«Театр, как известно, имеет обыкновение затягивать в себя людей, как заколдованный лес». Думается, правдивость этой строки из романа «Великое путешествие малышки» подтвердит авторка Елена Попова. Знают ее не только как драматурга, чьи пьесы идут по всему миру, побеждают на престижных международных конкурсах, но и как отличительного прозаика. «Таинственный код прозы Елены Поповой» — звучало в заголовке одной из рецензий.
Мы встретились с Еленой Георгиевной, чтобы обсудить таинственные коды жизни и литературы.
— Всегда ли автор может предсказать судьбу своих произведений?
— Очень трудно предсказать. Тем более сейчас. Общество еще не осмыслило новую информационную реальность, все в ней перемешано. Коммерческое искусство, высокое… В «Тик-токе» у мальчика, у которого содержание роликов — «два притопа, два прихлопа» — восемь миллионов подписчиков. И при этом я с удивлением узнаю, что мои пьесы активно ставятся в десятках молодежных студий… Значит, с кем-то совпадаю.
— Можно сопоставить, как во время перестройки на рынок хлынул поток массовой литературы, ранее недоступной, — и мы растерялись... Не сразу начали фильтровать, что действительно стоящее. Ведь все, что не соцреализм, не про заводы и колхозы, — уже было хорошо.
— Но тогда открылись шлюзы и для такой литературы, как Гроссман, Рыбаков… Не считаю, что это шедевры, но сознание они меняли. Просто мы до сих пор находимся в эпохе перемен. Ничего еще не определено, можно ориентироваться только на собственный вкус. Например, слышу: «великий Солженицын»… Он не великий писатель, при всем уважении. Трибун, мощная личность… Масштаб охвата, сопереживания человеческой муке… В результате сильная книга, плохо написанная. Ведь литература — это все-таки феномен языка и стиля. Это нечто иное, чем публицистика и даже художественное эссе. Подъем над миром на более метафорическом, метафизическом, философском уровне.
— Вы верите в гамбургский счет в литературе?
— Конечно! А как иначе? Все должно стоять на своих местах… Люди все-таки жизнь отдавали, кровью платили за то, чтобы создавать… У нас очень мало критики, мало читателя. И читателю в основном нужно что-то простого уровня: приключения, женские романы. Если бы сейчас появился Кафка или Пруст, насколько бы он был популярен? Трудно найти свой голос. Есть действительно одаренные люди, которые, с одной стороны, хотят выразить себя, а с другой — хотят и как-то попасть в тональность мира, и принимают правила игры. Упомянуть того же Сорокина, блестящего стилиста, Пелевина… Я хорошо отношусь к «полупопсе», тот же Акунин прекрасно сделал свой проект… Но это проект. Я никогда не скажу, что это литература в моем понимании этого слова.
— Создать познавательный литературный образ — как удалось Акунину, — большая удача.
— Да, это неплохо. Поэтому не могу сказать, что, например, к Роулинг нужно относиться снисходительно. Она научила детей по всему миру читать, у нее чудесная фантазия… Но Толкиен для меня более крупная фигура. В общем, проще говорить о литературе прошлого — о современной пока рано. Один немец-филолог сказал мне: «Вы знаете, сейчас столько пишут в Германии и такое количество книг выходит, что мы пока не разобрались». А представляете — в масштабах мира? Есть специалисты, но они тенденциозны. Все разделены: вы за тех, вы за этих… А меня интересует только одно: чего стоит написанное? Я прощаю все автору… Если это литература. Вижу в постах писателей на «Фейсбуке» их растерянность… Все — таки я очень много лет занималась театром и понимаю состояние человека даже по его интонации. Литература ушла с первых мест в сознании общества. И люди, которые еще недавно владели большой аудиторией, чувствуют, что они стелись, скрючились. И это я говорю о знаковых именах.
— Читатель, выросший на блогах, не знает, как наслаждаться самим стилем — ему нужен захватывающий сюжет...
— Владеть мастерством построения сюжета — высший пилотаж. Даже в Голливуде не все это умеют. Плохо, что упал престиж литературы. Сейчас работают в ней единицы. Хотя не могу сказать, что никого стоящего не осталось. Павел Пражко в драматургии хорошо работает, уже даже фестивали его имени устраивают, надеюсь, перейдет на прозу. Присылал он мне некогда свои рассказы, очень интересно, есть чувство слова.
