Скуки больше не будет. Эту и многие другие цитаты из советского фильма «Свадьба в Малиновке» во время поездки в гости к желто-голубой сестре мы вспоминали постоянно. Ведь душа то разворачивалась, то опять сворачивалась. После пятилетнего перерыва мы решили посетить свою малую историческую родину — деревню Хоробичы на Черниговщине. Из-за известных политических событий она давно за пределами государства, гражданами которой мы являемся. Так случилось со многими людьми того поколения, на глазах которого развалился мощный Союз Советских Социалистических Республик.
Границы, обозначенные на карте, довольно длительное время не соответствовали границам реальным. В первой половине 90-х только две будки обозначали переезд из Беларуси в Украину. Проселочная дорога была доступна для соседей, братьев, племянников, швагеров и деверей, которые издавна перемешались и перемещались в той зоне, которая сегодня называется приграничной. Привычка свободно преодолевать расстояние в 80 километров напрямую оставалась у нас долго. Пока пять лет назад окончательно не упразднили возможность проезда через так называемые упрощенные пункты пропуска. Теперь им можно пользоваться только пешком и только жителям соседних деревень.
Все эти пять лет мама горько плакала о забытых могилах родственников, на которые невозможно попасть за один световой день. И вот наконец-то мы решились. Накануне Радуницы на машине выехали утром из Гомеля. По дороге несколько раз бодро обгоняли мощную сельхозтехнику, которая в Добрушском районе двигалась работать в поле.
Минут 15 проводим на белорусском пограничном переходе Веселовка и примерно 45 — на украинском — в Сеньковке. Это как раз там, где знаменитый монумент «Три сестры». Большая часть времени — ожидание при отсутствии очереди. Белорусы запускают каждую из машин, что подъезжает, украинцы накапливают по пять. Не ищем логики. Вежливые пограничники на белорусской стороне и в контрасте — напряженные украинские. На обычное приветствие реагируют так, будто ты спросил у них военную тайну. Большие плакаты напоминают, что сало, как и другие продукты продовольствия, сейчас категорически запрещено перемещать из страны в страну. При выезде на территорию Украины спрашиваем у пограничника, который закрывет за нами шлагбаум:
— По какой дороге лучше добираться до деревни Хоробичи: через Городню или через Солоновку?
— Ни по какой! — уверенно отвечает парень, и тут наконец-то мы видим искреннюю улыбку.
В том, что военный прав, убеждаемся сразу же. Поэтому выбираем между плохим и совсем плохим. Едем через ближайший райцентр Городню. От Сеньковки к ней — 30 километров. Еще 18 — до наших Хоробичей. В дороге ностальгически вспоминаем, как было когда-то удобно ездить напрямую. Правда, моя последняя поездка на землю предков пять лет назад по короткой дороге не обошлась без приключений. Два раза машину вытаскивали из грязных ям, и вообще 20 километров по украинской земле я тогда ехала дольше, чем 60 по белорусской. Когда вернулась, была готова целовать родной асфальт.
Поэтому нынешний маршрут в 135 километров (в одну сторону) через международный пункт пропуска мы посчитали оптимальным. Однако и сейчас, другим путем, пришлось испытать изюминки украинских проселочных, будто некогда асфальтированных, дорог. Ехали на первой-второй передаче. Удивлялись, когда два десятка метров получалось проехать на третьей.
Иногда казалось, что прокладываем дорогу в джунглях — так все вокруг заросло. Радовались, когда видели, что поля, пять лет назад заросшие кустарником, в этом году кое-где были обработаны. Вдали увидели одинокого сеятеля, который из большой емкости бросал во влажную землю зерно. Сразу же пришло на память изображение из знаменитого советского червонца 20-х годов прошлого века. Когда въезжали в саму деревню, где мама провела свое детство, ее эмоции начали зашкаливать.
— А тут где-то был дом дяди Антона! А тут — тети Маруси! Ой, ничего же не узнать сейчас...
Между тем огромная жилая украинская деревня Хоробичи сегодня больше напоминает чернобыльскую зону отселения. Когда-то, в 90-е годы, пришлось поездить в загрязненные радиацией районы. Поэтому точно помню и те обрушившиеся дома, и те обвалившиеся дымоходы, и те пустые глазницы окон... Эффект дежавю догнал.
Кстати, заброшенный дом моей бабушки полностью зарос плющом и через него мы продирались к крыльцу. Горькое зрелище, и много слез.
Пол, сделанный из широчайших липовых досок, который я когда-то в детстве мыла под руководством бабушки, кто-то частично выпилил.
Печку, на которой всегда лежало красивое самотканое покрывало, разобрали на кирпичи.
От печки, из которой бабушка доставала ароматную «печеню», мало что осталось. Все металлическое, включая крышку на подвал, сняли и вынесли — на металлолом. Зеркало на одном гвозде — будто взгляд в другой мир. Мир без света.
