Вы здесь

«Социальная болезнь». Любовь за деньги в БССР во времена НЭПа


От редакции. Продолжаем углубляться в тайны белорусской истории вместе с известным исследователем Александром Гужаловским. На этот раз нас ждет очень «неудобная» тема, которую долгое время нельзя было затрагивать. Но на то и настоящая наука, чтобы восстанавливать прошлое без пробелов и ханжества.


Плакат «Усилим борьбу с проституцией». 1920-е гг.

Дореволюционные власти и общество Беларуси относились к проституции как к неизбежному злу. Торговля женским телом регламентировалась и контролировалась, при этом следили за тем, чтобы она занимала в белорусских городах маргинальное положение. Однако это явление получило большое распространение в белорусских губерниях. В 1889 г. в городах Беларуси проституцией занимались 624 женщины. В 1908 г. уже только в одном Минске была зарегистрирована 531 проститутка. Но чтобы получить реальную картину, эти цифры нужно увеличивать в пять, а то и в десять раз. Во время Первой мировой войны, кроме армий стран, что в ней участвовали, сформировалась еще одна армия, которая была востребована военными всех национальностей, — армия «женщин с низкой социальной ответственностью». Беларусь, которую война разделила линией фронта, являлась местом их большой концентрации. Начиная с 1914 г. Минск стал центром притяжения жриц любви со всей Российской империи.

Таким образом, белорусским советским властям в дополнение к разрушенной войной экономике, а также социальным, национальным и культурным проблемам, в наследство от бывшей империи досталось сложное социальное явление, которое совершенно не укладывалось в программу построения коммунистического общества.

Среди сторонников теории свободной любви было много высокопоставленных большевиков и большевичек

Вскоре после установления советской власти и с началом проведения политики военного коммунизма проституция, для определения которой власть начала использовать революционный эвфемизм «социальная болезнь», де-факто оказалась вне закона. Большевистское руководство считало работу проституток непроизводственной, социально вредной, и поэтому воспринимало их как классовых врагов. При отсутствии общей государственной политики в этом вопросе местные власти по собственному отношению к нему направляли проституток на принудительные общественно полезные работы, помещали их в трудовые лагеря либо проводили с ними просветительско-воспитательную работу. Одновременно были предприняты репрессивные действия по отношению к организаторам секс-бизнеса и хозяевам публичных домов.

В Минске дома разврата были запрещены 9 августа 1920 г. одним из первых решений Военно-революционного комитета. 17 августа того же года минская милиция провела массовые аресты проституток и хозяек домов разврата. Подобные акции проводились также местными советскими властями. Например, Бобруйский ревком решил «…отправить всех хозяек домов разврата в Смоленский концентрационный лагерь, имущество же их конфисковать. Жертв проституции направить в уездный комитет труда». Организованная летом 1920 г. Борисовская городская милиция изначально находилась в здании национализированного милиционерами публичного дома.

В условиях официального запрета проституции содержать бордели стало опасно, поэтому оказание сексуальных услуг быстро перешло в квартиры проституток либо клиентов, в гостиницы, бани, парки и прочее. Запрещенная проституция начала маскироваться под легальные виды деятельности. Введение в 1918 г. всеобщей трудовой повинности, а также общественное осуждение явления привели к постепенному превращению торговли женским телом в отрасль теневой экономики, которая контролировалась сутенерами. При этом произошло резкое сокращение количества профессиональных жриц любви при одновременном увеличении количества «любительниц», включая несовершеннолетних.

Парадоксально, но появлению на панели новой категории проституток — разведенных женщин, поспособствовал Кодекс законов РСФСР об актах гражданского состояния, брачном, семейном и попечительском праве 1918 г., который определенное время действовал также на территории БССР. Брак не создавал общего имущества супругов, а размеры алиментов на детей определялись в каждом отдельном случае судом. Стремясь к уничтожению частных имущественных отношений во время военного коммунизма, законодатели поставили себе целью на правовом уровне зафиксировать освобожденную от всяких имущественных цепей семью, которая должна была основываться на идеальной любви двух лиц разного пола. В реальности кодекс 1918 г. юридически позволял мужу оставить бывшую жену ни с чем. Положение разведенных женщин осложнялось, когда они являлись домохозяйками, а также оставались с детьми.

