Вы здесь

Освейская трагедия: не забыть, не простить


В годы Второй мировой войны на территории нашей страны оккупанты совершили множество преступлений, которые по своей массовости и жестокости — ни до сих пор, ни после — больше никогда не имели аналогов. Сегодня мы открыто заявляем: это был геноцид белорусского народа. Уже не скрываем, как делали долгие годы, и того, что в преступлениях против мирных людей активно участвовали наши соседи. Особенно свирепствовали на белорусской земле латыши. Именно на их руках — кровь жителей Россонского, Дриссенского и Освейского (ныне Верхнедвинского) районов. Последний за полтора месяца был превращен в пустыню


Освейская трагедия вошла в историю Беларуси как одна из самых ужасных в годы Великой Отечественной войны. Карательная операция, которую фашисты красиво назвали «Зимнее волшебство», по своей жестокости превзошла все другие акции по уничтожению мирных жителей. В феврале — марте 1943 года на территории Освейского, Дриссенского и Россонского районов, что на Витебщине, а также Себежского района России гитлеровцами и их помощниками было сожжено свыше 430 деревень, уничтожены тысячи мирных жителей. До сих пор исследователи не могут установить точную цифру убитых. Их количество, по некоторым данным, доходит до 12 тысяч человек.

Только в одном Верхнедвинском районе (Освейском и Дриссенском до войны) каратели сожгли 426 деревень, жителей которых расстреляли или сожгли живыми. Остальных, почти 15 тысяч мирных граждан, вывезли в рабство. 203 деревни так никогда и не восстали из пепла, а тысячи их жителей, кому удалось выжить, не вернулись на родину...

Ставка на латышей

Долгое время об этом ужасном преступлении фашистов и их пособников на нашей земле мало кто знал. Почти не интересовались темой и историки. Наша белорусская толерантность, дипломатичность не позволяли портить отношения с соседями. Дело в том, что основной ударной силой карательной операции 2Зимнее волшебство«, в отличие от других акций, направленных на уничтожение белорусского народа, являлись не немецкие подразделения, а латышские полицейские батальоны.

Расправу над людьми граждане Латвии совершали и в других регионах страны. В преступлениях против белорусского населения принимало участие свыше 20 латышских полицейских батальонов, а также «команда Арайса» (подразделение латышской вспомогательной полиции безопасности), которая в конце января 1943 года насчитывала около 1 200 карателей. Издеваться над людьми им помогали солдаты 15-й Латышской дивизии Ваффен-СС, пограничные полки и латгальские строительные батальоны.

Правда, латышские историки утверждают, что легионеры «Ваффен-СС» воевали исключительно против большевизма на линии фронта и не имели никаких отношений к тому, что происходило в тылу и прифронтовой зоне. Однако с документами, которые являются самым точным аргументом, трудно поспорить — они свидетельствуют, что коллаборационисты из латышского легиона СС проходили подготовку под руководством инструкторов из полицейских батальонов. Все легионеры давали присягу на верность Гитлеру. Для немцев латышские коллаборационисты являлись теми формированиями, которых можно было направить везде и поручить любое, даже совсем уж грязное дело.

— Латыши всегда были антисоветски настроены, — отмечает ведущий научный сотрудник отдела публикаций Национального архива Беларуси Вячеслав СЕЛЕМЕНЕВ. — Советская власть установилась в Латвии только в 1940 году, поэтому там не настолько все было проникнуто советским духом, как в других странах. Неслучайно так легко латыши пошли на сотрудничество с фашистами, даже проявляли инициативу в создании всевозможных антисоветских формирований.

Карательная операция «Зимнее волшебство», начавшаяся 16 февраля 1943 года, проводилась под руководством высшего руководителя СС и полиции «Остланд» и «Россия — Север» Фридриха Йокельна. Именно по его решению основу карательной группировки составили восемь латышских полицейских батальонов. Общее количество карателей, задействованных в операции, в выявленных немецких документах не указывается. По подсчетам российских и белорусских историков, против мирных жителей восстали пять – пять с половиной тысяч оккупантов и их пособников. Почти четыре тысячи из них являлись военнослужащими латышских полицейских батальонов. Кроме того, в карательной операции участвовало неустановленное количество латышей из «команды Арайса».

— Ставка на латышей делалась еще и потому, что карательная операция проводилась в районе латвийско-белорусской границы, — замечает Вячеслав Селеменев. — Естественно, что немцы привлекали коллаборационистские формирования именно из этого района. Латвийские коллаборационные власти также были заинтересованы в этой операции: по их мнению, безопасности Латвии угрожали белорусские партизаны.