— Легко ли перестраиваться с драматургии на прозу и наоборот, или это параллельные рельсы?
— Трудно сказать... Наверное, все-таки переключаешь какую-то тональность. Проза — это больше свободы. Иногда просто какая-то сомнамбулия...
— Бывает, что начинаете писать, а герои сводят сюжет в неожиданную для вас сторону?
— Всегда. Это самое интересное. Это как путешествие. Знаю, случается и по-другому... Особенно у мужчин-литераторов. Мужчины — зануды. У них порой не просто планы, — у них буквально сеть будущего произведения, где все подробно расписано. Боже, меня бы никто не заставил эти дрова рубить... Интересно, если ты не знаешь, что будет дальше.
— Плачете над своими пьесами, когда пишете?
— Регулярно. Обязательно в конце у меня постоянно начинаются рыдания. А Максим Горький терял сознание, такой здоровый мужик с Волги... Ну, он вообще был уязвим.
— Да еще якобы, когда описывал, как его героя убивают ножом, на его теле появился след от того виртуального ножа.
— Ну, это скорее придумано... Но подобное возможно. Я в это верю. Я, конечно, не люблю «возвышенных кретинов», о которых Писарев писал, тем не менее что-то такое... мистическое в работе писателя есть. Например, вот у вас бывает ненависть к чистому листу? У меня бывает. Через силу подходишь к столу...
— Это нормально — заставлять себя писать?
— Нормально. Как рассказывал Макаенок, жена Шамякина, чтобы заставить мужа писать, давала тому еду и запирала в кабинете.
— Ну, в то время написанное было средством к существованию всей семьи. А сегодня — хобби, за которое не платят.
— Неважно, работа прозаика — это работа, которую нужно высидеть. Лев Толстой сколько раз переписывал «Войну и мир»? У Достоевского на это не было времени, ну так у него и какой же текст кострубоватый.
— На этот счет я говорю студентам: подражать большим бесполезно, так как у них недостатки стали особенностями...
— Да, единственное, что можно посоветовать сегодня молодому автору, — говорить своим голосом. На поле искусства можно быть достаточно свободным. Есть слои жизни намного более глубокие, чем любое воображение. Бездна человеческая. Советская цензура — вот когда мешали. Для меня художественный совет — это была такая мигрень… Два часа умираешь. Иногда были шикарные художественные советы… Только пьесу после не ставили. В любых условиях остается язык образа, язык подтекста… Художник всегда может выразить то, что он хочет.
— И все это мастерство может оказаться бесполезным, ведь люди ведутся на то, что не нужно расшифровывать. Сегодня в шоу-бизнесе мода на фриков, на тех, кто способен на такую искренность, которая раньше, может, воспринялась бы как глупость.
— Я уже упоминала мальчика-тиктокера, у которого восемь миллионов подписчиков… Его зовут Даня Милохин. Он разбогател в семнадцать лет. Совсем необразованный. Рос в детском доме, приемные родители очень просты. Мелкие черты лица, раскованный… Не сказать, чтобы артистизм… Дает деньги приемному отцу на бизнес, одевается в шикарные брендовые вещи… Он был у Урганта на передаче. Вышел: «Я вот тут сидел, вас слушал, вы там что-то якобы остроумничали, но ведь это не смешно!» И Ургант опешил. Я встречаюсь с тем, что боятся люди молодежи… Если ребенок с трех лет лучше разбирается в мобильнике, чем его мать, у нее появляется страх перед непонятным. Но, думаю, пройдет лет двадцать, и все установится. Ведь, по сути, ничего не меняется под луной. Но есть законы зомбирования толпы. Выйдет раньше глашатай на площадь: «Чума в городе!», и все начинают бегать, как курицы… А теперь достаточно пустить информацию в соцсетях.
— Российский писатель Иванов давно предсказал в романе «Комьюнити» наше существование в социальных сетях, когда каждый в своем кругу общения, где специально подбираются новости, и каждому кажется, что это и есть настоящий мир… Хотя параллельно у других комьюнити совсем другое мировоззрение, другие новости… Ограничение при кажущейся безграничности информационного пространства. В романе, кстати, из интернета появляется персонифицированная Чума…
— Я редко заглядываю в социальные сети — но это интересно: люди очень выдают через высказывания характер. Но я не сомневаюсь, что там кто-то всегда незаметно управляет мнениями. И это меня сдерживало много лет от зависания в интернете. Нащупают у тебя какие-то подвесы, на которые можно давить... Страшно.
