Этот человек в свое время работал вместе с Петром Машеровым. В те дни, когда религия не приветствовалась, сумел защитить докторскую диссертацию по теме, связанной с христианством. Именно он стоит у истоков современной белорусской социологии, и именно он настоял на создании соответствующего института в Национальной академии наук. Сегодня Евгений Михайлович Бабосов, философ, социолог, доктор философских наук, академик Национальной академии наук Беларуси, празднует свое 85-летие. Специально для нашего издания он рассказал о своей жизни, вспомнил, как работалось с самым известным руководителем ЦК Компартии БССР и поделился своим мнением о нынешней молодежи.
Физика или философия?
— Вы занимаетесь философией уже более 60 лет... А в юности вы сразу после окончания школы решили ее изучать или мечтали о чем-то другом?
— В школе, которую я окончил с медалью, я был активным парнем, три года был комсоргом. Передо мной стоял выбор: либо поехать поступать в МГИМО в Москве (и мне туда хотелось), либо поступать здесь, в Минске. Но у меня уже была девушка, и она упросила меня не уезжать. С этой девушкой, к слову, я познакомился на школьном вечере; потом, уже на 4-м курсе университета, она стала моей женой, и всю жизнь мы прожили вместе.
Так я пошел поступать в БГУ. Колебался между физикой, которую всегда любил, и философией. Когда я как медалист пришел на собеседование к ректору, а он сам был философом, то он, конечно же, уговорил меня идти на философию.
Скажу честно, потом не жалел, но был один момент. Спустя лет 10 я был на молодежном фестивале в Вене. Мне на руке гадала очень красивая молодая женщина, которая прекрасно говорила по-русски. Оказалось, она — дочь белогвардейского офицера и турецкой цыганки. Женщина сказала, глядя на мою руку, что в свое время я колебался, но пошел в гуманитарную сферу. По ее словам, это я сделал зря, и больше успехов у меня было бы в естественных науках.
Синтез науки и религии
— В БГУ я был комсоргом, поступил в аспирантуру и учился там заочно, потом защитил кандидатскую диссертацию. Первая книга вышла в 1961 году, мне было 32 года, она называлась «Современный католицизм и наука». Я интересовался такими вещами. Потом из всего этого вышла докторская, одна из частей диссертации была опубликована в книге «Тейярдизм: попытка синтеза науки и христианства». Эта книга, наверное, была одной из самых моих известных. 900 экземпляров сразу заказали страны Западной Европы, она есть в библиотеке Папы Римского.
Позднее, когда в Минск приезжал предшественник нынешнего Патриарха Московского, меня с ним познакомили: ему сказали, что у Бабосова есть книги, связанные с религией. Он спросил у меня: «Какие?». Я говорю, мол, есть несколько штук, но самая интересная из них — «Тейярдизм». Он попросил меня подарить ему такую книгу. А мы были на приеме, у меня, конечно, не было книги с собой. Он подзывает человека, и ко мне домой направляют машину. Звоню жене, говорю, что подъедет такой-то, и чтобы она нашла у нас эту книгу и дала ему. В итоге книгу привезли, она теперь есть в библиотеках двух крупнейших христианских иерархов: у Папы Римского и Патриарха Московского.
Был имиджмейкером Машерова
— Поскольку я был членом бюро ЦК комсомола, то меня знали в партийных органах и пригласили на работу в ЦК партии — на уровне Машерова, который тогда был вторым секретарем. У него была цепкая память, и он вспомнил: мы встречались, когда я был комсоргом, а он приезжал к нам в университет выступать. Таким образом, мне довелось поработать в ЦК партии в отделе науки и учебных заведений в должности заместителя заведующего отделом. Этим я занимался лет 15. Из них восемь я работал непосредственно с Петром Мироновичем Машеровым.
Я был тем, кого сегодня называют имиджмейкером. У нас было три человека, которые постоянно помогали ему готовить выступления — на пленумы, съезды, в печать. Эта школа для меня была, быть может, даже более важной с житейской точки зрения, чем университет. Возможность быть постоянно в курсе всех событий, читать литературу, которая была доступна не всем, помогать Петру Мироновичу — человеку очень яркому, необычному, талантливому.
Прошло время. Меня даже — было время — утвердили на уровне Министерства образования ректором пединститута. Но я был не очень уверен в том, что хочу им быть. Я встретил Петра Мироновича — мы с ним жили недалеко друг от друга. Он спрашивает: «Чего ты такой грустный?» А мы с ним были хорошо знакомы, я дома у него бывал. Говорю, мол, уговаривают быть ректором, а мне как-то не очень хочется. Он и говорит: «Ну тогда не иди, поработай с нами еще три года». Потом он снова спрашивает: «А куда бы ты хотел?» А я отвечаю, что, поскольку докторскую уже защитил (в Академии наук при ЦК КПСС, меня там хотели оставить на работу, но я все-таки вернулся сюда), то хотел бы заниматься наукой. Через три года освободилось место директора Института философии, это место предложили мне. Так я вернулся в Академию наук. С тех пор здесь и работаю.