Убивали всех без разбора

Убийства мирных жителей начались с первого дня «Зимнего волшебства». Трагическая судьба постигла деревню Росица. Ошибка немецкой разведки стоила мирным жителям жизни: из-за ложной информации о том, что Росица являлась опорным пунктом партизан, группа СД уничтожила 206 селян. Кроме того, в течение нескольких дней сюда пригоняли жителей окрестных деревень: одних отбирали для вывоза в концлагерь «Саласпилс», других вместе с двумя священниками заживо сожгли в местном костеле. По некоторым сведениям, всего в Росице было уничтожено более 1200 человек.

По отношению к своим жертвам латвийские коллаборационисты отличались особой жестокостью: не смотрели, кто перед ними – взрослые или дети. По воспоминаниям генерального комиссара Латвии Дрехслера, украинская полицейская рота, принимавшая участие в операции «Зимнее волшебство», с ужасом наблюдала за тем, как латыши издевались над мужчинами, которые рыдали как дети. Особенно «отличившихся» коллаборантов ожидала хорошая карьера при новой власти — вот и выслуживались, как могли. Известны случаи, когда латыши открыто руководствовались в своей деятельности русофобскими и антисемитскими мотивами.

Вот что говорил командир 321-го латышского полицейского батальона Фрицис Межгравис: «Я сжег более 200 сел и деревень, сжигали также детей и стариков, так как с ними некогда было возиться. Полегло их здесь тысяч десять, а может быть, и больше, всего и не вспомнишь. За это я получил Железный крест. Сжигал и производил это я в 1943 году, а сейчас на обратном марше негде остановиться на отдых. Здесь наши батальоны и отряды поработали неплохо, русские долго будут упоминать Прибалтику».

«Бабушку заставили взять на руки внука и идти в огонь»

Действительно, этого зверства и русские, и мы, белорусы, которых тоже называли русскими, не забудем никогда. Сохранилось большое количество свидетельств людей — очевидцев тех ужасов, к которым приложили руки латышские коллаборационисты. Оставшиеся в живых воспоминания жителей Освейщины в свое время были собраны в книге «Освейская трагедия», автором которой стал Сергей Панизник. Приводим некоторые из них.

«Помню, как нас вывели в поле и поставили на колени, — вспоминала Лариса Плискина, которая после войны жила в Риге. — Каратели-латыши поставили пулемет прямо напротив нас. Мама сказала мне, чтобы я попросила дядю не стрелять. Я стала просить его. И еще одна девочка, Зина, стала умолять. И взрослые заплакали... У кого-то из карателей вздрогнуло сердце, и нас не расстреляли. Хотя другим жителям нашей деревни такого счастья не удалось: загнали в сарай, пустили очередь из автомата и затем сожгли».

По словам Александра Савлука из деревни Кончаны, в начале февраля 1943 года люди, которые попадали на глаза оккупантам, все уничтожались: детей живыми бросали в проруби на реке, стариков и женщин тащили в пламя горящих домов. «Была я свидетелем и событий в Миловидах, как там сжигали заживо моих односельчан, — упоминала после войны Юзефа Харитонова из Риги. — Молодых и здоровых отобрали в одну сторону, пожилых, больных и детей до семи лет — в другую. Мою бабушку заставили взять на руки внука и идти в огонь».

Те, кому посчастливилось выжить, были отправлены на принудительные работы, включая Латвию. Основная часть людей оказалась в концлагере «Саласпилс». Людей продавали как скотину. Мужей отделяли от жен, детей отбирали у родителей. Малолетние были настолько истощены, что многие из них умирали с голода. Остальные дети содержались в ужасных условиях.

«Женщины становились черными от горя и страданий за своих детей, — рассказывал Петр Вселенок. — И у моей матери вырвали из рук брата Иосифа. Мы его нашли только через восемнадцать лет после войны. Сам видел и запомнил ужасное зрелище. Ребенок плачет и кричит: «Мама! Мамочка, миленькая...«Кажется, в этот миг сердце разорвется от страданий».

Как свидетельствуют документы Чрезвычайной государственной комиссии, начиная с грудного возраста, дети содержались в концлагере отдельно и изолированно, были лишены даже примитивного ухода. За младенцами смотрели пяти-семилетние девочки. Ежедневно охрана выносила из детского барака большие каши с трупами погибших. Их сбрасывали в помойные ямы, сжигали за оградой лагеря или закапывали неподалеку в лесу.

Некоторых детей убивали умышленно. Как отмечает латвийский историк Влад Богов, администрация Саласпилсского лагеря всеми силами пыталась избавиться от нетрудоспособных узников. Ради этой цели использовались абсолютно антигуманные методы: отказ в медицинской помощи, отсутствие питания и надлежащей одежды. Над детьми проводились эксперименты. Единственным шансом избежать смерти было попасть в детский приют на территории Латвии. Местные жители брали детей себе в батраки, только ради того, чтобы сохранить малую жизнь.

