конфигурации»: Брики–Маяковский. 1920 г.

Имя возлюбленной поэт несколько раз использовал в первом варианте рукописи поэмы «Облако в штанах». Тем не менее воспетая в произведениях любовь не стала счастливым.

Шамардина была толстовкой, не употребляла мяса и считала, что между мужчиной и женщиной должны быть братские и сестринские отношения. «Я хотела быть его сестрой, но и потерять Маяковского не хотела». Из-за этого в отношениях с поэтом, который жаждал ее как женщину, по словам самой Шамардиной, «было много тяжелого, ненужного, что омрачило нашу дружбу». Толстовство не мешало Бестужевке открыто демонстрировать на публике свои отношения с поэтом, например, при встрече обмениваться с ним поцелуями.

Юная Шамардина из-за любви к поэту забросила учебу на Бестужевских курсах. Из-за открытой связи с ним «Сонку» «попросила» хозяйка квартиры, которую она снимала на Васильевском острове. Вскоре их вместе с Маяковским утром в отеле застал на «месте преступления» минский священник, который, конечно, рассказал родителям девушки о ее петербургских приключениях. Наконец «Сонка» вынуждена была избавиться от нежеланной беременности.

Летом 1914 года Шамардина встретилась с Маяковским в Москве, где они окончательно поставили в романтических отношениях все точки над «i»
и решили, что будут друзьями. Тем не менее чувства сохранялись в их отношениях и впредь. Об этом свидетельствует «письмо-секретка» (сложенный втрое листок бумаги), который был случайно обнаружен в 1990-е годы в Доме Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке в Москве, где в 1915 году жил поэт. На лестничной площадке между первым и вторым этажами там стояло зеркало. В 1990-е годы оно лопнуло, и за ним в нише было найдено много старых писем и открыток. В одном письме-секретке было написано:

Люблю зеркало,

Хочу сегодня быть красивой.

Я очень люблю тебя Владимир Маяковский.

Стихи твои и тебя.

Как хорошо знать себя счастливой.

Но глаза у меня тусклые уже два дня.

Иду целовать очень алые губы.

Я хорошая? Да?

Я буду думать про тебя. Я хочу, чтобы

Всегда ты радовался, когда я прихожу

К тебе.

Сонка.

В начале 1914 года уже беременная девушка, после непродолжительного пребывания в Минске, отправляется с группой футуристов с концертами на юг страны. Там завязываются их романтические отношения с Северяниным, о которых поэт в 1923 году в стихотворении «Владимиру Маяковскому» напишет:

Володя, помнишь горы Крыма

И скукой скорченную Керчь?

Ещё, Володя, помнишь Соньку

Почти мою, совсем твою.

Такую шалую девчонку,

Такую нежную змею...

В 1923 году в автобиографической поэме «Колокола собора чувств», фактически посвященной любви северянина к Шамардиной, поэт так напишет о петербургских и минских встречах со своей музой:

«Звонок. Шаги. Стук в дверь. «Войдите!» —

И входит девушка. Вуаль

Подняв, очей своих эмаль

Вливает мне в глаза, и нити

Зеленобронзовых волос

Капризно тянутся из кос.

Передает букет гвоздики

Мне в руки, молча и бледна,

Ее глаза смелы и дики:

«Я Сонечка Амардина». —

Я вспомнил Минск, концерт, эстраду,

Аплодисментов плёский гул,

И, смутную познав отраду,

Я нежно на нее взглянул.

«Вы помните?» — «О да, я помню...»

«И Вы хотите?» — «Да, хочу...»

И мы в любовь, как в грёзоломню,

Летим, подвластные лучу...».

Вскоре после начала Первой мировой войны Шамардина бросает учебу и направляется милосердной сестрой на фронт, где попадает в военный госпиталь под Люблином. Подобной резкой сменой курса собственной жизни она пыталась побороть психологическую боль, вызванную потерей ребенка. Однако война, так же как и футуристическая богема, была не лучшей средой для психологической реабилитации. В одном из писем с фронта своему петербургскому другу-журналисту, коллекционеру и меценату Руманову она пишет: «Мне очень нужен ребенок. Несущественно от кого. Пусть будет кто-то случайный. Иногда хочу выбрать Вас».

