Вы здесь

Про память, совесть и вопросы, на которые нужно найти ответ


То, что происходит сегодня возле Куропат, похоже на театр абсурда. Имею в виду прежде всего моральную сторону всего этого действа, которое, по сути, и является самым главным. И, если посмотреть на ситуацию (неважно, с какой стороны, но именно с этой позиции), все, что там сейчас творится, выглядит, мягко говоря, не очень привлекательно.


В пылу выяснения, у кого больше прав, все действующие лица, кажется, забыли, что Куропаты по сути своей — просто большое кладбище. Где лежат тысячи безвинно убитых людей. Каждый из которых заслужил если не отдельное захоронение с крестом над ним (теперь это просто физически сделать невозможно), то хотя бы минуту молчания. Дайте им, каждому, эту минуту — и тогда над Куропатами несколько месяцев должна звенеть мертвая тишина.

Вместо этого — имеем то, что имеем. И делается все, что там происходит, ради хайпа, ради денег, иногда кто-то влезает туда из-за непомерного любопытства или такой же собственной глупости и также получает в сети свою порцию славы... Спокойствие и память тысяч людей, лежащих на том страшном кладбище, по сути, мало кого волнует. А те, кого действительно волнует, — родственники убитых в Куропатах, — приглушенно, словно за действиями в театре абсурда, наблюдают за тем, что там делается. И знаете, какое желание возникает у тех, кому действительно болит? Если уж и пойти туда, то для того, чтобы крикнуть «Хватит!» и разогнать всех, не разбирая, кто «прав», кто «виноват». Уверена: если бы я так сделала, мой дед Валька, лежащий под куропатскими соснами, меня бы одобрил.

Снова о моральной стороне дела. Как раз когда конфликт у Куропат начал разгораться, я была в Германии. И немцы, которые услышали об этой ситуации, никак не могли понять, в чем суть проблемы. «Кафе возле кладбища? Абсолютно нормально. Может, люди приехали проведать умерших родственников откуда-то издалека и им негде остановиться, а тут есть место, где можно выпить кофе или воды, тихо посидеть, вспомнить своих покойников. У нас такое повсюду...»

На это пришлось промолчать, потому что стыдно было говорить о том, что у нас обязательно найдутся те, кто в подобное учреждение зайдет выпить не кофе или воды, и сидеть они тихо не будут, так как им будет весело. Найдутся и те, кто приедет отмечать сюда юбилей или другое торжественное событие — с музыкой, которая будет греметь из окон, с полупьяный шутками, с песнями и танцами. Кому-то будет просто все равно, кому-то наоборот — такой драйв: погудеть рядом с кладбищем, в пику тем, кто протестовал, ради того же хайпа и ощущения собственной особенности и крутизны...

Вот в чем наша главная проблема — в том, что такие люди обязательно найдутся, а не в наличии или отсутствии пункта общественного питания и не в точном расстоянии его пребывания от места массового захоронения.

Дело в нас самих — в том, что делается в наших головах и наших душах. Что-то очень важное нарушилось там у нескольких последних поколений. Ведь, немного перефразируя классика, никто еще не пил, не ел, не спал и не целовался на кладбище или поблизости. И не выкрикивал лозунги, не топал возмущенно, не наезжал на людей машиной (это если ближе к современности). Не строил трактир, не садил огород.

По крайней мере, так должно быть по законам божьим и человеческим, так было испокон веков. Что-то у нас действительно сломалось, какой-то важный винтик открутился, когда допускаем, чтобы было иначе, если сами делаем иначе. И речь здесь уже не об одних Куропатах. В Дзержинске, например, буквально в нескольких шагах от могилы, в которой захоронено более 1600 расстрелянных в 1941-м узников гетто, годами горожане выращивали капусту и огурцы. (Слава богу, сейчас одумались: огородов уже нет, а на месте скромного памятника предполагается сделать новый мемориал.) И подобных примеров можно по стране найти немало. Причем именно связанных с историей ХХ века, который — бешеный, кровавый, неоднозначный — с нами вот это «мертвым не больно» и сделало.

Во время командировок по Беларуси пришлось видеть и другие примеры. Брилевское поле у ​​деревни Студенки под Борисовом. Самая, пожалуй, большая братская могила времен войны 1812 года. Во время известного разгрома там наполеоновской армии убитых в Березине было столько, что весной река, перегороженная такой жуткой плотиной, изменила свое русло... Так вот, на этом поле, довольно большом, издревле растет только трава — говорят, что там никто никогда не пахал и не сеял...

Или урочище на окраине Рогачева. Там в 1864-м расстреляли участников восстания под руководством Кастуся Калиновского (среди расстрелянных был и предок Владимира Короткевича, сама эта история стала сюжетом его рассказа «Паром на бурной реке»). Местные краеведы рассказывают, что расстрелянных похоронили там же, а чтобы люди не знали, где именно, по тому месту весь день заставили маршировать солдат... Прошло уже более ста пятидесяти лет, но люди о той могиле знают. И там по-прежнему пустырь — нельзя тревожить тех, кто там лежит.

Может, там оно так происходит, что тянется аж с позапрошлого века — тогда люди были умнее, более почитали память умерших, видели в этом связь с Вселенной, укрепляли тем самым свои корни на земле? Давайте тогда учиться у них, далеких уже предшественников, это, говорят, никогда не поздно.

Мертвым, наверное, действительно не болит. Болит ли, будет ли когда-нибудь болеть нам — вот в чем главный вопрос. И ради самих себя мы должны найти на него ответ.

Елена ЛЕВКОВИЧ

Выбор редакции