Во время обсуждения на сессии ЦИК БССР в июне 1926 г. проекта собственного белорусского Кодекса о браке, семье и опеке, выступающие высказывали мнения о том, что именно юридическая незащищенность женщины в ее супружеских отношениях с мужчиной ведет к «расширению и развитию проституции как на селе, так и в городе». Во время широкого обсуждения проекта на страницах белорусской печати высказывалось мнение о том, что очень распространенный в то время «фактический» (то есть без регистрации) брак, который по проекту должен был получить юридическое признание, поспособствует «увеличению проституции и беспризорности». Логика у противников фактического брака была следующая: легитимизация брачных незарегистрированных отношений подтолкнет полигамное большинство мужчин к многоженству, к чему они не будут способны финансово. Страдать же от материальных трудностей снова будет женщина.

Несмотря на скептическое отношение к проекту нового Кодекса законов о браке, семье и опеке БССР со стороны значительной части населения республики, он был принят в 1927 г. и немного улучшил имущественное положение женщин, по крайней мере тех, которые решили расторгнуть брак. В частности, статья 21 Кодекса, оставив норму о раздельном имуществе супругов, приобретенном ими до брака, вводила равный раздел в результате развода имущества, нажитого в гражданском либо фактическом браке, независимо от вклада каждого супруга. Алименты на содержание детей, согласно Кодексу, также взимались независимо от формы брака (гражданского либо фактического), в котором находились их родители.

Не способствовала борьбе с проституцией также теория свободной любви, среди сторонников которой было много высокопоставленных и рядовых большевиков и большевичек. Романтика свободной, не обремененной буржуазными предрассудками любви очень быстро дала негативные результаты в виде многочисленных абортов и безотцовщины. Инстинктивно защищаясь от них «женские массы» начали «омещаниваться», а уже приученные к разнообразию мужчины обращались за сексуальными услугами к проституткам.

«Чисто товарищескую половую жизнь начал только в прошлом году с проституткой»

Официальную советскую политику в отношении проституции на протяжении эпохи НЭПа можно сформулировать следующим образом. С одной стороны, государство в лице правоохранительных органов сосредоточилось на борьбе с организаторами нелегальных форм секс-бизнеса. В 1922 г. эта борьба получила законодательный фундамент. Статья 171 нового Уголовного кодекса РСФСР, который также действовал на территории БССР, вводила наказание в виде лишения свободы сроком не менее трех лет с конфискацией имущества за сутенерство, содержание притонов, а также вовлечение в проституцию. С другой стороны, Народным комиссариатом здравоохранения была развернута реабилитационная работа. Юристы, врачи, общественные деятели на страницах периодической печати выступали за возвращение проституток к нормальной жизни, все реже рассматривая их в качестве «общественных паразитов». Они предполагали, что с построением нового общества торговля женским телом исчезнет, а перевоспитание «жертв капиталистического строя» и есть соответствующий этому метод.

Обсуждая причины развития проституции как социального явления в СССР эпохи НЭПа, большинство тогдашних авторов писало о сложности для многих женщин добывать в городах средства для существования другими способами. Один из них следующим образом писал об этом в своей статье, появившейся в 1923 г. в газете «Звязда»: «Сокращение штатов выбросило на улицу наименее квалифицированную рабочую силу — работницу. Создался кадр безработных женщин, которые пополняют ряды проституток».

Официальная идеология исключала возможность обсуждения на страницах периодической печати извечного антропологического фактора — генетической запрограммированности, склонности к занятиям проституцией. Вместо этого расширялся взгляд на нее как на средство заработать не на обычную, а на богатую жизнь. В то же время пресса 1920-х позволяет нам взглянуть не только на проституток того времени, но также и на их клиентов. В частности, мы встречаем две четкие категории пользователей услуг советских проституток эпохи НЭПа: первый — «рыцари частного капитала», высокооплачиваемые чиновники и специалисты, содержавшие девушку «в шелковых чулках» либо совдаму (советскую даму), воссоздавая таким образом дореволюционные нормы социополовых отношений; второй — студенты и рабочие, которые пользовались услугами дешевых проституток из-за недостачи денег.