Вскоре Шамардина познакомилась с офицером, большевиком Александром Протасовым, которого сама характеризовала как «человека, которого нельзя обмануть, ибо он предан». Но преданность не могла заменить большой любви, которой жаждала душа 22-летней девушки, и она отказала влюбленному «Шурку».

Тем не менее в начале 1917 года она родила сына, после чего, по ее словам, стала самым счастливым человеком в мире. К сожалению, материнское счастье Шамардиной было непродолжительным. Зимой того же 1917 года младенец умер, что обрушило ее в еще более глубокую, чем предыдущую депрессию. Вскоре после потери сына, в своем письме Руманову она так охарактеризовала собственные жизненные планы: «Если после войны начнутся какие-то гнусности, я поступлю на содержание к попавшемуся первому минскому еврею и уеду в Колумбию. У меня уже есть два добровольца — 13-ти и 60-ти лет».

Все изменила Февральская революция. Вскоре после возвращения в Минск Софья поступает на службу в только созданную вместо упраздненной полиции городскую милицию, которую возглавлял Михаил Фрунзе. Служба в минской милиции оставляла немного свободного времени, которое Шамардино посвящала поэзии. Так, она была частым гостем на собраниях группы минских молодых поэтов под названием «марсельские матросы», где обычно читала стихи Маяковского. В конце лета Шамардина направляется в Тюмень, где работает на технической работе в земстве, а также местной кооперации. В 1919 году она вступает в РКП(б), после чего определенное время работает в коллегии Чрезвычайной комиссии в Тобольске. В 1920 году ее переводят на партийную работу в Красноярск. Окончание советско-польской войны позволило Шамардиной вернуться в Минск, где на улице Широкой (сегодня ул. Куйбышева) в доме № 28 по-прежнему жили ее мать, брат и сестра Мария с племянницей.

Сразу же после возвращения в город юности молодая коммунистка бросается в омут строительства новой жизни. Она занимает должности в Народном комиссариате просвещения, Народном комиссариате юстиции. Но в наибольшей степени Шамардину увлекала деятельность в отделе по работе среди женщин при ЦК КП(б)Б. Как лидер женского движения в республике она познакомилась с наркомом военных и внутренних дел БССР Иосифом Адамовичем.

Нарком Иосиф Адамович с любимой Сонюшкой и ее сестрой. 1920-е годы.

Впервые она увидела Адамовича, который был на два года моложе ее, в зале 1-х пехотных курсов. Ее сестра, которая вела на курсах общественно-культурную работу, пояснила Софье: «Это один из самых популярных белорусских руководителей, военком Адамович». Адамович в то время жил на улице Маркса, во втором доме Советов в одной квартире с секретарем Центрального бюро КП(б)б Вильгельмом Кнориным. Женская активистка знала Кнорина, встречалась с ним «по служебным и неслужебным делам» и воспользовалась этим для знакомства с 25-летним наркомом. Шамардиной, по ее собственным словам, «нравился быт этой квартиры», где она часто бывала. Приглашала она Адамовича тоже в гости к себе, в квартиру родителей. Однажды, по просьбе наркома, там был налажен прием для командующего Западным фронтом Тухачевского.

Для лучшего понимания характера взаимоотношений Шамардиной и Адамовича, имевшего два класса образования, необходимо вспомнить морально-психологическое состояние послереволюционного общества, что характеризовалось его разделенностью на победителей и побежденных. Первые воспринимали жен и дочерей бывших эксплуататоров в качестве собственного трофея, выдвигали «законное» право на любовь аристократок и буржуазок. Подобные идеи были очень распространены среди партноменклатуры. С другой стороны, революционная романтика, а также комплекс вины перед народом толкали представителей интеллигентной молодежи вступать в союзы с выходцами из рабочих либо крестьянских семей. Подобным образом интеллигентная москвичка Вера Степановна Амельянчик выбрала в 1920 году в качестве жизненного спутника сына деревенского печника с начальным образованием, будущего председателя СНК БССР Николая Голодеда.

