Научный сотрудник Института философии НАН, политолог Алексей Дзермант дал свой вариант ответа на вопрос, почему Евразию в последнее время «трясет», а также рассказал о причинах кризиса в Кыргызстане, интересах Турции в военном конфликте на Кавказе и успехах будущей президентской кампании Игоря Додона.
— Недавно в Москве вышла ваша книга «Беларусь—Евразия. Пограничье России и Европы», где собраны политические очерки и эссе. Пару недель назад вы уже успели презентовать ее в Минске. Чем может заинтересовать издание читателей?
— В книге представлено мое понимание Евразии и каким образом Беларусь соотносится с Евразией. Я считаю, что мы являемся частью евразийского пространства гораздо в большей степени, чем европейского, как в прошлом, так и сейчас, и в будущем. Многие, уже прочитавшие книгу, полагают, что я обосновал белорусскую версию евразийства. Эта версия, утвержденная в России, имеет популярность в далеких от нас государствах — Казахстане, странах Средней Азии. Но я увидел много элементов, которые позволяют утверждать: Беларусь тоже имеет отношение к Евразии. Мое описание белорусского евразийства не претендует на полное исчерпание темы. Но я ранее никогда не встречал, чтобы кто-то Беларусь и белорусскость осмысливал через Евразию. Читателю судить, насколько у меня это получилось.
— Вы отметили, что Беларусь больше Евразия, чем Европа. Как вы можете обосновать это мнение?
— Есть несколько культурных столпов этого убеждения. Само понятие Евразии включает сочетание европейских и азиатских элементов. Если подумать, что мы можем считать в нас классическим европейским, то таких элементов на самом деле немного. Да, это наличие западного христианства, католицизма, влияние на архитектуру, культуру. Но одновременно с этим есть сильное восточное влияние. Православие — явление, что зародилось и развилось в Малой Азии, Византии, которая была евразийским образованием. То есть православие само по себе — некая производная от встречи культур. Сыграло роль, конечно, наше нахождение в ряде государственных образований. Так, в Киевской Руси степь и лес соседствовали всегда. Я и Великое Княжество Литовское считаю евразийским образованием. В какой-то момент оно переключилось на западный вектор через влияние Польши. Наш опыт нахождения в Российской империи и в СССР — это существование в больших евразийских державах. Там мы, белорусы, занимали далеко не последние роли. Наш путь если не полностью, то во многом связан с Евразией. Настало время об этом говорить. И сейчас мы ориентированы и геополитически, и экономически именно на евразийскую интеграцию.
— В ваших публикациях часто встречается понятие «белорусский балкон». Какую смысловую основу в него вкладываете?
— Если посмотреть на карту интеграционных образований, которые есть сейчас в Евразии (Европейский союз, с другой стороны Евразийский экономический союз и Организация Договора о коллективной безопасности), то Беларусь является участником двух последних объединений, соответственно, принадлежит к их блоку. Также мы видим, что наша страна в силу своей географической конфигурации выступает далеко на Запад, находится в смычке с государствами — членами ЕС или теми, которые туда стремятся (как Украина). Это позволяет говорить мне о «балконе».
До Первой мировой войны существовал «польский балкон». Территория Польского царства выдавалась в территорию Европы, сейчас мы оказались в таком положении. Оно не сильно завидное, потому что мы находимся на стыке блоков, которые между собой не сильно мирно существуют. Это достаточно опасное положение — балкон может рухнуть, если его будут стремиться завоевать либо оттащить. Но в тоже время наш балкон держит стратегическую ситуацию во всем регионе восточной Европы и в военном, и в геополитическом смысле. Если нас не станет, будет очень уязвима Калининградская область, которую легко раздавить военным способом. Если нас перетянут в блок Польша—Литва—Украина, он усиливается до 90 миллионов человек. Это уже серьезная мощь, которая пойдет на Россию. Сейчас мы удерживаем баланс и являемся ключом к региону. Наша позиция — устоять, не дать перетянуть себя в противный лагерь, иначе это нарушит баланс сил.
— Выбор вектора европейского или евразийского (в тесном сотрудничестве с Россией) перед нашим государством стоял и сейчас. Руководство страны выбрало развитие во взаимодействии с Россией. Как это решение предопределит будущее нашей страны?