Колоритный портрет представителя первой категории мы находим на страницах одного из номеров газеты «Полесская правда» за 1923 г. Ее корреспондент дал описание ночного загула в местном доме отдыха комиссара Рогачевского уездного продовольственного комитета товарища Маркевича с «сопаненками», которых он привез на казенном экипаже. Голоса тех, кто принадлежал ко второй категории, звучат в анкетах, которые заполняли Борисовские молодые рабочие во время социологического опроса, проводившегося в городе в 1928 г. Вот некоторые выдержки из тех анкет: «чисто товарищескую половую жизнь начал только в прошлом году с проституткой»; «с девушками не гуляю, потому что нет никакой пользы, а если и есть, то придется платить одну треть, а природа свое требует. Приходится искать такую, которая за рублёвку»; «начал с 11-ти лет с крестьянской девушкой, сейчас имею регулярные отношения с ученицами».

«Жрицы любви» делились на три класса

Несмотря на все усилия советской власти, в крупных белорусских городах на протяжении 1920-х сохранялась классическая трехуровневая иерархия проституток. На наиболее низкой ступеньке находились уличные женщины, которых контролировали сутенеры и отбирали у них большую часть зарплаты. Эту наиболее многочисленную категорию проституток в городах БССР образовывали деревенские девушки, которые после «первого падения» были вынуждены уходить из родной деревни, часто с ребенком на руках и без материальных средств. Вторую, среднюю, ступень занимали женщины, которые работали в подпольных борделях и также до половины своих «гонораров» отдавали хозяину тайного лупанария. Наконец, верхнюю ступень иерархии занимали «советские барышни» — молодые, привлекательные, идеологически не обремененные секретарши, швеи, эстрадные артистки, которые могли удовлетворить не только физиологические потребности мужчин, но также помочь им хорошо провести время.

Корреспондент газеты «Звязда» следующим образом описывал нравы ночного Минска в 1923 г.:

«Проституция великолепно расцвела в Минске. Знаменитая Ново-Красная улица — очаг разврата и венеризма дореволюционного времени — перенесла свою “яму” ближе к НЭПу, на Советскую улицу. По вечерам масса проституток широкой лавой несется по центральным улицам и аллеям сквера. “Ночная биржа” показывает большую активность. Вербовка “гостей” идет вовсю. Минск имеет значительный кадр  “патентованных” проституток. По приблизительным данным, минимум их в Минске около 50-ти, не говоря уже о незарегистрированных. Как пограничный город, Минск привлекает также проституток и из других приезжающих сюда городов, надеясь на легкую наживу. В водоворот попадает также неустойчивый элемент из “сокращенных”. Проститутки воскресили собственные старые традиции: возле каждой образовались целые стаи сутенеров и других “рыцарей ночи”, которые нещадно эксплуатируют своих подруг.

Борьба с проституцией сегодня очень осложнилась. В прошлом году большая часть проституток концентрировалась вокруг содержателей притонов. Эти притоны были раскрыты... Тогда проститутки рассеялись по частным квартирам и гостиницам, где они начали работать “на проценты” либо по “госрасчету”. Теперь они в медицинских отношениях совершенно бесконтрольны [...] проститутки попадают к врачу случайно после принуждения со стороны милиции [...] В текущее время административных мер воздействия на проституцию нет. Уголовный кодекс предусматривает наказание только за содержание притона блуда либо за умышленное заражение венерической болезнью».

Суровая правда столичной жизни, описанная корреспондентом «Звязды», не нравилась представителям высшей власти, в том числе тем, которые непосредственно отвечали за санитарное состояние города. Через две недели в «Звязде» появился ответ на вышеупомянутую статью, подготовленную заместителем народного комиссара здравоохранения БССР Баркусевичем, который увидел в нем призыв к легализации проституции. Игнорируя очевидные факты, приводившиеся в статье, Баркусевич безапелляционно заявлял — «проституции при социализме просто не может быть».

