Валерия — одна из самых востребованных белорусских актрис. Представительницу театра-студии киноактера в свои картины приглашают не только белорусские режиссеры. Активно она снимается и в российских фильмах и сериалах. О тонкостях актерского мастерства, взаимодействия с режиссерами, среди которых и знаменитый Александр Ефремов, который, кстати, является мужем актрисы, о профессиональном успехе и простом счастье мы поговорили с Валерией.
— Вы вернулись из Москвы, где представляли спектакль «Пигмалион»...
— Да, играли его в Культурном центре Посольства Беларуси, нас тепло принимали. Как подметил режиссер-документалист Сергей Катьер, «Пигмалион» для театра-студии киноактера в какой-то степени визитка, как «Павлинка» для купаловцев. На самом деле мы не избалованы гастролями, я, кстати, впервые выступала в Москве. В «Пигмалионе» играю почти 17 лет. И, конечно, психологически сложно выходить на сцену с чувством новизны, когда спектакль идет несколько раз в месяц в течение почти двух десятилетий.
— Из ваших ролей в театре какая вам ближе?
— Все свои роли я не просто так играю. И каждой могу гордиться, так как в них вложено по-максимуму: придумано мной или взято из жизни, подсмотрено, подслушано. Они живые, состоят из многих вещей, ценны для меня. Например, в спектакле «Очень простая история» я играю Свинью, но это же не значит, что в жизни я свинья. Я же играю не внешнюю оболочку, а внутреннюю сущность. И я считаю, что моей сущности близка эта роль.
— Есть роли, ради которых приходилось преодолевать, ломать себя?
— В кино такое бывает. Это не я, а меня берут на роль, и приходится играть. Я стараюсь как-то выйти из положения, придумать что-то интересное, чтобы это стало моим. Суть актерской профессии — присвоить, сделать своим. Та же Элиза в «Пигмалионе» — моя Элиза. Другая актриса сыграет — это будет ее Элиза. С годами я по-другому работать стала. Есть такое выражение: «Чем дальше от художника, тем выше произведение искусства». Не обязательно себя эксплуатировать постоянно. У наших актеров иногда роль — это результат неудачной личной жизни. В Голливуде чаще всего просто создают образ, играют характер. Это ведь тоже большое мастерство.
— Что по-вашему самое сложное в актерской профессии?
— В театре, как я уже говорила, мне непросто сохранять чувство новизны, играя спектакли годами. И еще есть небольшая сложность, точнее, особенность нашей профессии — нащупать характер, почувствовать, кто этот персонаж. Бывает, репетируешь-репетируешь, а он не рождается и все. Вот сейчас мы сдали премьерный спектакль «Волки и овцы», я очень люблю свою роль — Глафиры. Но буквально на последнем спектакле поняла, что наконец появляется она, моя Глафира. До этого я играла что-то из увиденного, подслушанного, придуманного, сделанного с режиссером. А тут вдруг чувствую, что она начинает мной управлять. И это уже она, Глафира, начинает ходить по сцене.
В кино лично для меня самая большая сложность — это ранний подъем и напряженный график работы. Проснуться в четыре утра, в шесть быть на площадке свеженькой, и до ночи работать — с десятью сменами костюма, грима, прически, на холоде, без удобств. Долгое время «сохранять состояние» — плакать или смеяться, и ждать, пока позовут в кадр. Буквально на днях досняли фильм «Фламинго». Роль комедийная, даже трагикомедийная, мне нравится, родилась для меня легко. Я играю директора клуба, женщину, брошенную очередным кавалером. Когда мне сделали прическу, макияж, я поняла, что чем-то похожа на Маргарет Тэтчер. Даже попросила художника картины сделать мне ее портрет и поставить в кабинет. Некоторые, правда, думали, что это портрет моей мамы... На съемках было физически непросто: снимали на холоде. Представьте, как выглядит актриса, одетая в несколько слоев одежды да еще увешанная звуковым оборудованием. При этом в кадре выглядеть нужно стройной и изящной.
— Вернемся к театру... Как настраиваете себя перед спектаклем?
— Я веду закрытую, тихую жизнь. Не хожу в рестораны, на тусовки — никуда. Вся моя жизнь — накопление энергии и подготовка к тому, чтобы выйти на сцену. Специально не готовлюсь, никогда в жизни не повторяю текст перед спектаклем, даже если не играла в нем полгода. Просто нужно немного одиночества, надеть костюм, посмотреть на себя...
— После спектакля легко приходите в себя?
— Да. Я сразу эмоционально выключаюсь. Но физически на следующий день сложно, утром встать чрезвычайно трудно... На сцену актер выходит открытый, поэтому в него попадает все — и хорошее, и плохое. Чужая энергетика изматывает. Люди же все разные.
— Настолько чувствуется энергетика зала?
— Конечно. Каждого зрителя! На тебя смотрят три часа, тебя оценивают, вместе с тобой переживают, думают. Мне кажется, я даже знаю, кто что думает. Вот сидит 250 зрителей, и я чувствую, что кто-то один нехорошо на меня смотрит. Изначально человек настроен негативно, готов только критиковать. Зачем тогда пришел в театр?
— Читайте отзывы на спектакли, комментарии?
— Раньше читала, переживала, если что-то не так. Стремилась вовлечь каждого зрителя в зале. Сейчас больше так не делаю. Зритель сам втянется, если он на это способен. Выходишь на сцену и сразу чувствуешь: тяжелый зал или легкий. Бывает, что сначала не твой зритель, а во время спектакля так втягивается, что делается твоим. А вообще у нас люди молодцы, ходят в театр.
