Вы тут

Российские прозаики о писательском ремесле и развитии литературы


Во время Минской международной книжной выставки-ярмарки белорусская столица стала, наверное, центром литературной жизни региона. Сюда съехались писатели, издатели из стран ближнего и дальнего зарубежья. На протяжении пяти дней проводились мастер-классы, проходили презентации книг и творческие встречи. Кореспондент газеты «Союз — Евразия» побеседовала с российскими писателями Сергеем Носовым и Романом Сенчиным о том, как за последние десятилетия менялись литературные тенденции и читательские предпочтения.


Сергей Носов:

«Мы любим литературные бренды, которые заслоняют собой стоящие произведения»

— Вы писали и для советского читателя в 80-е годы, и для современного...

— Да, я начинал в советское время. Сначала писал стихи — это конец 70-х — начало 80-х. А первая книга у меня вышла в 1990 году, она называется «Внизу, под звездами». Там были рассказы и одна повесть. Книга посвящена как раз «своему времени» и, честно говоря, я хотел бы ее переиздать — мне кажется, я уловил дух того времени.

— В чем особенность современного читателя в отличие от советского?

— Тогда другая была ситуация. Все-таки не зря Советский Союз называли литературоцентричной страной. Литература была в центре общественной жизни. Все читали и читали все, что издавалось. Едешь в поезде, а в вагоне все читают — кто что, хоть басни Крылова.

— Но сейчас тоже много читают...

— Мне кажется, сейчас читают гораздо меньше. Тогда литература, помимо всего, очень влияла на общественную жизнь. Сейчас с литературой само общество не связывает каких-то ожиданий. Многие писатели, насколько я знаю, ощущают себя как глас вопиющего в пустыне.

— То есть их не слышат?

— Да. Во всяком случае, очень многих, едва ли не большинство.

— Чего хотел советский читатель и чего хочет современный? Кто требовательнее?

— За читателя мне трудно отвечать. Если смотреть с моей точки зрения как читателя, то я и раньше много читал, и сейчас читаю много. Мне кажется, я, как читатель, совершенно не изменился. Что происходит с другими, в частности с молодыми? Моя дочь тоже читает много, но практически все читает с экрана, даже если есть бумажная книга, она предпочтет ей электронную версию. А вот я лично читаю, работаю с бумажной книгой. Это мне ближе. Получается, книга трансформировалась, расширилось само понятие...

— Вы сказали, что много читаете. Что можно сказать о нынешней литературе?

— Некоторые говорят, что литературы сейчас нет, что она плохая. На мой взгляд, литература у нас достаточно высокого уровня, вопреки мнению скептиков.

Для того, чтобы говорить более-менее объективно о состоянии литературы, надо отстраниться, должно пройти некоторое время — завтра будет понятнее. Если мы вспомним, что писали в 30-е годы, то увидим: самые знаменитые писатели того времени сейчас уже не читаются. Наоборот, те, кто тогда считались маргинальными авторами, воспринимаются как классики.

— Возможно, об этом рано говорить, но все же, на ваш взгляд, кто из ныне живущих писателей — российских, зарубежных — в будущем будет классиком?

— Боюсь делать такие прогнозы. Мы любим литературные бренды, которые заслоняют собой стоящие произведения. Я, при том что читаю действительно много и у меня много друзей-писателей, все равно думаю, что современную литературу знаю плохо. Наверняка есть такие тексты, которые еще не проявились, которые затерялись, и читатель о них не знает...

— Переформулирую вопрос: кто из современных писателей заслуживает внимания?

— Я люблю книги моих друзей. К примеру, Павла Крусанова, петербургского писателя, автора романа «Укус ангела», многих других произведений... Вообще, я порекомендовал бы читателям зайти на сайт премии «Национальный бестселлер» и посмотреть рецензии членов большого жюри.

— Сегодня литературному процессу характерна жанровость: появилось множество направлений в той же прозе, которых раньше не было. Как вы считаете, такого рода тенденции — это хорошо?

— Это нормальное явление, когда появляются новые жанры в ответ на новые читательские предпочтения. Это естественно и говорит о том, что литература живет. Что-то появляется, что-то умирает. В свое время был рыцарский роман, но его время прошло, Сервантес поставил точку.

Сам я работаю в области внежанровой литературы.

— Что вы ставите в центр своего повествования, своих книг? Чему стараетесь научить своего читателя? Или же наоборот, избегаете подобного в произведениях?

— У меня нет задачи чему-то научить. Мне интересно состояние сознания людей, как сегодня человек воспринимает реальность, какова роль современных мифов. Чаще всего мои герои — это невыдающиеся люди, даже, на первый взгляд, заурядные. Мне интересно поведение человека в нестандартных ситуациях, которые являются неотъемлемой чертой нашего времени. Постоянно мы попадаем в какую-то зону неопределенности. Мой роман «Фигурные скобки» отчасти связан с этой темой. Нам трудно сказать, что будет послезавтра, что — через год. Этого не знает никто.

— Правильно ли, что когда книга написана и издана, она начинает жить своей жизнью и читатель может прочесть в ней не совсем то, что хотел сказать автор?

— Совершенно верно. Я сам об этом иногда думаю. Книга живет своей жизнью, и разными читателями она читается по-разному. По-моему, это совершенно нормально. Скажу больше: автор обязан отвечать за свой текст, но не обязан знать больше читателя. Когда спрашивают, что произошло, чем все закончилось, что будет с героями дальше, я всегда отвечаю: а как вы думаете?