Заведующий Минским кинотеатром «Интернационал» организовал «специальное помещение для проституток» в кинобудке

Медики, которые сталкивались с этим социальным явлением не в высоких чиновничьих кабинетах, а в полевых условиях, имели на него совсем другой взгляд. Белорусский врач-венеролог Шапиро давал следующие цифры проституток, обнаруженных в 1928 г. в городах БССР: Минск — 65, Витебск — 53, Гомель — 22, Бобруйск — 37, Слуцк — 12, Полоцк — 8, Быхов — 8, Рогачев — 7. Но эти цифры, по мнению Шапиро, были далеко не полны, так как проститутки скрывали собственное занятие, выдавая себя, например, за домохозяек. Собственное мнение доктор аргументировал количеством проституток (около 100), которые стационарно лечились в то время в минском венерологическом диспансере. Это означает, что для получения близкой к реальности картины советские статистические цифры, что отражали уровень проституции, как и дореволюционные, нужно увеличивать в разы.

Косвенное подтверждение этому мы находим у известного белорусского социолога Вольфсона, который говорит о 446 борделях, раскрытых милицией только за один 1927 г. в восьми окружных центрах БССР (только в Гомеле их было разоблачено 120). Тот же автор, который в своих работах выступал против «гнусной теории врожденной проститутки», позволяет узнать определенные детали торговли женским телом в БССР во времена НЭПа. Так, средняя месячная зарплата проститутки в Минске составляла около 100 рублей в месяц (зарплаты советских служащих в то время составляли от 40 до 120 рублей, рабочих — от 80 до 190 рублей) при средней цене одной услуги 40–50 копеек. Иногда подпольные бордели в белорусских городах приобретали экзотические формы. Например, в 1928 г. заведующий Минским кинотеатром «Интернационал» Эйдус вместе с помощниками, комсомольцами Гелером и Райцесом, организовали в кинобудке «специальное помещение для проституток», где на средства Белгоскино заказали кровать под видом «станка для работы».

Врачи Минского венерологического диспансера на основе проведенного социологического исследования проституток, проходивших лечение в 1926 г., предложили следующий социологический портрет столичной жрицы любви. Ее возраст колебался от 18 до 30 лет, но половая жизнь начиналась гораздо раньше. 50 % опрошенных идентифицировали себя как белоруски, 27,8 % — как еврейки, 5,2% — как польки, 5,2% — как русские, 11,8% — как представительницы других национальностей. В условиях жилищного кризиса местом работы большинства минских проституток являлась преимущественно улица либо парк, парадное, лестница.

Хозяйка публичного дома по кличке «Кейле ди гут» выдавала себя за прачку

Опрос проституток в лечебно-трудовом профилактории. 1920-е гг.

Запрет легальной проституции не предусматривал наказания жриц любви за занятия ею. Однако мягкость наказания за это преступление (до трех лет заключения) провоцировала все новые попытки лиц, не обремененных моральными качествами, организовать предприятия по оказанию сексуальных услуг. Неэффективность статьи 171 Уголовного кодекса РСФСР повлияла на решение белорусских законотворцев в конце 1920-х усилить наказание за эти преступления. Статья 236 Уголовного кодекса БССР 1928 г. предусматривала лишение свободы уже до пяти лет за «принуждение заниматься проституцией, сводничество, содержание притонов разврата, а также вовлечение женщин в проституцию».

В 1923 г. были ликвидированы полулегальные публичные дома с дореволюционным стажем на Ново-Красной улице в Минске. Хозяйку последнего из них, Кейлю Левину по прозвищу «Кейле ди гут», несмотря на ее попытки выдать себя за социально близкую (прачку), осудили на три года заключения с конфискацией имущества. Но через два года в Минске снова судили хозяйку борделя мадам Бернгард по прозвищу «Соре-Дрипе». В 1926 г. 171-я статья Уголовного кодекса была предъявлена Бобруйским домовладельцам Плису и Мееровичу, как организаторам подпольных борделей. В июне 1927 г. в Минске состоялся суд над известной «хозяйкой притонов разврата и вербовщицей проституток» Дроздовской. В ноябре того же года был разоблачен еще один притон разврата в Минске по улице Широкой, 21. В январе 1928 года подпольный публичный дом, организованный гражданкой Казаринович, был закрыт на улице Интернациональной в Минске. Примерно такой же подпольный дом разврата по переулку Свободы, 13 милиция раскрыла в Борисове, привлекая его организатора гражданку Круглик к уголовной ответственности. Владелец частной гостиницы «Московские номера» в Орше Эстреркин в 1923 г. был также приговорен к двум годам заключения за организацию оказания сексуальных услуг постояльцам. В Витебске шла перманентная борьба с «притонами проституции», которые находились на Елаговской улице.

