Последствия урбанизации, о которых мы не думали

Бабушка Рая, которую положили в одну из палат в понедельник, уже к среде извела все отделение. Девяностолетняя бабушка попала в больницу с сильной простудой, но оказалась крепкой в ногах и руках и на удивление упрямой. Ночью она выходила из палаты и шла гулять по коридору, перебудив при этом (причем сознательно, тряся за ноги и требуя «Вставай!») всех своих соседок. Днем тоже, если не увидишь, бабка снова была в коридоре и подсматривала во все палаты, пугая пациентов, особенно мужчин. Санитарки терпеливо приводили бабку на место, сажали на кровать, успокаивали. Снотворное она брать отказывалась категорически: мол, вы меня хотите отравить. В общем доверия к незнакомым людям у нее не было ни малейшего, поэтому все свои вещи: и продукты, и одежду, и обувь — составила в один узелок и держала на кровати около подушки, каждые полчаса ощупывая, проверяя, все ли на месте...

«Что за дети — сбыли с рук бедную старуху!» — бросил в отчаянии кто-то из посетителей. Но оно на самом деле совсем не так. К бабушке каждый день приходила дочь — сама уже немолодая женщина. Просила прощения у соседок по палате за беспокойство. Ласково упрашивала: «поешьте, мамочка», поправляла смятую за бессонную ночь постель, гладила мать по неуклюжим натруженным рукам. Бабушка успокаивалась, но не надолго, вдруг взвивалась, начинала тревожно спрашивать: «А деньги где? Ты привезла мои деньги ?!» — «Здесь, мамочка, твои деньги», — чуть не плача отвечала дочь, доставая из кармана у старушки завернутые в платок купюры. «Никому не верит, — сокрушенно объясняла случайным наблюдателем, — столько лет жила одна в почти пустой деревне. Только в этом году едва уговорили к нам перебраться. Думала ехать ухаживать за ней сама в родной дом, но где же ты здесь все бросишь — муж, внуки... Она и у нас по квартире по ночам бродит, не может понять, где она, домой просится...»

Сегодня бабку Раю должны выписать: простуду ей вылечили. Дочь заберет ее к себе, и уже в городской теплой квартире бабка будет бродить по ночам, искать свои деньги, которые лежат в кармане, проситься домой, капризничать без причины — старые же, они иногда как малые дети. Дочь будет разрываться между своей любовью к матери, долгом перед ней и стремлением сделать так, чтобы все было как раньше, чтобы муж был спокоен и доволен, чтобы самой отдыхать ночью после ежедневных забот. Чем все закончится — не угадаешь. Может, бабка так и останется доживать свой век с детьми под заботливой опекой дочери и раздраженным взглядом зятя. Может, терпения у них не хватит и они отправят мать в какое-нибудь общежитие или на социальную койку в больнице и будут искать и не находит себе оправдания каждый день, каждую минуту. Может, бабка своим упрямством победит всех и заставит отвезти ее обратно в родной дом. И там к ней будет ходить социальный работник, и дочь попробует успокоить этим свою совесть, а она не будет успокаиваться... С уверенностью можно сказать только одно: счастливых людей (самых родных, которые любят друг друга) в этой истории — при любом варианте ее развития — уже не будет.

Это беда и крест именно этого поколения белорусов — тех, кому сегодня пятьдесят-шестьдесят. Неприкаянные престарелые родители. Первым всегда трудно, а они первые вот так больно ощущают на собственном горьком опыте последствия массового ухода молодых сельчан в город, который в далеких уже 70-х-80-х очень даже поощрялся. Из деревенского дома после школы уезжали все дети, оставались только родители и дед или бабка. Именно тогда сломалось что-то важное в нашей традиционной системе общественного строя. Нарушилась связь, преемственность поколений, так как до сих пор не было никогда у белорусов так, чтобы с родителями (или совсем рядом с ними) не оставался жить никто из детей. И поучительная сказка о скамейке — это именно наша, народная сказка, на которой все мы росли. (Помните, она про маленького мальчика, который, увидев, как отец посадил своего старого отца не за семейный стол, а на скамеечке за печь, начал строгать дощечку. А когда отец спросил, зачем, ответил: «Буду, батюшка, делать тебе скамейку, ты же быстро старый станешь, я тебя за печь посажу». Конечно, деда тут же вывели из-за печи и посадили на почетное место за столом.)

У нас же и дома для престарелых, и те самые социальные койки, и дома временного пребывания, где собирают на зиму одиноких немолодых людей, появились совсем недавно, так как раньше в них просто не было нужды. Сейчас все иначе, но сказка о скамейке еще сидит в наших головах, в сознании. И в том, что родной человек (который, как нередко бывает, наотрез отказался переезжать в город к детям «кирпич нюхать») хотя и не рядом, но в уходе, нет никакого утешения. Если же отец или мать на переезд все же соглашается, всем приходится привыкать и приспосабливаться, где-то ломая обычный многолетний образ, почти как чужим людям, так как долгие годы жили не одной семьей, а на расстоянии и виделись только на выходные. И ничего тут не попишешь, и универсального выхода, чтобы всем дорогим друг другу людям было хорошо и спокойно, мы пока не нашли. Может, поэтому с наступлением холодов в наших больших городах так много взрослых людей с озабоченными и немного виноватыми лицами?..

Недавно у одной американской писательницы прочитала одну притчу. Орел из последних сил переносил на спине через глубокое ущелье своего сына, который еще не умел летать. Когда опасное путешествие закончилось, орел спросил у ребенка: «Ну, что, а когда я стану немощным, а ты будешь крепкой взрослой птицей, ты понесешь меня на своих плечах?» — «Нет, отец, — ответил птенец. — Тогда на плечах я буду нести своего сына...»

Другие времена — другие сказки?..

Елена ЛЕВКОВИЧ

alena@zviazda.by