— Каким должен быть идеальный режиссер?
— Я противник всего идеального. Сама не стремлюсь быть идеальной. И режиссер не должен таким быть. Это же всегда личность, причем с сильным характером. Он должен за все отвечать, все слышать и видеть, всем управлять и корректировать. С каждым человеком говорить на его языке. Саша (знаменитый режиссер и муж актрисы Александр Ефремов. — Авт.) Близок к идеальному, хотя мне не хочется употреблять это слово. Он большой профессионал, обладающий всеми тонкостями мастерства, умеет общаться с актерами.
— Вам легко работать с мужем на съемочной площадке?
— Непросто. Ведь у меня тоже характер. Правда, на последней картине он сказал, что со мной стало гораздо легче. Да, я изменилась, но спорить не перестала. И Саша иногда признает: ты была права. Сейчас чаще я все же стараюсь выполнять задачу режиссера молча. Раньше была жестким перфекционистом, меня невозможно было остановить в деле совершенствования, я видела, что можно сделать лучше, потом еще лучше... Сейчас борюсь с этим. Мне с Сашей интересно: я придумываю что-то, он одобряет, подсказывает, такое вот взаимное творчество. Правда, с другими режиссерами проще: поконфликтуешь, потом придешь домой, прижмешься к плечу мужа, и все хорошо. А если во время съемок с Сашей поконфликтуешь, это тянется и дальше. На площадке за него переживаю, вижу, как ему непросто, тогда и мне тяжело.
— Много зависит от партнера в фильме, на сцене? Вы часто работаете вместе с актером Павлом Харланчуком...
— Да, я человек, зависимый от партнера. Это, наверное, не очень хорошо. Паша — один из моих любимых партнеров, мы хорошо сработались. Он также говорит, что со мной легко. С ним не нужно дополнительно договариваться, что мы будем делать на сцене. Даже стараемся не разговаривать до спектакля, чтобы впервые встретиться там. И начинается своеобразное взаимодействие: я что-то меняю в своей роли, и он тоже. И в этом нет напряжения. Это счастье иметь такого партнера. Их много, та же Лариса Маршалова в роли мадемуазель Куку в «Безымянной звезде». Мне очень комфортно с ней играть. Когда смотрим друг другу в глаза, мы понимаем, о чем говорим зрителю. Но для этого нужно что-то, что вас объединяет, какой-то общий секрет, переживание. Есть актеры, у которых я учусь чему-то. Вот посмотрела фильм «Любит — не любит» со Светланой Ходченковой. Восхищаюсь большой степенью ее внутренней свободы. Мне этого иногда не хватает.
— В вашей фильмографии около сотни фильмов, а также десятки ролей в театре. Считайте карьеру удачной?
— Мне грех жаловаться. Я в последнее время востребованная актриса. Меня узнают, часто подходят на улице, я слышу в свой адрес добрые слова. Но, как говорят, успокоить актера может только абсолютный успех. Конечно, его у меня нет. Возможно, надо куда-то поехать, иметь удачную карьеру там, — тогда тебя признают дома. Но в жизни же все относительно: можно ничего не иметь и быть полностью счастливым. А можно иметь много и быть недовольным. Я счастлива тем, что наконец нашла то состояние, когда можно просто жить и чувствовать от этого наслаждение. Я не могла его понять долгие годы. Наверное, ощущение того, что я могу жить и без достижений, и есть мое самое большое достижение на сегодня.
— Видно, что вы много работаете над собой...
— Не без этого. Когда-то я стремилась совершенствовать себя, достигать каких-то идеалов, ломать себя. Сейчас я знакомлюсь с собой, мне очень нравится моя теневая сторона, нравится быть разной, живой. Не только хорошей девочкой, а где-то и плохой. И, как ни странно, когда я познакомилась со своей Тенью, мне стали предлагать роли отрицательных персонажей — много. И у меня начало получаться их создавать. Это намного интереснее, чем быть идеальной.
— В кино вы создали и немало образов женщин с трагической судьбой...
— Столько, что сейчас организм просто отталкивает это, не хочется их делать. Но режиссеры видят, что у меня это есть — трагизм в глазах. И используют. Мне надоело плакать. Сейчас стремлюсь к юмору, ищу, как повернуть по-другому, чтобы не плакать. Вот «Фламинго», казалось бы, комедия комедией, но все равно говорят, что героиню жалко. Интересно играть такую смесь.
— Несмотря на это, в недавней картине Вячеслава Никифорова «Тум-Паби-Дум» вы снова сыграли женщину с драматической судьбой, которая потеряла ребенка...
— Когда почитала сценарий и поняла, чего от меня хочет режиссер, почувствовала, что придется покинуть свою зону комфорта, забыть ощущение счастья, которое, между прочим, я достигала большим трудом. На пробах поняла, что не хочу втягиваться, но почувствовала, что уже втянулась. Было очень непросто жить несколько месяцев в этом состоянии, и оно не отпускало меня еще длительное время после съемок. Я даже на отдых съездила и там не смогла расслабиться. Но не жалею, что сыграла такую роль. В какой-то степени это меня вернуло в профессию. Чем больше начинаешь ощущать счастье, тем меньше хочешь заниматься актерством: не хочется воплощать чужие несчастья. Чувствуешь, что тебе так хорошо, что скоро ты уже и не актриса. А потом что-то случается — и ты снова в профессии.
Елена КРАВЕЦ
В Беларуси за последние 10-12 лет как общая, так и первичная детская заболеваемость остаются примерно на одном уровне.
Дело непростое, но благодарное.
Все, что важно знать перед сезоном вирусных инфекций, рассказали специалисты.