Вы здесь

Павел Барковский: Это большой миф, что белорусы — толерантные


На одном из конгрессов, посвященных насущным вопросам белорусской действительности, довелось услышать выступление о политкорректности и впервые задуматься, что этот вопрос, хотя его и можно считать частью исключительно западного дискурса, может касаться нашей страны тоже. Мы послушали и пришли к выводу, что и в самом деле политкорректность, а точнее, ее недостаток, а то и вовсе отсутствие, — в том числе наша проблема. Об этом уже более подробно поговорили с тем самым выступающим — философом, преподавателем БГУ и координатором «Белорусского философского пространства» Павлом БАРКОВСКИМ.


— Павел, мне кажется, до сих пор политкорректность, что уже долгое время находится на волне обсуждения, — в большей степени «западная штучка». Насколько эта волна достигла Беларуси и является ли проблема политкорректности проблемой белорусского общества?

— Политкорректность, которая действительно в нашем сознании больше связана с Западом, нам часто кажется как тип новой цензуры или двоемыслия, когда человек размышляет одним образом, а должен высказываться каким-то другим. Это напоминает советские времена, когда практика общественного двоемыслия существовала повсеместно, поэтому о политкорректности мы отчасти рассуждаем как о западном тренде и считаем, по крайней мере, на уровне политиков и общественных деятелей, что для нас это не является проблемой. У нас мало общественных организаций, которые бы ставили своей целью выступить за более политкорректный дискурс в публичном пространстве. В западных странах это стало элементом общей политической программы, т.е. продвигается на уровне господствующих властных групп. Хотя там сейчас существует несколько иной перекос: то, что называют феноменом Трампа, указывает на то, что маятник пошел в другую сторону. Дональд Трамп позиционирует себя как человек, который как бы говорит людям правду, которую другие политики от народа скрывают. Там политкорректность — государственная идея, у людей возникает ощущение, что им ее пытаются навязать, хотя начиналось оно когда-то как общественный активизм и определенная интеллектуальная теория.

— Мы только думаем, что эта проблема для нас неактуальна?

— По моему мнению, наше общество имеет проблемы с политкорректностью: белорусам свойственно публично произносить что-то в вежливо-нейтральном тоне, а дома или самому себе позволять куда более негативно окрашенные высказывания. Последнее скорее и будет выражением истинной позиции.

— В нашем обществе нет четкой, даже в СМИ, дискуссии о политкорректности. На чем вы строите свою, так сказать, концепцию о том, что у нас с этим проблемы?

— В нашем обществе установился своеобразный тип коммуникации: он транслируется сверху вниз и является данью советской манере, рассчитанной на авторитарно-директивный стиль, когда начальник в разговоре с подчиненным позволяет себе неполиткорректные высказывания, так как он якобы главный, лучше знает и поэтому для него допустима критика, даже очень резкая. Через это транслируется риторика не толерантной, а якобы искренней коммуникации: родители критичны к детям, врачи — к своим пациентам и так далее. И если сегодня мы сталкиваемся с относительно новыми для белорусов явлениями, отношение к ним очень часто отчетливо негативное, потому что помимо традиционных категорий, через которые мы думаем о мире, у нас нет возможностей по-другому что-то осознать. Например, вегетарианство многие рассматривают чуть ли не как психическое заболевание.

— В таком случае, что мы имеем в виду под политкорректностью? Она остается на уровне внешних отношений либо включает в себя также толерантность в осознании?

— Это комплексная практика, и касается она не только речи. Ведь какая идеология стоит за политкорректностью на Западе? То, как человек думает, проявляется в языке. Соответственно, если человек презрительно высказывается в сторону кого-то, он не может по-другому к нему относиться в реальности. Если мы хотим что-то изменить, изменять нужно тоже на уровне мозгов, а значит, нужно хотя бы на видимой части отношений предлагать соответствующие языковые подходы к действительности, которые бы не имели негативной и оскорбительной окрашенности. И через изменения в языке изменять реальность.

— Сам процесс подбирания более вежливого слова в отношении тех же людей с ограниченными возможностями — это уже акцентирование внимания на определенных различиях этого человека. А если ты акцентируешь внимание на определенных различиях, ты уже будто принимаешь человека не за равного себе.