Вот как описывает Шамардина начало их совместной жизни: «Однажды я заболела и несколько дней не была у Иосифа Александровича. А в воскресенье, зимним утром, во двор подъезжают военкомовские сани. Это Адамович решил, что уже пора «перестраивать жизнь», и поручил своей сестре Гэле, работавшей на фабрике «Вулкан», привезти меня.

— Юзик приказал без Вас не возвращаться, — сказала она. — Вот тулуп, одевайтесь.

Пришлось подчиниться. Так началась наша совместная, дружная и счастливая жизнь».

«Зоська» и «Юзик» зажили вместе сообразно законам революционного времени, без регистрации брака и свадьбы. В квартире, куда привезли Шамардину, вместе с Кнориным и Адамовичем жили две младшие сестры Адамовича, принявшие ее «искренне, без ревности». Шамардина в воспоминаниях рисует идиллическую картину, что «разница в нашем культурно-образовательном уровне не мешала нам, скорее это обстоятельство сближало нас: я рада была помочь в его самообразовании, он всегда подставлял свое сильное плечо и подавал руку в решении организационных и политических вопросов в моей работе».

Вскоре после переезда во второй дом Советов Шамардина была назначена помощником прокурора. В 1922 году поступила на заочное отделение 1-го Московского государственного университета. Во время сдачи экзаменов снова проходят ее встречи с Маяковским в Москве. Поэт смеялся: «Сонка — партийный работник!»

В начале 1920-х годов она знакомится с Якубом Коласом. Поэт любил посещать музыкальные вечеринки у профессора БГУ Беркенгейма, который жил в одном доме с Шамардиными на улице Широкой. Там пела Лариса Александровская, играл скрипач Бессмертный. Колас вместе с Купалой бывал в гостях у Шамардиной и Адамовича в их квартире во втором доме Советов. Во время этих визитов «были шутки и серьезные разговоры». Дарил песняр Адамовичу, тогда уже Председателю СНК, свои книжки. Однажды на обсуждении в СНК бюджетных расходов на строительство новых школ Колас помог Шамардиной получить дополнительные деньги на строительство деревенских школ. Шамардина, в свою очередь, согласилась стать председателем комиссии по празднованию 20-летия литературного творчества писателя. А 24 ноября 1926 года на торжественном собрании зачитала собственноручно составленный поздравительный адрес поэту от Наркомата просвещения.

Вскоре после того как в 1924 году Адамовича назначили председателем СНК БССР, Шамардина также пошла на повышение и заняла пост председателя Главполитосветы — влиятельной структуры в составе Наркомпроса БССР, которая отвечала за коммунистическое воспитание трудящихся. Таким образом, волею судьбы молодая пара заняла в БССР те же должности, которые занимали в Москве Ленин и Крупская. Шамардина и одеваться начала «под Крупскую». Маяковский во время одной из встреч в Москве даже сказал ей: «Вот бы тебя одеть!» На что она пошутила: «Плохи мои дела: раньше ты старался раздеть меня, а теперь одеть».

Несмотря на новый имидж, обусловленный важной идеологической должностью, Шамардина не теряла своей женской притягательности. Павлина Меделка следующим образом описывает свое первое впечатление от председателя Главполитпросвещения БССР: «Красивая женщина в скромном, но со вкусом платье, на голове повязана шелковая красная косынка, ...какое-то время я не могла глаз оторвать от этой фигуры, будто поражена каким-то непонятным током».