— А у вас было, что написали что-то в произведении, а оно сбылось?
— Очень часто. Да вот у меня есть пьеса «Площадь Победы», написанная в 1975 году. Через тридцать лет возник Бессмертный полк, который там описан. Еще у меня был образ — советская страна затонула, как Атлантида… Прошло двадцать лет, и этот образ встречаю повсюду.
— У вас нетипичная биография для белорусского писателя... Вы родились в польском Лагтце в семье военного журналиста...
— Да. Отец был на фронте, а поскольку писал, в конце войны его взяли в газету. Стал писателем, переводчиком. Мое детство прошло в доме возле Оперного театра. А уже с моих четырнадцати лет мы поселились в доме, где в одном подъезде с нами жили Язэп Пуща, Владимир Короткевич, Вячеслав Адамчик...
— Ваш путь был предопределен?
— Возможно. Я всегда стремилась к театру. Пошла в легендарную студию «Юность» на базе минского клуба железнодорожников имени Ильича под руководством Владимира Балабохина. Там были будущие известные артисты Николай Кириченко, Владимир Матросов, Валерий Шушкевич... Наверное, и я актрисой могла бы быть. Но такой... Не звездой.
— Кого играли?
— Кормилицу в «Антигоне» Ануя, секретаршу в «Бане» Маяковского… Одолела даже первый тур в московском театральном училище… Но поступить не решилась. Нет. Это очень тяжелая судьба. Зависимая. Я помню, как мой первый спектакль «Скорые поезда», ставил Валерий Раевский в Витебске. Кстати, очень хороший спектакль, жаль, записи не сохранились. Я была совсем молодая, еще не вступила в Союз писателей. А Раевский только что приехал из Лондона… И вот он сидит с кем-то, и они обсуждают актрис. Как лошадей. Ноги коротковаты, фигура не такая… Это для меня запомнилось как ужас. При этом Раевский был очень интеллигентен, талантлив. Я это признала, хотя из Москвы, где училась в Литературном институте, приехала снобкой — у меня же связи в московских театрах, знакомство с Эфросом…
— Эфрос ставил ваши пьесы?
— Нет. Но он прочитал мою пьесу, она ему понравилась. Я встречалась с ним несколько раз, приходила к нему в театр на Малой Бронной, который был возле Литинститута. И я не ожидала, что Раевский — я виделась с ним в Москве, когда он у Любимова работал, — намного более тонкий, чем мне казался.
— В Литинститут вы поступали именно на драматургию?
— Вначале поступила на прозу. Набирал Залыгин, у него было направление народническое такое. Меня взяли на заочное отделение. А Макаенок помог впоследствии перевестись на очное и на драматургию. Андрея Макаенка очень хорошо вспоминаю. Прожил не так уж много, шестьдесят один год. Он очень боялся смерти. Даже завещание не мог написать. Говорил: «Я не могу написать слово «смерть». Он не просто так взял в жену врача. Это такое поколение… Более искреннее. Фронтовики. Люди, которые к трагедиям жизни были близки. И когда им Бог послал благоденствие, они к нему относились иначе, чем мы.
— А у вас есть то, о чем вы боялись писать?
— Наверняка… Ведь всегда страшно накликать беду. Помню, читаю рассказ одной московской дамы — как маленький ребенок пошел и заблудился в степи, и она муки героя смакует… И я сразу подумала: ну, наверное, у нее своих детей не было. Потому что есть какие-то вещи, которые очень трудно женщине переступить. Если все от головы — нестрашно, можно придумать, и это не повлияет ни на что. А если есть душевная связь с тем, что пишешь… Вдруг заденешь какие-то стихии? Я, например, боюсь кому-то пожелать плохого. Хотя иногда хотелось бы… хрупкое. Как пишут на памятниках: не гордись, прохожий. Мы сами не обладаем своей судьбой, нужно быть осторожными.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ
Фото Яна ХВЕДЧИНА
Ссылки
[1] https://zviazda.by/ru/author/lyudmila-rubleuskaya
[2] https://zviazda.by/ru/kultura
[3] https://zviazda.by/ru/litaratura
[4] https://zviazda.by/ru/tags/elena-popova
[5] https://zviazda.by/ru/tags/intervyu-2
[6] https://zviazda.by/ru/tags/literatura