— Различия можно воспринимать по-разному. Мы с вами тоже отличные, но это не мешает нам общаться, а иногда даже помогает. Если вы разговариваете с другим человеком, и его состояние не является поводом, чтобы подчеркнуть его как факт неравенства — я что-то могу, а ты не можешь, — тогда подбор соответствующего слова будет просто способом более нежной коммуникации. Тем более вы будете к своему собеседнику обращаться по имени, а не как к «человеку с ограниченными возможностями».

— Вы можете вспомнить шаблоны лексических единиц, с которыми у нас есть проблемы?

— Конфликт в Украине родил слова типа «ватник» и «вышиватник». В сторону детей, как оценку патриархальной культуры, можно услышать прозвища «сопляк» или что-то вроде этого. «Дураки, неумехи и идиоты» — это формы начальственной критики. Даже знаменитый так называемый декрет о тунеядцах, возможно, вызвал общественное возмущение наиболее через это неформальное название. Люди, которые потеряли или не могут найти работу не по своей воле, не чувствуют себя тунеядцами, в смысле ленивыми или теми, кто висит на шее у общества, поэтому считают это для себя оскорблением. Возможно, если бы этот декрет в обществе называли в другой формулировке, такого большого резонанса он бы не получил.

— Выходит, если у нас нет яркой дискуссии вокруг темы политкорректности, значит, и с толерантностью у нас не все хорошо?

— Да, это большой миф, что белорусы — толерантные. После распада Советского Союза мы сделали его чуть ли не национальным брендом, но наша толерантность отчасти базируется на стереотипе, что белорусы — спокойный и рассудительный народ, который после долгих веков терпимости готов принимать любые формы жизни. На самом деле у белорусов царят консервативно-традиционные представления, препятствующие принимать отличающиеся ненормированные формы мышления или поведения. Это чувствуется, когда мы оскорбительно отзываемся о людях, которые не соответствуют нашим стереотипам. Другое дело, что в качестве общественной проблемы это пока не воспринимается, так как проблема должна быть сформулирована самим обществом или, по крайней мере, общественными организациями. Показательна ситуация с гей-парадами, которые имели место в Минске в прошлые годы: интересно, что многие политики из противоборствующих лагерей одинаково отрицательно отнеслись к этой идее и высказывали свою позицию публично. Поэтому отношение к этой проблеме нельзя объяснить чисто идеологическими причинами, например.

— Какие социальные круги больше всех «страдают» в белорусском обществе?

— Ситуация в Беларуси приблизительно соответствует общей мировой: безусловно, это люди нетрадиционной сексуальной ориентации или люди с признаками физического увечья или, как политкорректно сейчас говорят на Западе, люди с ограниченными возможностями. Это в том числе и женщины, которые страдают от домашнего насилия и просто унизительно-опекунских прозвищ, так как белорусское общество на сегодняшний день достаточно патриархальное. Например, если кто-то называет свою женщину бабой, мы понимаем, что это уже не дань традиции, а унизительное слово, которое показывает, что по патриархальной логике мы не всегда готовы не снисходительно относиться к своим партнершам или женам, к их умственным способностям или социальному статусу.

— А что по поводу отношения к иностранцам либо разделения по религиозному признаку?

— Здесь я могу опираться почти что только на собственные впечатления, но что касается иностранцев, ситуация во многом ненормированная. С одной стороны, проявляются патриархально-консервативные настроения белорусов: иностранцы, которые внешне отличаются от нас, вызывают повышенный интерес и настороженность. Для современных поколений это, по-видимому, началось с «детей олимпиады» — времен, когда жители африканских стран были частыми гостями в Советском Союзе, и продолжается до настоящего времени в форме скрытой ксенофобии. Традиционно подозрительное отношение к жителям азиатских стран. Мне известен случай, когда люди едва не начали принимать какие-то меры, когда узнали, что в их доме арендовал квартиру сириец. Я не говорю, что это общая ситуация, но точно мы не готовы напрямую принимать тех же мигрантов. Даже украинских переселенцев, хотя они к нам наиболее близки, отношение достаточно амбивалентное на уровне массовых стереотипов, мол, они хитрые, ленивые, любят подсидеть белоруса и так далее. С религией у нас немного проще, хотя мои коллеги, которые занимаются социологическими исследованиями, встречаются с тем, что существуют иногда не конфликты, но достаточно напряженные отношения между православными и католиками, православными и униатами, православными и протестантами. Правда, на фоне других стран у нас в этом плане спокойно.