— Наша власть осознанно выбрала курс. Несмотря на наши попытки наладить отношения с Западом, было понимание, что реальная поддержка в трудный момент придет именно с востока. Этот момент настал. Что касается будущего, события показали — мы не будем закрываться от Запада, но реальное развитие через технологии, инвестиции, поддержку экономики, общее дело будет связано с евразийской интеграцией в широком смысле. Я не только Россию имею в виду, но и Китай. Это определяется и тем, что мировой центр развития смещается в Китай. Там технологии и экономические, и социальные, и политические ничем не уступают западным. Если ты хочешь шагать в ногу со временем, то Китай как минимум нельзя игнорировать. А как максимум они уже шагнули во многом дальше Европы и США. Поскольку политическая история нас так повернула, стоит брать оттуда максимум. Это не значит, что мы должны отказаться от Запада полностью. Мы от них двери не закрываем. Когда Запад осознает, что с нами придется иметь дело, мы можем им предложить большое сотрудничество, а не только дружбу против кого-то. Наоборот, наша линия — объединять всю Евразию (Китай, Россию, Европу) в некую единую конструкцию. Пока это не получается, но это же не значит, что не получится в будущем.
— Вы уверенно высказываетесь, что Беларуси точно не нужна парламентская республика, скорее переход от суперпрезидентской к просто президентской с усилением роли иных ветвей власти. Почему не верите, что Беларуси подойдет форма парламентской республики?
— Парламентская республика изобретена на Западе для их политической культуры. У нас явления парламентаризма происходят со странными мутациями. Я не знаю ни одной успешной постсоветской страны, где парламентская республика показала свою эффективность и привела к хорошим результатам. Как пример — Молдова и Украина. В Молдове парламент был, по сути, приватизирован олигархом Владимиром Плахотнюком. Он «дирижировал» партиями, скупая и шантажируя их. Украина имеет президентско-парламентскую республику, где у главы государства мало полномочий. Даже при желании он не сильно может контролировать ситуацию в стране. Более успешные постсоветские страны — Казахстан, Азербайджан, Россия и мы — демонстрировали устойчивые политические модели. Поэтому я считаю, что нам нельзя полностью отбрасывать президентскую модель правления, ее нужно модернизировать, вводить элементы, которые были бы более демократизированы. Партийные структуры стоит усилить, президенту не нужно назначать всех руководителей районов и предприятий. Можно отдать что-то на свободный выбор людям. Возможно, стоит премьер-министра назначать исходя из того, какая партия взяла большинство в парламенте. Парламент может решать внешнеполитические вопросы. В экономике, на мой взгляд, имеет смысл усилить роль премьера. То есть перераспределить полномочия, чтобы не один президент отвечал за все. Но весь каркас не должен быть перекошен в сторону парламента.
— Вы предлагаете в своих публикациях всерьез задуматься о партийной идеологии и конкурентной борьбе партий. Как, на ваш взгляд, стоит начать создание партий в нашей стране, ведь их роль в Беларуси весьма слаба?
— Фактически партийным строительством нужно заниматься с нуля — проработать программу, сформировать актив из людей, которые готовы стать политиками. Немногие могут выступать публично, спорить, отстаивать свои идеалы. Я думаю, что нам не нужна одна большая провластная партия и несколько на подтанцовке. Лучше бы смотрелся конгломерат — три-четыре партии с разными идеологическими оттенками. Одна крупная провластная партия будет придавать ощущение монополизированности власти. Необходимо пару лет, чтобы наша страна приблизилась хоть к какому-то сценарию партийности.
— Очень активно народ проявляет себя во внесении предложений по поправкам в Конституцию. Что бы вы хотели увидеть в новом варианте Основного закона Беларуси?
— Как вариант, коррективы в отношении того, кто может избираться президентом. У нас сейчас им может стать только гражданин Беларуси по рождению, что отсекает многих этнических белорусов, рожденных за рубежом. Я предлагаю включать вещи, связанные с геополитическим выбором, при этом норма про безъядерный статус и стремление к нейтралитету, мне кажется, не весьма отвечает современным реалиям. Что касается ветвей власти, я бы перераспределил полномочия: больше — парламенту в формировании правительства, больше прав местным органам власти. Стоило бы прописать в Конституции такой орган, как Белорусское всенародное собрание. Во многих государствах есть страхующие органы, которые при конфликте властей выступают надзорными. Может, у нас стоит ввести такой же орган — условно говоря, хранителя государственности. Например, в Иране есть Корпус стражей Исламской революции — отдельная структура, являющаяся скрепой государства. Такой орган независимо от партий, личности премьера и президента мог бы стать тем, за кем будет решающее слово.
— Расширим вектор нашей беседы на пространство всей Евразии. В Беларуси очень внимательно следили за событиями в Кыргызстане, где произошла смена власти. Эксперты размышляли о схожести протестов в Беларуси и Бишкеке, но этимология митингов все же разнится. На ваш взгляд, у этих событий есть единые черты?
