Новый спектакль Русского драматического театра «Вечность на двоих» по идее романа Джозефины Лоуренс «Годы так длинны» зрители смогли увидеть уже в конце мая. Историю пары, за плечами у которой пятьдесят лет совместной жизни, но из-за равнодушия и нежелания помочь со стороны пятерых детей она вынуждена разлучиться. Это стало хорошим поводом для того, чтобы накануне премьеры поговорить с актером театра и кино Русланом Чернецким, исполняющим в спектакле роль старшего сына Джорджа. Из закулисья стало известно, что некоторые зрительницы просят отмечать в театральном репертуаре постановки с его участием, чтобы потом еще не раз прийти на спектакль. В Русском театре Руслан служил десять лет. Это время, кроме театра, было насыщено работами в кино и сериалах, телепроектах, солированием в музыкальной группе Prіde. Хотя изначально, казалось бы, была выбрана совершенно противоположная стезя — техническое образование, армия, работа охранником, затем официантом. Как вдруг коренной жизненный перелом — и «вся жизнь — театр». Насыщенность последних десяти лет я смогла объяснить этим восторженным глотанием воздуха, как после длительного пребывания под водой, боязнью что-то упустить и озвучила эту мысль актеру...
— Я не могу сказать о боязни что-то упустить, просто все перечисленное мне страшно нравится, правда. Когда у меня спрашивают о роли мечты, я осознанно отвечаю, что такой нет, потому что все они — мужские, женские, возрастные или нет — мне интересны. Я берусь за все, что мне предлагают (если это совпадает с моим графиком), — это моя работа. И когда, например, студенты просят помочь, я обязательно соглашаюсь. Для меня честь участвовать в студенческих работах, потому что будущим режиссерам нужно помогать становиться профессионалами. Время идет, новому поколению постановщиков нужно развиваться и учиться. К слову, это большое счастье, что они у нас есть, — говорит актер.
— Театр, кино, музыка, телепроекты, одним словом, вся творческая жизнь — это такой результат коренного перелома, который случился 10 лет назад...
— Да, хотя внутреннего перелома как такового не было — во мне всегда была тяга к творчеству. Я почувствовал это, когда начал играть на гитаре, но в детстве не осознаешь многих вещей, только становясь старше понимаешь, куда тебя ведет. Когда я установил, что мне интересно именно творчество, начал искать себя в этом, но так как не понимал, какое конкретно направление мне нужно, то пробовал себя в музыке, танцах, КВН... В один прекрасный момент я понял, что актерское ремесло, точнее профессия, — это мой путь. Это осознание пришло как раз осенью 2004 года, более десяти лет назад.
— А почему вы разделили понятия актерского ремесла и профессии?
— Кто-то относится к актерскому делу, как к ремеслу, чисто технически.
— И как к средству заработка?
— Нет, это средство заработка для всех. Но кто-то работает на актерской технике, с позиции ремесла, которое исполняется без серьезных душевных затрат. А некоторые идут другим путем — я, скорее, отношусь к ним — приходят к творчеству интуитивно, затем работают осознанно, но с куда большими душевными и эмоциональными затратами, чем работая исключительно мозгами. На примере создания, скажем, этого стакана (берет в руки термостакан) — можно делать его по чертежам, таким, каким он был задан изначально, а можно прийти по наитию — неизвестно, лучше получится или хуже, но так или иначе, это другой подход.
— То есть техника для вас вторична?
— Нет, не сказал бы. Ценность техники и твоей эмоциональной работы равнозначны, просто это разные подходы. Все равно «петелька-крючочек», что я вижу, слышу и говорю, не могут существовать без уже известных разработок.
— Ради техники вы поступили в Академию искусств?
— В том числе. Мне нужно было высшее образование хотя бы для того, чтобы работать в профессиональном театре. К тому же, хоть и на заочном отделении, из обучения я многое почерпнул. И старался взять как можно больше и от Зои Валентиновны Белохвостик, и от Рида Сергеевича Талипова. На режиссерском курсе последнего я проводил много времени как вольный слушатель — они учились параллельно с нами, и я был занят у них во многих отрывках, мне это очень помогло. Я разрывался тогда между двумя курсами и театром (кино тогда, слава Богу, было не много), одно время из академии я просто не вылезал и приходил туда по разным причинам даже в межсессионный период.
— Накануне премьеры вы уже могли похвастаться тем, что технически или интуитивно нащупали образ? Процесс поиска характера сложен для вас?
— Обычно это видно в последнем прогоне, но вроде бы все случилось — сложилось и выстроилось в линию. Мне всегда очень сложно судить, даже во время спектакля не могу сказать, правильно все идет или нет, и нуждаюсь в оценке со стороны. В целом же поиск роли проходит по-разному. Бывает, хоп — и получилось. Или ходишь и мучаешься. Правда, последнее больше касается моих первых ролей в театре и кино — с ними было сложно, мучительно сложно. Особенно с возрастными ролями (а роль Джорджа в «Вечности на двоих» уже пятая или шестая возрастная роль в моей работе). Сейчас, можно сказать, рука набита и характеры даются легче. А опыт, привычки, наработки позволяют даже из одной маленькой строчки выудить что-то ценное про образ и работать с этим.