Примерно в то же время Шамардино знакомится с героем Первой мировой и Гражданской войн, начальником Минского военного гарнизона Гаем, который «хорошо отзывался о ней как о женщине». Гай - широко эрудированный человек, увлекавшийся музыкой и литературой, пробыл в Минске недолго, в течение 1924-1925 годов, после чего направился на учебу в Военную академию имени Фрунзе в Москву.

О деятельности Шамардиной на посту председателя Главполитосветы свидетельствует следующий эпизод. В 1926 году она отменила решение главного цензора республики Орешникова о запрете спектакля БДТ-1 по пьесе Янки Купалы «Тутэйшыя». Как известно, премьера этого многострадального произведения была приурочена к проведению академической конференции по реформе белорусского правописания и азбуки, которая проходила в Минске с участием представителей белорусского движения в эмиграции. Принимая во внимание серьезность политического момента, а также личность автора (за год до этого Купала получил звание народного поэта), коллегия Наркомата просвещения, а также республиканское партийное руководство поддержало решение Шамардиной. Был найден компромисс. Главполитпросвещения признали виновной в том, что пьесу поставили в оригинальном авторском варианте. Главлитбел — в том, что снял ее сразу же после премьеры. Саму же пьесу было разрешено представить зрителю после авторской переработки и покаянного письма, опубликованного на страницах периодической печати.

Кроме правления Главполитосветой, Шамардина являлась членом совещания жонотдела ЦК КП(б)Б. В 1926 году ее избирают членом Минского городского совета. Это дало Маяковскому почву для новых шуток «Сонка — член горсовета». В начале 1927 года ее избирают на Всебелорусский съезд советов от Могилевского округа.

В 1925 году состоялось знакомство Шамардиной с журналисткой, литератором, страстной поклонницей теории свободной любви Ларисой Рейснер, которая в качестве корреспондента «Известий» приехала в Минск освещать процесс селькара Лапицкого. В 1926 году в Минске происходит еще одно важное знакомство, на этот раз с любимым Рейснером, близким другом Льва Троцкого Радеком. Активист общества «Долой стыд!» приехал в столицу БССР с лекцией как ректор Университета рабочих Китая имени Сунь Ятсена в Москве. Эксцентричный, аморальный Радек, несмотря на неприятную внешность, нравился женщинам. Шамардина не стала исключением и, после личного знакомства, познакомила столичную знаменитость с мужем. Это сыграло в судьбе Адамовича роковую роль.

Троцкист и активист общества «Долой стыд!» Карл Радек тоже понравился Шамардиной.

В следующем году, когда Адамович уже стал председателем СНК Беларуси, в Минск приехал Маяковский. «Софка сестра» встретилась с ним на первом же вечере поэзии, который состоялся в бывшем здании Хоральной синагоги. Второй вечер она уже открывала сама. Потом ездила к нему в гости в гостиницу «Европа» и наконец пригласила к себе домой. Поэт в гостях у важных номенклатурных работников был необычайно робок. Когда пришел со службы Адамович, он выбрал момент и шепнул ей: «Как тебя называть при нем — на «ты» или на «вы»?» Она рассмеялась и тут же рассказала о страхах гостя мужу. Они подружились.

В 1927 году Адамович был назначен членом Президиума Высшего совета народного хозяйства СССР, что предусматривало его переезд в Москву. Шамардино последовала за ним и вскоре заняла в столице ответственную должность в ЦК Всесоюзного профессионального союза работников искусств. Благодаря этой должности она входит в круг тогдашней советской артистической элиты. Квартиру Адамовича-Шамардиной на Малой Бронной посещают Качалов, Мейерхольд, Михоэлс, Сейфулин, Раневская, Дикий. Маяковский знакомит Сонку с Лилей Брик. Из напечатанных воспоминаний Шамардиной следует, что ее не возмутила и даже не удивила необычная конфигурация семьи Маяковского. Шамардина называет квартиру, где жила семья Маяковского-Бриков «настоящим советским домом и великолепным, крепким содружеством тех, кто в нем живет». В то же время ее «тошнило» от старого, традиционного «музейного» быта других советских писателей эпохи НЭПа.