— Единственное сходство в том, что применяются одинаковые технологии переворотов. По структуре наши государства разные. Во-первых, Кыргызстан разделен территориально. Там всегда была борьба северных и южных элит. Северные кланы более светские, русифицированные в некотором смысле. В южном регионе более исламистские, националистические настроения. Там постоянно возникали этнические конфликты с узбеками. Конфликт произошел из-за того, что одна часть элит посчитала итоги выборов несправедливыми в ее отношении. Они не получили контроля над ресурсами, над властью — все забирают северяне. История Кыргызстана проходит под знаменем борьбы элит, у них никак не получается установить баланс. Сейчас произошла очередная «пересменка».
Депутатские мандаты получили только партии, поддерживающие власть Сооронбая Жээнбекова. Альтернативные центры сил не прошли в парламент и восстали. То есть должна быть новая перезагрузка, передел власти, собственности и ресурсов.
— В отношении конфликта Армении и Азербайджана уже очевидно, что воюют в регионе не только за интересы этих двух стран. Свои намерения проявляет Турция — с чего проблемы Кавказа заинтересовали это государство?
— Раньше, во времена Османской империи, Кавказ был серьезной зоной влияния Турции. Весь этот регион попадал под ее влияние. Появление Турции в конфликте нужно рассматривать в контексте политики неоосманизма Реджепа Тайипа Эрдогана. Он стремится возродить былое величие Турции и для этого всеми способами пытается влезать в территориальные споры. Это произошло и в Сирии, и в Ливии он к этому стремился, сейчас — в Закавказье. Азербайджан этнически близок к туркам. Азербайджанцы считают, что они один народ. Закавказье — это столкновение интересов Турции и России. Мы наблюдаем (в некотором смысле) возрождение минувших империй.
Посмотрим, как далеко зайдут Турция и Азербайджан в давлении на Армению. Сейчас военные действия идут на территории Карабаха. Если конфликт разрастется и по Армении нанесут удар, тогда включится механизм защиты со стороны ОДКБ. Понятно, Россия, Беларусь, Казахстан не очень хотят в это вмешиваться, имея хорошие отношения и с Турцией, и с Азербайджаном. Баланс тонкий — нужно не дать растерзать армян и не поссориться с Азербайджаном, чтобы он не примкнул к Турции. Я думаю, что часть территории армяне отдадут. И на какое-то время все успокоится.
— Еще один интересный Евразийскому экономическому союзу вектор — Молдова. Возможен ли там политический кризис на фоне будущих президентских выборов?
— Молдова — важное для понимания процессов в Евразии государство. Политически Молдова расколота на пророссийскую часть, которую возглавляет Игорь Додон, и на прозападную часть, которую возглавляет Майя Санду, созданный на Западе для Молдовы новый лидер. Силы представлены таким образом — 40-45 процентов населения за Россию и Додона, 30-35 процентов за румынский вектор и Майю Санду, а остальные голоса потом присоединяются к тем или другим. Раньше всем этим процессом управлял олигарх Плахотнюк. Теперь начинается борьба, потому что нет «балансира» в его лице. На выборах в начале ноября западные силы планируют серьезно атаковать Додона и забрать власть в свои руки с возможными уличными акциями. У Игоря Додона есть небольшое преимущество в процентах, вероятно, он победит. Но западные силы будут «играть» улицу, пытаясь таким путем прийти к власти и развернуть Молдову полностью на Запад.
— Из тем нашего разговора складывается печальная картина сегодняшних событий в Евразии. Почему все так обострилось именно сейчас и одновременно?
— Есть общие причины, которые дестабилизируют мир, — эпидемия «ковида» ударила по всем. Эту ситуацию большие страны готовы использовать в своих интересах, например, США, где много жертв от «ковида» и противостояние внутри страны. Штаты понимают, если на этом фоне они «взорвутся», а в Евразии все будет спокойно, они потеряют лидерство в мире. Чтобы их не опередили, им нужно пережить свой пожар, поджигая Евразию. У нас будет гореть дольше, а они первыми успеют выскочить из кризиса. Если Евразию оставят в покое, то скачок сделает либо Россия, либо Китай, поэтому необходимо закладывать точки напряженности. Иногда проблемы создаем и мы сами. Очаги не всегда привносятся, часто создаются лишь условия, чтобы все начало рушиться: где-то плохо с экономикой, где-то — клановые разборки, где-то — политические ошибки и еще что-то. А если все это вкладывать в систему, где-то «помогать», где-то, наоборот, пропускать, начинает трясти весь континент.
Мария ДАДАЛКО
Интервью с олимпийским чемпионом по фехтованию.
Профессионально, оперативно, по-хорошему.