В таком же ужасном виде все дома бывших соседей. Сами они давно на том же деревенском кладбище, что и моя бабушка. Кстати, мы взяли все необходимые инструменты и готовились к сложной работе по наведению порядка. Искренне удивились, что как раз там было все убрано. Большие деревья недавно порубили и церковь покрасили в голубой цвет. Зарослей не было, и проходы между захоронениями повсеместно расчищены.
Потом, когда с братом докрасили ограждение, подошла соседка Валя. Одна из немногих, кто и сейчас живет на нашей длинной улице под названием Середовка. Она вырастила пятерых детей, одного похоронила. Муж отошел в лучший мир несколько лет назад. Мы тепло по-православному поздоровались «Христос Воскрес», и она сказала, что по мере сил ухаживала за могилой моей бабушки все то время, что мы не приезжали. А потом добавила, что спешит на нашу спевку — готовиться к концерту в честь Дня Победы. Мы очень удивились:
— У вас же отменили этот праздник?
— Может, у кого и отменили, а в нашем сельсовете он всегда был и будет, — уверенно и с достоинством ответила соседка Валя.
Прежде чем попрощаться, женщина рассказала, что потомки одних знакомых сейчас работают «на клубнике» в Польше, других — моют посуду в Германии, третьих — убирают в Чехии... Ее детки обзавелись своими семьями здесь, в деревнях рядом, и работают на себя. Имеют скот, трактарок и старательно обрабатывают землю.
— Тяжело горбатятся, — жалеет Валя сыновей и дочь, — но зато никто не голоден.
На обратной дороге остановились у братской могилы и памятника всем деревенским жителям, которые с войны не вернулись. На нем есть и имя моего деда Якова Толочко, что пропал без вести осенью 1943 года. Отметили, что мемориальное место в ухоженном состоянии. В центре деревни, между тем, начато строительство. Об этом свидетельствует табличка на деревянном заборе: «Амбулатория общей практики». Ее, если верить напечатанному, должны сдать уже к концу года. Если есть кого лечить в деревне, может, населенный пункт не осужден вымереть?
Рассматривали желто-голубые ограждения, которые повсюду значительно поблекли в последнее время. Кажется, освежать краску на них никто не собирается. На тех домах, которые выглядят благополучными по украинским меркам, главный внешний атрибут — спутниковая тарелка. С разнообразной информированностью, значит, все у них хорошо.
В деревенском магазине показалось, что жизнь остановилась где-то в середине 70-х. Именно тогда я ходила сюда летом за караваями душистого белого хлеба. Народ обычно собирался заранее. Все стремились первыми купить теплые белые «кирпичи». Так происходило и сейчас: несколько женщин ждали машину с хлебом на креслах у окна. Когда мы вошли, они стали вглядываться в лица с вопросом: «Чьи будете?». Радостно вспоминали родственников по деревенским кличкам и докладывали, кто умер, а кто уехал на заработки.
Кстати, показалось, что ассортимент в магазине практически не изменился. Рядом на полках находились дешевые одеколоны и конфеты, краска и водка, резиновые сапоги и колбасы... Между тем обслужили нас без проблем по банковской карточке, что было неожиданно и приятно. Местный житель на большом подпитии впустую попытался поменять где-то приобретенный белорусский рубль на гривны.
При выезде из деревни вдруг заметили, что вдоль основной дороги, за загущенной лесополосой, проложена альтернативная. Она грунтовая, но хорошо накатанная. Здесь мы смогли даже скорости добавить. Так что в Сеньковку прибыли, еще не включив фары.
Правда, впереди нас ждала долгая дорога домой. Не так просто было расстаться с Украиной. Почти пять часов в очереди мы рассматривали обновленный монумент «Три сестры», до которого, казалось, — рукой подать. В кафе с неизмененным за последние пять лет названием «Три сестры» и всеми тремя (!) государственными флагами на вывеске бесконечно пили кофе.
За соседним столиком пограничник очень тщательно и долго пережевывал пищу... Окончательно стемнело, когда попали на украинский досмотр, где по вещам резво поскакал небольшой терьерчик. Он не нашел ничего запрещенного, и мы наконец пересекли границу.
Десять минут на белорусской Веселовке — здесь всех интеллигентно обнюхал красивый, шоколадного цвета лабрадор — и в полночь Гомель радостно приветствовал нас зажженными фонарями. Несмотря на усталость, прилив нежности к Беларуси был очень искренний. Правда, когда засыпала, все видела украинскую неровную дорогу, которая бесконечно скакала перед глазами.
Ирина ОСТАШКЕВИЧ
Ссылки
[1] https://zviazda.by/ru/tags/iryna-astashkevich
[2] https://zviazda.by/ru/gramadstva
[3] https://zviazda.by/ru/kultura
[4] https://zviazda.by/ru/gistoryya-i-etnagrafiya
[5] https://zviazda.by/ru/tags/horobichi
[6] https://zviazda.by/ru/tags/chernigovskaya-oblast
[7] https://zviazda.by/ru/tags/svoimi-glazami
[8] https://zviazda.by/ru/tags/ukraina-1
[9] https://zviazda.by/ru/tags/reportazh