Справка

Сергей Носов — российский прозаик и драматург. Лауреат премии «Нацбест» за роман «Фигурные скобки», литературной премии имени Н.В.Гоголя за роман «Грачи улетели». Также автор книг «Хозяйка истории», «Дайте мне обезьяну», «Тайная жизнь петербургских памятников», «Полтора кролика» и др.

Роман Сенчин:

«Журналистика — не лучший выход для писателя»

— Легко ли быть писателем в наши дни?

— Многое, конечно, зависит от везения, а не только от таланта. Есть много талантливых ребят, которым не везет. Нынче просто публиковаться мало, нужны еще информационные поводы, внимание прессы, критиков, чтобы читатель узнал об определенном литераторе. Сейчас ведь выходит очень много книг.

— Иными словами, нужно помочь читателю найти определенного писателя?

— Да, нужно как-то проявлять себя. Это, в общем-то, было в литературе и раньше. Можно вспомнить футуристов, которые не ограничивались публикацией стихотворений, а еще и выступали. Без этого не обойтись. «Потихоньку» войти в литературу, быть малозаметным, но читаемым очень сложно.

— Такого рода выставки, как нынешняя в Минске, помогают в этом смысле писателям?

— Нужно время от времени сталкиваться с читателями лицом к лицу. Читателю нужны какие-то ориентиры, и подобные выставки, как и литературные премии, помогают ему понять — на кого обратить внимание.

— В свое время вы учились в Литературном институте в Москве и получили специализированное писательское образование. Насколько оно необходимо сегодня?

— Запись в дипломе у меня по нынешним временам довольно забавная: «литературный работник», квалификация «литературное творчество». С таким дипломом приходить в газету, еще куда-то довольно... нелепо. Несколько раз бывали ситуации, когда, глядя в мой диплом, люди усмехались: мол, литературное творчество — иди и твори. Когда-то, наверное, имея такой диплом, можно было его показывать и говорить — мол, я писатель. Сейчас в наш век, когда и гонорары маленькие, каждый писатель где-то еще работает, то есть литература для него остается чем-то вроде хобби. Можно на пальцах одной руки перечислить тех, кто пишет прозу и зарабатывает на этом достаточно, чтобы прожить; еще меньше есть поэтов, которые сами себя обеспечивают.

Что касается учебы, то в Литинституте не учат писать: как составлять предложения, как строить сюжет. Просто дают какие-то ориентиры, расширяют кругозор.

— В советское время писатели были в каком-то смысле привилегированным классом. Тогда быть писателем было хорошо. На ваш взгляд, что лучше для творчества: когда ты свободный человек и литература — это хобби, или когда это постоянная работа, профессия?

— Ну, писатели были разные. Кто-то привилегированный, а кто-то наоборот... Представить себе писателя, который занимается только литературой: встает, пьет кофе и садится писать, потом гуляет и снова пишет — мне сложно. Все-таки на написание текста уходит небольшая часть суток. В среднем 1,5-2 часа, когда нужно «выплеснуть» то, что есть. Но если ты пишешь большую книгу, то нужна усидчивость, нужно каждый день возвращаться к работе над текстом. Чаще всего у меня сюжет давно сложился в голове, я знаю, чем все закончится, поэтому остается записать. Иногда кажется, что сяду и за месяц-другой напишу. Но это растягивается на два-три года.

Сейчас, к сожалению, большинство писателей занимаются журналистикой — ради, что называется, прокорма. Но журналистика во многом мешает. Я 10 лет проработал в газете, и такого рода работа в конце концов стала мне вредить — по своей прозе я почувствовал, что часто сбиваюсь на публицистику. Поэтому я уволился, сейчас больше года живу на вольных хлебах.

В идеале же писатель должен работать в отдаленной от литературы сфере. Мы знаем много примеров, когда писали врачи — тот же Чехов до конца жизни вел свою лечебную практику: принимал людей, зарабатывал как врач. Совмещать такую работу с писательством очень сложно, но и журналистика не выход, она выхолащивает прозаика.

— Что повлияло на ваше творчество?

— Я пишу в основном о жизни — о том, что вижу сам, что испытал, что происходит с моими родными, знакомыми. Поэтому влияет в общем-то жизнь, в том числе и собственный опыт. Жизнь дает много интересных сюжетов; может, не таких закрученных, как у детективщиков или авторов фэнтези, тем не менее постоянно происходят какие-то события, которые могут стать основой для рассказа, повести.

— Какие писатели близки лично вам?

— Мне в основном близки литераторы моего поколения — тем, кому сейчас 35-45 лет. Это Дмитрий Новиков, Илья Кочергин, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, Ирина Мамаева, Анна Козлова, Александр Снегирев, Денис Гуцко, Андрей Рубанов... Мы с ними в каких-то вещах даже пересекаемся, из одного котла черпаем сюжеты, типажи, даже по ощущению мира кое-что у нас совпадает. Иногда очень расходимся в каких-то деталях, принципиальных вещах.

Справка

Роман Сенчин — российский прозаик, литературный критик. Автор романов «Минус», «Нубук», «Ёлтышевы», «Информация», сборников рассказов «Иджим», «День без числа», «Абсолютное соло» и др. В 2015 году роман его «Зона затопления» получил третью премию «Большая книга».

yushkevich@zviazda.by

Фото Александра Веселова, из личного архива Романа Сенчина

Загаловак у газеце: Писатель и читатель в поисках друг друга

Выбар рэдакцыі

Спорт

«Нават праз 40 гадоў сямейнага жыцця рамантыка застаецца...»

«Нават праз 40 гадоў сямейнага жыцця рамантыка застаецца...»

Інтэрв'ю з алімпійскім чэмпіёнам па фехтаванні.