На негативное отношение к проституции в обществе влияли венерические заболевания, которыми болели большинство жриц любви. Летом 1919 г. в Минском городском советском женском заразном госпитале лечились преимущественно проститутки. Большой процент из 4 694 больных с сифилисом, зарегистрированных в БССР в 1925 г., также составляли проститутки, причем большинство из них находилось в Минском, Витебском и Полоцком округах. Наибольшее количество больных проституток жило в столице БССР, население которого немногим превышало 100 тыс. человек. В течение первого —1923-го — года работы венерологического диспансера в Минске в нем было зарегистрировано 36 691 посещение, в 1924 г. — 42 390, в 1925 г. — 70 591, в 1926 г. — 85 641. Плановые обследования в трудовых коллективах и Минских средних школах также выявили «массу больных», которые не знали о своих венерических болезнях.

В 1925 г. средняя посещаемость Витебского кожно-венерологического диспансера увеличилась по сравнению с 1924 г. со 158 до 190 человек в день. Врачи диспансера были перегружены обзором новых пациентов, значительное число которых приезжало из районов. На 1925 г. было запланировано открытие отделений Витебского диспансера в Лиозненском и Высочанском районах, где «венерические заболевания приобрели массовый характер».

С сентября 1925 г. по июнь 1926 г. в гомельском венерологическом диспансере получили помощь 1557 больных. В 1927 г. в диспансере обслуживали уже до ста «венериков» ежедневно, при том, что население Гомеля составляло около 70 тысяч человек. Среди пациентов-мужчин наиболее многочисленную профессиональную группу образовывали милиционеры, среди женщин — сотрудницы учреждений общественного питания. Резкое увеличение количества пациентов заставило заведующего гомельского венерологического диспансера тов. Пальчикова поставить перед городскими властями вопрос о преобразовании диспансера в специализированный госпиталь.

Волны сексуальной свободы 1920-х доходили из города до белорусской деревни, что неизбежно приводило к росту венерических болезней. Так, в 1925 г. в Оршанском округе в наибольшей степени охвачен сифилисом был Круглянский район. Например, в деревне Радча этого района было выявлено 13 больных мужчин, женщин и детей. Источником заболевания была местная женщина, которая тайно занималась проституцией. В конце 1926 г. на промышленных предприятиях Гомельского округа были введены обязательные осмотры рабочих с целью выявления больных сифилисом. Тогда же в деревне Светиловичи Ветковского района открыли первый в Гомельском округе деревенский венерологический пункт.

Дом беспризорной женщины имени Розы Люксембург

Вскоре после объявления БССР, в феврале 1919 г., Народный комиссариат здравоохранения республики планировал провести медицинское освидетельствование всех минских проституток для того, чтобы больных отправить в больницу, а здоровых передать в распоряжение Наркомтруда. В сентябре 1920 г. в руководстве Народного комиссариата просвещения БССР впервые обсуждалась возможность открытия в Минске Дома работы по реабилитации проституток. В Могилеве рабочая коммуна для проституток существовала с августа 1922 г. Тогда же губернский Совет по борьбе с проституцией, а также комиссия по борьбе с проституцией при горрайсовете возникли в Гомеле. Совет и комиссия планировали открыть в городе дом для «безработных женщин» и мастерской, а также сократить приток молодых женщин из деревни в город.