Врач, оказывавшая медицинскую помощь малолетним узникам, привезенным из «Саласпилса» в монастырь в Риге, так описывала освобожденных: «Впервые я увидела детей примерно через две недели после прибытия их в общину, уже после того как их больше или меньше привели в порядок и подкормили. Мое первое впечатление от детей было ужасное. Когда я прибыла в приют, несколько детей умирало. При этом меня поразило следующее: тела этих детей были одутловаты и синей прозрачности, животы у них были синие и вспухшие. Их спасти было невозможно. Оставшиеся дети были прыщавые, с чесоткой, покрытые всякими высыпками. Почти все они были с высокой температурой... У меня сложилось мнение, что дети были чем-то отравлены».

Возрождение из пепла

Освейский район наиболее сильно пострадал в годы Великой Отечественной войны.

— Когда люди вернулись на пепелище, на всю территорию района осталась только одна баня, и та подбита на один угол, — рассказывает старший научный сотрудник Верхнедвинского историко-краеведческого музея Антон БУБОЛО. — В самой Освее сохранилось каменное здание, но без крыши. В нем расположился райком партии. В развалинах бывшего дворца накрыли крышу и создали там почту, сельский совет, клуб, а в цокольном этаже жила семья председателя сельского совета. Землянки в районе и в самой Освее существовали на протяжении почти десяти лет после войны. Район восстановился до предыдущих границ, но просуществовал только до 1959 года. При своем безлюдии он уже не мог потянуть экономику. Поэтому присоединили к Дриссенскому району.

О трагедии Верхнедвинщины в годы оккупации Антон Бубала, наверное, знает больше чем кто. И не только потому, что он как краевед досконально исследовал здесь каждое место. Дело в том, что Антон Францевич отсюда родом, родился во время оккупации, в пятимесячном возрасте попал в «Саласпилс».

— Члены моей семьи были схвачены по отдельности, — свидетельствует он. — Отец, раненый еще во время Финской войны, прятался с мужиками в болоте. Бабушку с хлопчатниками хотели расстрелять, но та стала молиться. Сначала по-польски, потом по-русски, а когда начала по-латышски, латышские полицейские ее не убили, но забрали в плен. А мать с нами, тремя малышами, поймали в лесу. Так мы оказались в концлагере «Саласпилс». Хозяин фабрики выкупил для работы моего отца, а на свой хутор забрал маму с тремя детьми. Потом они сбежали. Отец попал на фронт, вернулся раненым. Мать как жена фронтовика после освобождения отгоняла местных полицейских, которые отбирали то корову, то борова. С хромой кобылкой в итоге вернулась на пепелище.

Пережили оккупацию все, сумела уцелеть даже бабушка. «Стариков сразу отправляли в крематорий, — замечает Антон Буболо. — Но, несмотря на свои 70 лет, моя бабушка была очень работоспособна, даже щеки всегда были розовые. Ее забрали на отдельный хутор: злющие были хозяева, издевались над старухой».

Тема почтения памяти жертв Великой Отечественной войны в Верхнедвинском районе является центральной на протяжении многих лет. На учете-126 паспортизированных могил. Есть скромные памятники, крупные мемориальные комплексы, около которых несколько раз в год проводятся памятные мероприятия. Сюда, независимо от дат, водят экскурсии. К недавним событиям приезжали и латыши — среди представителей этого народа очень много сочувствующих трагедии, которую испытали жители здешних мест несколько десятилетий назад.

Непокоренные

После развала Союза 155 тысяч постоянных жителей Латвии, которые в 1942-1943 годах были пригнаны с оккупированных территорий Беларуси и России, никогда не имели гражданских прав, а соответственно, были лишены льгот. Получить статус политически репрессированного лица, пострадавшего от коммунистического режима, было намного проще, чем стать признанной жертвой нацистов.

Латыши пытались оправдаться перед своими потомками. Они утверждали, что карательные операции проводились исключительно с целью борьбы против вооруженных бандитов, как они называли партизан. А судебный процесс 1961 года, на котором были осуждены девять коллаборантов 18-го полицейского батальона, виновных в том числе в уничтожении узников Слонимского гетто, латвийские власти назвали «дикарским актом русских коммунистических империалистов». Большинству военнослужащих латышских националистических формирований удалось избежать наказания.

Несколько сотен бывших военнослужащих Латышского легиона СС, которые в годы войны совершали преступления против мирного белорусского населения, до сих пор живут в Латвии, Канаде, США и других странах. Фамилии этих людей есть и у Генеральной прокуратуры, которая в рамках уголовного дела о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период отправила в эти государства запросы о правовой помощи. Латвия одной из первых отказала. Такое решение мало кого удивило: в стране, которая до сих пор прикрывает нацистских преступников, не могут не знать о том, что военное преступление не имеет срока давности. А это значит, что даже спустя десятилетия после окончания войны виновные должны предстать перед судом. И этот суд для каждого х них обязательно будет.

Вероника КАНЮТА

Фото из открытых источников

Выбор редакции