Алексея Конгдратовича больше знают по книгам, посвященным Александру Трифоновичу Твардовскому. Их у литературного критика было несколько. Еще — уже через многие годы после смерти А. Кондратовича — двумя изданиями вышел его «Новомирский дневник»... Но я сейчас хочу рассказать о несколько другой его книге. 40 лет назад в московском «Советском писателе» увидел свет сборник портретов, воспоминаний, полемических статей Алексея Кондратовича «Призвание». Многие страницы книги избранных работ известного советского литературного критика были посвящены белорусской литературе.
Ностальгически вспоминая известных литературных критиков союзного масштаба, разумеется, держишь перед глазами их книги. А многие из них и сегодня — на полках моей библиотеки. Марк Щеглов, Игорь Дедков, Владимир Лакшин, Игорь Мотяшов, Станислав Лесневский, Бенедикт Сарнов... Их слова и сегодня заставляют думать о традиции и новаторстве, об ушедших идеалах и появившихся горизонтах... Тех горизонтах, которые они могли лишь только предугадать. Есть ли сегодня им равные, достойные вступить с ними в серьезную, обоснованную полемику?.. Я не смогу ответить на этот вопрос по одной, возможно, субъективной и нисколько не оправдывающей пишущего эти строки причине. Разорванные связи в век небывало возросших технологических возможностей, увеличившиеся для диалогов расстояния, отсутствие привычных — бумажных! — книг новых критиков (может быть, и издающихся, но «не видимых» за пределами Москвы и самых ближних её окраин) — все это не дает возможности для полноценного разговора, уменьшает масштабы интереса к литературному процессу на постсоветском пространстве, «добивает» до конца процессы разрушения многоязычного художественного мира, где хватало места Василю Быкову и Юрию Бондареву, Чингизу Айтматову и Валентину Распутину, Евгению Евтушенко и Олжасу Сулейменову, Давиду Кугультинову и Виктору Бокову, Пимену Панченко и Константину Ваншенкину, Анатолию Жигулину и Михасю Стрельцову, Олесю Гончару и Белле Ахмадулиной... Это даже было здорово, когда об их книгах, открытиях и метаниях писали не только критики, литературоведы их языкового, национального круга. Как, к примеру, и Алексей Кондратович, который внимательно следил и за белорусской литературой из своей «новомировской» «квартиры»...
Пожалуй, сомневаться в этом не приходится. Отвечал же на один из вопросов анкеты Института литературы и Союза писателей Беларуси московский критик следующим образом: «Полагаю — и не без оснований, — что белорусская военная литература лидирует среди всех остальных литератур. Иначе вряд ли бы образовался превосходный авторский тандем Адамович — Гранин, а о Василе Быкове чуть ли не одновременно в Москве вышли две книги русских критиков. Такое не бывает случайно. Я бы сказал, что всесоюзный читатель следит за белорусской военной литературой так же внимательно и с такой же оправдывающей надежды верой, как за русской «деревенской» прозой, в своих лучших образцах, в сущности, равной классике. Мы обычно стесняемся говорить такие высокие слова, отдаем право произнести их потомкаам, но ведь бывали случаи, когда говорили их и современники. И не ошибались».
... Заглянем в историю. Просматривая библиографию основных публикаций Алексея Кондратовича, начиная с 1940 года (а умер критик в 1984 году), мы найдем немало обращений к белорусской литературе или книгам, посвященным Беларуси. В 1958 году году в журнале «Москва» появляется рецензия А. Кондратовича на «Брестскую крепость» Сергея Смирнова — «Благородный поиск». В статье «Человек на войне» («Новый мир», 1961 год; значительно дополненная в 1964 году она выйдет еще в сборнике 1965 года «Живая память поколений»). Алексей Иванович уже к тому времени напишет и о Василе Быкове — «молодом белорусском писателе», и об Адамовиче. В 1973 году в «Нёмане» появляются воспоминания об Александре Твардовском — «Я люблю белорусскую поэзию...» . Рецензия «Дни тревог и мужества» в «Октябре» в 1976 году посвящена роману Ивана Чигринова «Плач перепёлки». В «Юности» в том же году А. Кондратович рассказывает о нашем земляке — Михаиле Молочке. С этим ярким человеком, могилевским юношей, критик учился в легендарном московском ИФЛИ. Миша Молочко погиб на советско-финской... В 1978 году в «Литературной газете» выходит рецензия А. Кондратовича на книгу Алены Василевич «Одно мгновение» — «От корня белорусской прозы». В той же «Литературке» через какое-то время появились рецензия московского критика на книгу Михася Стрельцова «Журавлиное небо» и его размышления о поэзии Пимена Панченко — «Равный самому себе», а также рецензия на роман Виктора Казько «Колесом дорога».
Что же из «белорусского» осталось в книге избранных работ Алексея Кондратовича «Призвание»?