— Чего-то в современном белорусском театре, на ваш актерский взгляд, не хватает?
— Это направление человеческой деятельности никогда не должно быть идеальным, иначе это будет спортивный результат на стометровке, где стоит конкретная задача прибежать первым, а определение лучшего происходит по объективным и понятным критериям. В театре же «нравится — не нравится»: предела совершенству просто нет. Я думаю, те из них, где «всего хватает», можно закрывать, потому что это исключительно бездуховный продукт.
— В актерской профессии часто так случается, что театр для души, а кино для заработка. Это ваш случай?
— Нет. Для меня театр и кино — это две неразделимые составляющие одной профессии. Я знаю театральных актеров, которые не любят кино, кто-то наоборот. Я же не представляю, как можно работать в театре без кино, работать в кино без театра. Это две половинки одного, и некоторые вещи, которые я заимствую оттуда и оттуда, курсируют между этими составляющими. Таким образом, одно другому помогает, способствует росту профессионализма. Есть театральные приемы, которые при некой трансформации, доработке или наоборот «недоработке» очень хорошо могут сработать на киноплощадке.
— А бывает такое, что вы довольны своей ролью, но недовольны спектаклем или фильмом, в котором участвуете?
— Только наоборот. Я имею в виду серьезные роли, а не массовку, где от меня мало что зависит — еще старые спектакли типа «Ниночки» или «Укрощения строптивой». Мы — актеры — честно делаем свое дело, и я в частности не могу работать в полноги, иначе становится неинтересно. К тому же так относиться к любимому делу недостойно. Каким бы ни был фильм или спектакль, я стараюсь делать его лучше. Бывает, читаешь сценарий и думаешь: «Боже мой, это же непонятно что!» Да неважно! В наших с режиссером силах сделать из этого сценария нечто стоящее. В любом случае, если я доволен своей ролью, то фильмом или спектаклем тоже. А вот, кстати, своей игрой я чаще всего недоволен. Смотришь — «ай, нет, вот тут нужно было иначе сделать и здесь по-другому сыграть». Но ничего, есть возможность не ошибиться в следующий раз.
— Свободное время остается, или работа есть жизнь?
— Так и есть. Но жизнь, естественно, — это и семья. И слава Богу, эта семья понимает, как много для меня значит профессия и как много времени мне приходится на нее тратить. В том числе, кстати, на тренажерный зал — это тоже часть профессии, ведь артист обязан выглядеть хорошо. Жена это понимает и принимает. Хотя раньше всякое бывало: она очень мудрая женщина, но из-за недостатка внимания иногда упрекала. Я говорил: «Ну ты же прекрасно понимаешь...» Она понимала и конфликт исчерпывался. Благодаря ей я осуществил многое за последние годы, потому что она — та поддержка, опора и плечо, которые периодически нужны. Казалось бы, ты сильный человек и можешь справиться со всем, но бывают моменты... ну, до срыва. И тогда женщина говорит: «А ну-ка соберись!» И ты собираешься.
— Группы Prіde уже нет, а на гитаре играете?
— Сейчас уже времени на гитару нет, но руки-то помнят, иногда случается это «ух ты, рифчик интересный сочинил».
— Озвучу вопрос-штамп, но все же: назовите книги и фильмы, которые «зацепили» в последнее время.
— Если фильмы, то «Интерстеллар» Кристофера Нолана. Правда, я смотрю в основном сериалы, полнометражных фильмов мало. Люблю ситкомы, как актер, могу многое там найти. Меня впечатлил финал сериала «Как я встретил вашу маму», такого я еще не видел. Что касается литературы, могу сказать, что на художественную литературу остается меньше времени, так как я увлекаюсь историей. Моим «настольным» автором, не книгой, является Лев Гумилев. Первое, что меня впечатлило, это книга «Древняя Русь и Великая степь». Я перечитал всего Гумилева и не по одному разу.
— Если речь пошла о Гумилеве, затронем его теорию этногенеза. Скажите, театральные люди — в основном пассионарии?
— Соотношение такое же, как в жизни вообще, а ее проявления, как и развитие мировой истории, идет по синусоиде. На примере истории Беларуси последний пассионарный всплеск выпал на период жизни князя Витовта. Прошел период обскурации, мы идем на подъем. Думаю, новый пассионарный всплеск случится ближе к середине XXІ века, может в 30-40-х.
— А вы — пассионарий?
— Здесь дело не в энергии, а в движениях души. Чтобы им являться, нужно быть на многое способным. Может, я им и являюсь, но хочу действовать так, чтобы никому не сделать плохо. Пассионарий, наверное, ради достижения цели может пойти абсолютно на все, я же останавливаюсь, если понимаю, что цепляю чью-то зону комфорта. Периодически мне из-за этого приходится тяжело, и поэтому, наверно, я не совсем пассионарий.
Ирена КОТЕЛОВИЧ,
katsyalovich@zviazda.by
Набор на бюджэтныя месцы павялічыцца.
Колькі ж каштуе гэты важны кампанент здаровага рацыёну зараз?
Не выявіць ні секунды абыякавасці.