С Ксенией как поговоришь по телефону — настроение на несколько часов испортишь точно. Поэтому звонить ей стараюсь как можно реже, хотя совесть иногда и дергает: подруга все же, сколько лет — еще со школьных олимпиад — знакомы. Здороваюсь, спрашиваю дежурное: «Как дела?» И тут начинается... Жизнь не задалась, погода плохая, очередной кавалер ушел, с родителями взаимопонимания нет, на работе все дураки беспросветные. Все это я сколько раз слышала, поэтому спокойно выслушиваю спич, говорю опять же дежурное: «Ну, ты там держись» и с чувством выполненного долга кладу трубку.
На этот раз все было еще хуже. Ксеня собралась... умирать. На мое дежурное: «Как дела?» Слабеньким таким голосом ответила: «Давай где-нибудь встретимся, а то, может, больше не придется...» Приезжая в тот же вечер к ней в Малиновку, я все время думала, что могло случится, ибо, когда виделись летом, Ксеня выглядела очень даже хорошо. Она тогда съездила на море (правда, жаловалась, что достойной компании не было, сидела в номере и плакала), была загорелая, с новой прической... Она открыла дверь бледная, без макияжа, тихо сказала: «Проходи». Сидела на диване, поджав ноги, кутаясь в какую-то бесформенную серую кофту, рассказывала о своей беде. Ощупала на плече какой-то гузачок, тут же помчалась в поликлинику, сдавать анализы и по врачам. Терапевт успокоила: обычный жировик. Но, видя тревогу пациентки, которая все время недоверчиво переспрашивала, правда ли, что нет опасности, выписала направление к онкологу.
Вот над этим направлением Ксеня и горевала. К специалисту она не пошла, поставила себе «диагноз» сама и в свои сорок два начала подводить итоги и ставить точки. Я, честно, в тот вечер старалась всячески расшевелить. Но ни умные слова, ни попытки шутить, ни даже выпитый в значительном количестве коньяк не помогли. Выйдя из ее одинокой квартиры в промозглый мрак, несколько раз смачно вдохнула тяжелого влажного воздуха, пытаясь прогнать плохие мысли и не менее поганое настроение.
Вдруг кто-то крикнул мне по имени. Оглянулась: догоняет резвая женщина с палками для скандинавской ходьбы. Наталья Евгеньевна, с которой когда-то вместе работали и с которой не виделись уже лет пять, приветливо улыбалась, объясняла: «Я же здесь живу недалеко. Целый день сегодня бегала: в бассейн сходила, в поликлинику, к свекрови зашла, продукты ей занесла, есть наварила, нарядилась... Поздно уже, но думаю: нет, пойду пройдусь все-таки. Нельзя себе поблажки делать...»
Наталье Евгеньевне без малого семьдесят. Правда, увидев на улице такую ухоженную моложавую пани, вряд ли кто-нибудь об этом догадается. Как и о том, какая извилистая судьба, какие испытания выпали на долю женщины. Она и рассказывала об этом нам, своим более молодым коллегам легко, словно прочитала в какой-то книге, а не сама прожила-проговорила минуту за минутой, год за годом.
Она вышла замуж по тогдашним меркам поздно — было уже за тридцать. Искала своего, единственного — нашла: поженились по большой взаимной любви. Счастливые супруги уже ждали первенца, но судьба распорядилась по-своему: грипп, осложнения — ребенок так и не родился. Беда, говорят, одна не приходит — через полгода у мужа, которому только исполнилось тридцать два, просто на работе остановилось сердце. Похоронила, отплакала, с головой погрузилась в работу, которая была единственным спасением от тоски и одиночества. Старалась, бралась за самые сложные задания...
Поэтому, когда в 86-м взорвался Чернобыль, на место событий отправили именно ее (работает оперативно, семьи нет — так предполагало начальство). Тогда мало кто знал о реальной опасности той аварии, и по полесским деревням, откуда срочно отселяли людей, она каталась в рубашке с короткими рукавами, в легком платочке на голове... Результат той командировки дал о себе знать буквально через год — страшный диагноз, длинное лечение в Минске, Москве, за рубежом и невозможность даже надеяться когда-нибудь иметь ребенка.
Ей, правда, всегда было о ком заботиться. Похоронив в скором времени отца, переехала в квартиру к матери, которая осталась одна. Мать однажды просто не встала — отнялись ноги. Лежащей прожила еще десять лет, и у дочери даже мысли никогда не возникло сдать ее на какую-то социальную кровать. Когда матери не стало, она сама уже была на пенсии, хотя продолжала работать... А свекровь, у которой был только один сын, с которым Наталья прожила свои счастливые полтора года, достигла глубокой старости, и все это время невестка ухаживала за ней, не обращая внимания на собственный возраст и болячки, которых с каждым годом не убывает...
Расспросив о моих делах, рассказав о своих насущных заботах, которых, как всегда много, Наталья Евгеньевна сказала мне свое коронное, что говорит на прощание при каждой встрече: «За всеми своими важными делами не забывай о себе, не забывай жить. Ибо, если Бог дал жизнь, не нужно этим ценным подарком пренебрегать...»
Кажется, именно в тот промозглый вечер я по-настоящему поняла, что она имела в виду.
Елена ЛЕВКОВИЧ
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
Как вакцины спасают жизни и чего может стоить их игнорирование?
Рассказал первый заместитель председателя Государственного комитета по науке и технологиям Республики Беларусь Денис Коржицкий.
Идентичность через наследство.