— Как пример неполиткорректности можно вспомнить слово «жид»... Как мы относимся к евреям?

— Это слово в последнее время стало предметом общественной полемики, причем не из ксенофобских позиций, а с позиций литературной нормы, так как часть белорусскоязычной публики использует слово «жид» как традиционное, которое не имеет оскорбительного характера, а часть испытывает влияние русского языка, где это слово стало однозначно диффамационным эпитетом. Естественно, с точки зрения политкорректности, лучше в таком случае пользоваться таким определением, которое не вызывает возмущения у отдельных представителей этой нации, несмотря на все возможные резоны.

— Мне пришло в голову, что в нашем обществе есть уникальные субъекты, если можно так сказать, политкорректности: русскоязычные и белорусскоязычные.

— Это, наверное, очень драматично, что языковой вопрос у нас поныне политизирован. Сегодня можно встретить как со стороны сознательно русскоязычного оскорбительные высказывания в сторону белорусскоязычного, так и наоборот. Конечно, это тоже не плюс к нашей толерантности. Но постепенно, мне кажется, тенденция меняется, и количество людей, которые, если и не используют два языка подряд, то хотя бы толерантно относятся к другому, увеличивается. На всех уровнях — от чиновников до специалистов различных профессий, даже в частном общении. Радикального неприятия, как в начале 1990-х, когда противостояли «бывшие советские люди» и «новые белорусские националисты», больше нет, хотя символические остатки бывших «войн» еще остаются и локальные «драки» пока, к сожалению, ведутся.

— По сравнению с Европой, где на волне кризиса с беженцами люди начали выступать против переселенцев, мы, наверное, выглядим хорошо.

— Через Беларусь также проходят миграционные пути, и недавняя ситуация с чеченцами, вынужденными были долгое время жить на вокзале в Бресте, — только одна из вершин айсберга. К тем, кого белорусы, как и наши соседи с Востока, называют «черными», отношение разное. Когда дело касается конкуренции в работе, естественно, белорусы высказываются менее толерантно. А обычно местные жители часто повторяют общую риторику по поводу угрозы со стороны людей неславянской внешности с их опасной религией.

— Если отсутствие политкорректности считать проблемой, то проблему надо решать и начинать, наверное, стоит не с внешних отношений, не с лексики, а с сознания.

— На самом деле нет внешнего или внутреннего, так наши сознание и язык тесно соединены. Если мы хотим что-то изменить, нужно делать это на обоих уровнях. Если на западе политкорректность сознательно продвигается через все общественные институты, человек на всех уровнях коммуникации привыкает к не агрессивному, а хотя бы нейтральному произнесению. Если он вместо «калека» начинает говорить «человек с ограниченными возможностями», он меняет свое отношение и на уровне мыслей.

— Вы же говорили, что для белоруса это нормально: публично высказываться одним образом, а дома — другим.

— У белоруса есть культура вежливости, которая призывает к нейтральному тону в коммуникации и требует, чтобы некоторые слова, например «инвалид», вы не говорили в лицо. Зато за спиной могли бы себе это легко позволить. А культура политкорректности не боится произносить эти вещи публично, но пытается давать им другие имена, которые бы не позволяли разгореться презрительному отношению к человеку. Через это она учит людей не бояться говорить на неудобные темы, основная же проблема белорусов в том, что мы боимся больных вопросов и деликатных тем, мы их умалчивают. Все же, например, нетрадиционной ориентации для нас якобы не существует. Существует исключительно как досадная патология, которую нельзя простить другому человеку, и поэтому мы либо молчим, либо оскорбляем.

— И последствия этого...

— Во-первых, двойная мораль, если ты думаешь одно, а говоришь другое. Во-вторых, каждая проблема рано или поздно выходит наружу, вопрос только, в каких формах. Чем больше мы в себе консервируем припрятанные проблемы, тем, возможно, большим эхом они нам откликнутся в будущем. Это потом может стать причиной куда большего общественного спора и более значительного общественного противостояния, чем это происходит в западных странах сейчас.

Беседовала Ирена КОТЕЛОВИЧ

katsyalovіch@zvіazda.by

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.