В Москве Шамардина продолжала отношения с Радеком, что вызвало недовольство Адамовича и как государственного деятеля (Радек был троцкистом) и «как мужа». Тем не менее Адамович с Шамардиной по ее просьбе посещали Радека и впредь. Иногда эти визиты приобретали непристойный характер. Например, во время одного из них Радек демонстрировал гостям немецкие порнографические издания.

В столице пара прожила до 1932 года, когда над головой уже пониженного в должности до председателя Союзсахара Адамовича «грянул гром». Вместе с другими высокопоставленными коммунистами, он попал под волну репрессий, вызванных антисталинским письмом бывшего коллеги Адамовича по Президиуму Высшего совета народного хозяйства Рутина. После раскрытия в 1932 году созданного Рутиным «Союза марксистов-ленинцев» и ареста его участников, Адамович оказался в Уссурийске (тогда Ворошилове) на стройке сахарного завода. Шамардино поехала за ним. Там она знакомится с молодым командующим Приморской группой войск Витовтом Путной, с которым встречалась «у себя на квартире, у него на квартире, а также в горкоме», причем эти встречи «не имели политического характера».

В 1934 году Адамовича назначили в Петропавловск-Камчатский начальником рыбопромышленной организации под названием «Акционерное камчатское общество». Шамардина получила также важную должность — заведующего отделом руководящих партийных органов в местном обкоме. Супруги близко сошлись с начальником Камчатского областного управления НКВД Львом, причем у Шамардиной эта дружба дополнялась физической близостью. Одновременно ее любовником делается, по его личным показаниям в НКВД, шофер Адамовича Ансимов, на 12 лет моложе Шамардиной.

Среди тысяч людей, чьи судьбы сломал кровавый 1937 год, оказались Адамович и Шамардина. Публично обвиняемый на районной партийной конференции по связям с троцкистами, в том числе с Радеком, 22 апреля 1937 года Адамович застрелился. Прибывшие на место происшествия сотрудники милиции в присутствии Льва составили протокол, где значилось: «...В комнате, находящейся в юго-западной части дома, на кровати у восточной стены лежит труп гражданина Адамовича вдоль кровати, голова по направлению на юг. В правой руке у трупа сжат револьвер системы «Браунинг», в области правого виска огнестрельная рана с выходным отверстием выше левого виска, на которой имеется запеченная кровь».

В предсмертной записке он извинился за свой непартийный поступок у Сталина, Микояна, камчатских товарищей и, конечно, у жены: «Прости, милая и родная Сонюшка. Работай, Сонюшка, на пользу партии за себя и за меня. Не могу вытерпеть стену недоверия ко мне. Твой Иосиф». Сразу же после смерти Адамовича Шамардина отправила в Кремль телеграмму следующего содержания: «Тов. Сталин! Адамович всегда был большевиком, клянусь моей жизнью и партией. Я хочу, чтобы вы и партия это знали». Вскоре, пытаясь спастись от неизбежного ареста как «жена врага народа», она направилась в Москву, надеясь на помощь столичных друзей.

Однако судьба Шамардиной была уже предрешена. В ноябре 1937 году московские чекисты арестовали вдову «Начальника Камчатки». Она обвинялась в незаконном переходе границы с Польшей в 1921 году (такой эпизод действительно имел место, когда кучер заблудился и завез командированную в приграничный колхоз Шамардину на польскую территорию), в связи с уже расстрелянными врагами народа Радеком, путном и заместителем наркома просвещения БССР Кореневским, а также в хранении контрреволюционной литературы. В ходе следствия Шамардина держалась достойно. Не теряла присутствия духа, несмотря на ужасающие условия, которые были созданы для арестованных в Бутырской тюрьме. По ее воспоминаниям, в тюремной камере, рассчитанной на 20 человек, содержалось 150-200 заключенных, те даже спали стоя, прислонившись друг к другу. Следователей, в отличии от сокамерниц, мало интересовали ее культурные связи — только политические, даже те, которые не существовали в действительности. В результате решением лицом совещания при НКВД СССР от 22 декабря 1937 года Шамардина за «контрреволюционную деятельность» получила 10 лет лагерей. Этот срок она отбыла на севере Архангельской области.