Очерк о творчестве Нила Гилевича — «И этой веры хватит мне надолго...». Впервые он был напечатан в «Литературке» в 1982 году. Доброе слово удивления открытием неведанного ранее таланта. Когда критик подступал к своим наброскам портрета Нила Гилевича, у него в руках было всего три поэтических сборника белорусского мастера стихосложения, изданные на русском языке. А было Гилевичу уже пятьдесят... И за плечами, как потом стал выяснять А. Кондратович, — полсотни томов... И лирика, и поэмы, и сатирическая поэзия, и стихотворные загадки, и литературоведческие, этнографические работы, книги переводов поэзии славянских (и не только славянских народов). Наверное, потому и концовка у очерка о белорусском литераторе такого вот содержания: " Поэзия Н. Гилевича — чистая, многозначная, говорящая с нами как бы сама с собой, — и в этом ее особая прелесть. Но почему же тогда за столько времени, удивляюсь я, всего три книжки на русском? Сам Гилевич ... перевел на белорусский язык более 350 авторов. А мы — лишь три книжки. Все-таки бесхозяйственны мы, друзья-товарищи..."
Я заглянул в своеобразную энциклопедию литературной истории Беларуси — биобиблиографический словарь «Белорусские писатели» , том второй. В нем — библиография публикаций в периодической печати до 1985 года. Там в персональной статье, посвященной Нилу Гилевичу, можно и больше 350 поэтов народов мира насчитать из числа тех, кого переводил замечательный белорусский мастер стихосложения. Причем, многих из них переводил по нескольку лет подряд. Переводил не только особенно любимых ему болгар, словенцев, лужицких сербов, не только украинских, латышских, молдавских, польских поэтов, но и поэтов России — Евгения Савина, Олега Шестинского, Владимира Фирсова, Александра Прокофьева, Константина Ваншенкина, Римму Казакову, Бориса Слуцкого... Но вот самому Нилу Гилевичу не посчастливилось быть настолько переводимым на русский язык. Для сравнения: у белорусских поэтов его поколения или поэтов, которые творили в одно с ним время, книг в переводах на русский издано гораздо больше. К примеру, у Артура Вольского — девять; у Петра Глебки — семь; у Сергея Граховского — девять; у Алексея Зарицкого — семь; у Василя Зуёнка — девять; у Рыгора Бородулина — пятнадцать (!)... И потому верное замечание Алексея Кондратовича кажется актуальным и сегодня. Поэта такого масштаба, как Нил Гилевич, в постосоветском пространстве смогут открыть лишь тогда, когда будут достойные и соответствующие масштабу его национального ппоэтического дара переводы на русский язык.
Интерес вызывает и рецензия на роман Ивана Чигринова «Плач перепёлки» — «Постижение человечности». Еще только разворачивалась панорамная эпопея белорусского прозаика, а Алексей Кондратович уже был убежден, что прозаик «удивительно смел в обращении с фактами, кажется, что ни одной детали не хочет да и не может утаить в своей картине народного бедствия...».
Привлекает внимание и творческий портрет известного литературоведа — «Сок общественных выводов и убеждений»: Алесь Адамович — критик и публицист«. «И в литературоведении, и в критике Адамович всегда был самостоятелен, — пишет А. Кондратович. — У него свой взгляд на историю литературы и на ее современную жизнь. Он свеж в лучшем смысле этого слова, потому что высказывает не просто оригинальные мысли, но мысли плодотворные и, как это ни неожиданно для того же литературоведения (как-никак наука!), эмоционально заряженные, действующие не только на наш ум, но и на сердце. Он и тут остается самим собой. Он и тут бьет все в ту же „свою“ точку». И далее: «Уроки Толстого и пути развития белорусской литературы». Вполне академическое, несколько даже усыпляющее название. Но в сущности это страстный монолог превосходно, кстати, написанный) о Толстом в наши дни и о Толстом как огромном художественном мире вообще..."
«Открытие» старой, давно изданной книги известного русского литературного критика Алексея Кондратовича заставляет заново оглянуться на забытые, из прежнего времени, оценки развития белорусской литературы XX века. Пожалуй, не лишним было бы перечитать многое из того, что писали московские (и не только московские) авторы об Иване Мележе, Иване Чигринове, Максиме Танке, Пимене Панченко, Василе Быкове, Иване Шамякине, Аркадии Кулешове, Алесе Адамовиче и других наших прозаиках, поэтах. Пишут ли столько и пишут ли так эмоционально, страстно о сегодняшней белорусской литературе за «минской чертой»? Думаю, что всем понятно, что вопрос это риторический. И все же — вопрос, требующий внимания и разрешения.
Алесь КАРЛЮКЕВИЧ
Превью: pixabay.com
Васілеўскія такія: на Зямлі і ў космасе ліхія!
Ідэнтычнасць праз спадчыну.
Беларусь — у тройцы лідараў па захваральнасці.