Социология ближе к жизни
— Сначала был директором Института философии, но потом пришел к выводу, что философия далека от жизни. Тогда я постарался создать Институт социологии Академии наук Беларуси — я теперь считаюсь его основателем. Это было трудное решение: нужно было пройти через бюро ЦК партии, через Совет Министров, через нашу Академию наук, а потом через Академию наук СССР, вплоть до Рыжкова, премьер-министра, с которым я тоже встречался. Везде все шло хорошо, но неожиданное сопротивление мне оказали на Президиуме Академии наук СССР, когда я доложил, зачем нужен такой институт и как это важно для Беларуси. Я вдруг получаю отпор со стороны коллег! Академик Ильичев, философ, сказал: «Зачем этот институт, когда такой есть в Москве?».
И тут мне на помощь пришел очень интересный человек, который оказал на меня колоссальное влияние — физик, лауреат Нобелевской премии, лауреат Ленинской, государственных премий Александр Михайлович Прохоров, один из основателей квантовой электроники. Он и его коллеги из СССР и США разработали первый лазер — за это и получили Нобелевскую премию. А все это было после Чернобыля, но еще в Советском Союзе. Он сказал: «Мы — академики, прежде всего, физики — виноваты в том, что случилось с Беларусью после Чернобыля. Этот парень хочет социальными методами это исследовать и показать». В итоге в Минске был создан Институт социологии.
Современная молодежь уповает на чудо, а не на труд
— Что вы думаете о нынешнем поколении молодых людей?
— Преподаю в БГУ на 4-5 курсах, начиная с собственных студенческих лет — с 5-го курса меня привлекли к преподаванию. На моих глазах сменялись поколения. Что лучше и что хуже?
Современные молодые люди более раскованные, не зажатые какими-то условностями, более информированные — это хорошо.
Что не очень хорошо? Во-первых, они не очень сконцентрированы на том, чем занимаются. Когда я окончил университет и поступал в аспирантуру, нас было 6 человек на место. Сегодня едва набирается необходимое количество желающих поступать в аспирантуру на те места, которые выделяются. Ослаб интерес к серьезному занятию наукой. Контрольные, курсовые, дипломные, даже во многих случаях диссертации качают из интернета. Нет самостоятельности, фундаментальности. Резко сузилось стремление определить свой жизненный путь посредством труда, больше надеются на удачу. Выросла значимость оплаты труда.
И еще кое-что. Два года я проработал в медицинском университете, где тоже преподавал философию. Как вы знаете, выпускники медицинского дают клятву Гиппократа. В его жизни был такой случай. В то время, когда он был известен во всем античном мире, его носили на носилках, если ему нужно было добраться куда-то в городе. Однажды они проходили мимо храма на центральной площади города. Вдруг он говорит своим носильщикам: «Остановитесь». Они бережно опускают носилки, он выходит и идет к храму. А там на ступеньках сидит попрошайка. Гиппократ поклонился ему и пошел обратно. Носильщики у него спрашивают: «Зачем ты это сделал?» «А вы знаете, кто там на паперти сидит?» — «Конечно, всем известный бродяга, оборванец». А Гиппократ говорит: «Это все мелочи. Он — сын моего учителя». Какой смысл! Это один из столпов современной жизни и я хотел бы, чтобы наша молодежь относилась — есть такое хорошее русское слово — коленопреклоненно к своему учителю. Это очень важно.
Я молодым людям завидую в том смысле, что перед ними открыты более широкие горизонты. Наше пространство ограничивалось Страной Советов и лагерем социализма. Сегодня можно поехать куда угодно, но тут тоже получается ситуация: поехал и остался — этого я не одобряю. Я всегда с трепетом относился к Родине. И знаете, все великие, которые уезжали, возвращались: наш Василь Быков, та же Алексиевич, которая у всех на устах.
И наука, и христианство человекомерны
— Что вы считаете своим наибольшим достижением, а что далось в жизни тяжелее всего?
— Наибольшее достижение — стремление во всем и всегда быть искренним. Не льстить, не лукавить, а отстаивать то, что называется в психологии «самостью». Быть самим собой, независимо от того, перед кем ты стоишь: перед первым секретарем ЦК, перед президентом, перед патриархом, перед своим студентом или перед простым человеком, который наступил тебе на ногу. Быть искренним не так просто. Это делается иногда через принуждение себя быть к другому человеку более внимательным.
Если о книгах моих говорить, то, хотя их много, я назвал бы две. Как всегда, последний ребенок — самый дорогой. Это книга «Человекомерность социальных систем», которая вышла в 2015 году. Из ранних — тот самый «Тейярдизм: попытка синтеза науки и христианства». Ибо и наука, и христианство обращены к человеку. Единство их в том, что они человекомерны: мера и науки, и религии — человек.
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
Как вакцины спасают жизни и чего может стоить их игнорирование?
Рассказал первый заместитель председателя Государственного комитета по науке и технологиям Республики Беларусь Денис Коржицкий.
Идентичность через наследство.