Через два года после освобождения ее повторно арестовали сотрудники Куйбышевского районного отдела УМГБ по Московской области. Вновь доставили в Бутырку. Одна из ее сокамерниц во время следствия по повторному делу вспоминала: «На крайней у стены кровати я увидела чудесное светлое лицо пожилой женщины. Могла ли я подумать, что здесь, в своде оживет прошлое, оживут люди, о которых написаны целые тома, те, что были и остаются гордостью нашей культуры. Они вошли, как близкие, живые в эту камеру вместе с Сонечкой Шамардиной». По-старомодному грассируя, старая большевичка рассказывала о своем богатом на приключения и знакомства жизни, морально поддерживала сокамерниц, пыталась наполнить тюремный быт каким-то смыслом, предлагая научно-популярные разговоры, буриме и прочее, делала во время прогулок гимнастику. Часто повторяла: «Надо дожить до лучших времен...» На этот раз в мае 1949 года Особое совещание приговорило «повторницу» к спецпоселению. Высылку она отбывала в Красноярском крае в городе Игарка.

15 июля 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила оба постановления Особого совещания в отношении Шамардиной. Ее уголовные дела были прекращены за отсутствием состава преступления. Одним из первых, кто поддержал женщину после освобождения, был Якуб Колас. Он сразу же ответил на письмо, где она сообщала о своей реабилитации.

После 17 лет заключения Шамардина получила небольшую комнату в московской коммуналке в Большом Харитоньевском переулке. Писала в ней стихи, поэмы, воспоминания, оставаясь искренней большевичкой. На склоне лет с помощью Лили Брик она получила место в пансионате старых большевиков под Москвой в Переделкино, где и умерла в 1980-м, на 86-м году своей долгой жизни. Там же была похоронена на местном поселковом кладбище. Даже в зрелом возрасте она не теряла оптимизма, жажды жизни. 2 октября 1972 года «Зоська» Шамардина писала своей старой Минской подруге Павлине Меделке: «В день моего рождения собрались все мои старушки человек до десяти, и ни одного даже самого завалящего мужичка».

Старые подруги — Софья Шамардина и Павлина Меделка. 1970-е годы.

Уже в начале ХХІ века личность Софьи Шамардиной попала в поле зрения писателей, включая Бориса Акунина. Он следующим образом подытожил жизненную судьбу этой, по его собственному определению, «фам фаталь»: «Мне ее очень жаль, она попала не в ту страну и не в ту эпоху. Подул ураган, понес эту красивую пчелку в студеную пустыню. А всех мужчин, которых она любила (либо делала вид, что любила) ураган поубивал».

Действительно, никто из любимых Софьи Шамардиной не дожил до старости. Маяковскому, когда он покончил жизнь самоубийством было 36. Иосиф Адамович застрелился в 40-летнем возрасте. Старший на год за Шамардину Путна был расстрелян как «участник военного заговора» в июне 1937 года 50-летнего «шпиона» Гая расстреляли в декабре 1937-го. 41-летний Лев получил пулю как «враг народа» в феврале 1938-го «троцкист» Радек был убит в верхневральском политизоляторе в мае 1939 года, когда ему еще не исполнилось 55. Самый молодой из любимых Шамардиной ушел из жизни Ансимов, расстрелянный в июне 1938 года, когда ему исполнился только 31. на фоне этих трагических смертей совсем счастливым выглядит судьба «короля поэтов» Игоря Северянина, который тихо отошел от туберкулеза в Таллине 20 декабря 1941 года.

Александр ГУЖАЛОВСКИЙ

Название в газете: «Фам фаталь» для паэта і старшыні Саўнаркама

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.