Желание позвонить ей у меня сейчас появляется лишь однажды в год — в конце января, в День ее ангела. Хочется набрать давно забытый (но где-то обязательно записанный!) номер, непринужденно, словно разговаривали только вчера, сказать: «Привет, именинница!» Услышать в ответ что-то шутливое и говорить, говорить, как в детстве, обо всем — что видела, что слышала, что прочитала, что чувствуешь...
Мы когда-то могли говорить с ней вот так часами, не замечая, что уже ночь, что мать уже давно погасила в нашей комнате свет и строго приказала спать. Мы тогда просто переходили на таинственный шепот, и от этого было еще более красиво, и спать совсем не хотелось... А когда просыпались — в окно спальни уже било лучами солнце, приглашая на улицу, где ждало столько приключений и впечатлений. Быстренько позавтракав, мы мчались туда, делали какую-то нетяжелую работу во дворе: пололи несколько грядок, рвали свиньям блестящую от расы мокрицу на границе, относили пойло теленку на выгон, собирали по гнездах куриные яйца. Потом садились на велосипед (он у нас был один на двоих) — она за рулем, я на багажнике, и мчались за деревню, навстречу солнцу и ветру, дурными голосами горланя очень модное тогда «Две звезды, две светлых повести...»
Мы были неразлучны — «бужто спряженные», говорила о нас бабушка, — все летние каникулы, вплоть до десятого класса. Детство и зеленую юности, первые постигание самых важных в жизни вещей — когда осознаешь и начинаешь чувствовать и знать, что такое любовь, подлость, совесть, предательство, что можно, а чего нельзя — мы пережили вместе, в те счастливые наши лета.
Мечтали: скоро я приеду в Минск учиться, и мы будем видеться намного чаще, ходить гулять, делиться проблемами и тайнами, помогать друг другу, поддерживать, если в том будет необходимость. Мы верили, что так будет всю жизнь, иначе просто и быть не могло.
Я об этом очень часто думаю, но так и не могу вспомнить той точки, того момента или случая, когда все начало ломаться. Нет, это случилось не тогда, когда она вдруг, закончив восьмой класс, не захотела учиться дальше и пошла в училище осваивать очень перспективную специальность сборщицы микроэлектроники — мы по-прежнему дружили, а когда я поступала в университет, она, отпросившись с «Интеграла» , где проходила практику, ждала меня во дворике БГУ после каждого экзамена. И не тогда, когда она в девятнадцать выскочила замуж за парня на пять лет старше, влюбленного в нее без памяти. Я была свидетелем у них на свадьбе и очень любила приезжать к ним в гости: в их квартире всегда было шумно и весело, собиралась веселая компания, были шутки, музыка, вино. Может, все началось с тех самых компаний? Но в начале вседозволенных девяностых большинство тех, кому было двадцать—двадцать пять, жили именно так — наотмашь, нараспашку, и это не мешало учиться, работать, закладывать фундамент на взрослую серьезную жизнь...
А она не смогла. Или не захотела. И вряд ли причина в муже, который стал надолго оставлять ее одну: устроился на «шабашку» в Москве, так как с работой тогда было тяжело вообще, а с работой денежной, которая позволила бы покупать молодой любимой жене все, что она хочет, — тем более. Она особо и не скучала — компании по-прежнему собирались в их гостеприимном доме.
Правда, кроме этих уже ежевечерних посиделок, остальное ее интересовало чрезвычайно мало. Работу она бросила — муж был не против: мол, если хочешь — сиди дома, я деньги зарабатываю сам. Когда я вспоминала о ее былых планах поступить в политехнический институт, только махала рукой: зачем? Детей у них не получалось, муж купил ей дорогущего породистого кота, чтобы не скучала, пока его нет. Не помогло — мужу очень скоро в одной из веселых компаний нашлась замена. От того, второго, быстро родилась долгожданная дочь (она очень хотела детей). Нам еще было о чем говорить, я помню, каким счастьем светились ее глаза, когда приезжала ее навестить.
Может, все пошло наперекосяк, потому что новый муж уже тогда был если не алкоголиком, то запойным пьяницей? А она, уже тоже привыкшая к застольям, не отказывалась, не чувствуя, какую опасность несет для нее самой очередная распитая бутылка. Мы уже почти не встречались: в деревню она приезжать перестала, а в гости к ним ехать совсем не хотелось: застолья там были уже не похожи на легкую молодежную вечеринку — тяжелые, смутные, с мутными глазами, с густым смрадом сигаретного дыма и стойкого перегара. Дочери, такой любимой и ожидаемой, было года четыре, когда ее забрали на воспитание бабушка и тетя. От них девочка и в школу пошла. Родителей видела редко, но очень любила, очень хотела у них остаться. Только родители не очень этого хотели...
Ведь у них уже была своя жизнь, по их, загульно-пьяному сценарию — с постоянной сменой места работы, со скандалами и драками, с примирением за той же бутылкой. Однажды она пырнул супруга ножом, тот попал в больницу, и дело могло бы закончиться колонией. Но муж убедил следствие, что на нож с пьяных глаз напоролся сам.
А потом у нее случилась новая любовь. Она развелась, снова вышла замуж. Новый муж был тихий пьяница, но со своей неплохой жилплощадью и мастер на все руки. Поэтому проблемы заработать денег не было, ездили вместе летом по всей стране, работали на стройке.
Дочь тем временем выросла, выучилась, получила хорошую востребованную профессию, живет с бабушкой. С тем, как живет мать, вся родня уже смирилась: устроилась же все-таки, работу какую-то имеет, мужа, а что выпивает — тут уж ничего не поделаешь...
За последние полтора года она стала вдовой дважды. Сначала отец дочери полез в петлю. А через некоторое время скончался от инсульта, не дожив до сорока семи, ее последний, надежда и опора. Она осталась без работы и имеет все шансы остаться без жилья (коммуналку оплачивает дочь, но всегда ли так будет). От какой-либо помощи от родственников отказывается, все их попытки поговорить о том, чтобы полечиться, поменять образ жизни, разбиваются о стену неприятия. Она снова «в поиске». Чего ищет? Кажется, на этот вопрос не ответит даже она сама.
Сегодня у нее именины. Вечером я, наверное, все-таки соберусь и ей позвоню. Номер же обязательно где-то должен быть записан...
Елена ЛЕВКОВИЧ
Идентичность через наследство.
Василевские такие: на Земле и в космосе лихие!
Беларусь — в тройке лидеров по заболеваемости.