В 1922 г. в столице республики образовались Центральный совет по борьбе с проституцией при Народном комиссариате здравоохранения БССР, а также Совет по социальным болезням, который был призван решать ту же проблему. В следующем году в Минске по улице Коммунальной, 18 уже действовал открытый Центральным советом лечебно-трудовой профилакторий для проституток под названием «Дом беспризорной женщины имени Розы Люксембург». В этом доме жило около 30 женщин. Их типичный день выглядел следующим образом: ранний подъем, скромный завтрак, биржа труда либо случайные заработки, вечерний чай, чтение газет, сон. В последующие годы Центральный совет по борьбе с проституцией при поддержке своих отделений в окружных центрах открыл сеть лечебно-трудовых профилакториев в Витебске, Могилеве, Гомеле и некоторых других крупных городах республики, где проститутки лечились, работали, учились грамоте. Их водили в кино, на экскурсии и даже на праздничные демонстрации. В профилакториях существовал жесткий режим, за проститутками следили, чтобы они не сбегали на ночные подработки.

Кавалерист был избит минскими проститутками за недоплату

Важный вклад в дело прекращения торговли женским телом был призван сделать периодическую печать. «Звязда» в воспитательных целях печатала исповеди проституток. Региональные газеты содержали статьи просветительского характера. Журнал «Белорусская медицинская мысль» предлагал читателям способы защиты от венерических болезней, в том числе наиболее надежный — презерватив, который в то время изготавливался из рыбьего пузыря или гуттаперчи.

Особое внимание уделялось разъяснительной работе среди красноармейцев, которые активно пользовались услугами проституток. Политруки и врачи Белорусского военного округа объясняли красноармейцам, что половое воздержание не вредно для их здоровья, а «любовь», купленная за деньги у проституток — аморальна и опасна с медицинской точки зрения. На страницах газеты «Красноармейская правда» регулярно помещали поучительные истории на тему коварства сифилиса и других венерических заболеваний. Воспитательный эффект, по замыслу редактора газеты, должна была иметь находящаяся в ней в 1925 г. информация о бойце 72-го кавалерийского полка Белорусского военного округа Минаково, который был избит минскими проститутками за недобросовестность в финансовых расчетах с ними.

Борьба с проституцией как социальным явлением нашла свое отражение в художественном творчестве 1920-х. Именно этой теме была посвящена кинолента «Проститутка», разделяющая с «Лесной былью» славу первого белорусского художественного фильма. Снята в 1926 г. режиссером Фрелихом на фабрике «Белгоскино», она имела четко очерченный дидактический характер. В том же самом году газета «Красная смена» поместила очерк под названием «Мерзавец», в основу которого был положен настоящий эпизод из жизни поэта Анатолия Вольного. В очерке в беллетризованной форме был описан путь, который пришлось пройти 19-летней жене поэта от богемной музы до уличной проститутки. 24 марта 1927 г. во время своего выступления в Витебске Владимир Маяковский прочитал собственное стихотворение «Сифилис».

Но все эти меры напоминали вычерпывание океана ложкой. Социальное, экономическое и культурное доминирование мужчин в условиях тотального дефицита в советском обществе создавали стабильное предложение для их сексуальных услуг. Кроме военнослужащих, студентов, а также одиноких мужчин с другим профессионально-социальным статусом, женское тело на короткое время приобретали также те, кто стремился дополнить регламентированные сексуальные отношения в семье свободным сексом.

На рубеже 1920–1930-х гг. борьба с проституцией в СССР, как и в годы военного коммунизма, начала вновь проводиться исключительно репрессивными мерами, что привело к ее временному уходу в подполье. Известный советский специалист в области социальной гигиены Горфин в своей статье, написанной в 1940 г. для Большой Советской Энциклопедии, отмечал, что «СССР — единственная страна в мире, в которой проституция окончательно ликвидирована и где цельно уничтожены причины и корни, что ее питают». Это официальное отношение советской власти к проституции просуществовало до времен перестройки, когда в 1987 г. была введена административная ответственность за занятия ею в виде предупреждения либо штрафа.

Александр ГУЖАЛОВСКИЙ, доктор исторических наук

Выбор редакции

Гороскоп

Восточный гороскоп на следующую неделю

Восточный гороскоп на следующую неделю

Львам придется повторять пройденное и исправлять ошибки.

Молодежь

Даниил Савеня: Музыка из моей жизни точно не уйдет, я живу ей

Даниил Савеня: Музыка из моей жизни точно не уйдет, я живу ей

Победитель «Фактар.by» — о детстве, музыке и популярности на шоу.