Владимир Прокопцов: «Моя квартира — филиал художественного музея»

Бокалом шампанского, кружкой горячего шоколада и авторской выставкой Владимир Прокопцов встретил свое 65-летие. Художник, искусствовед, директор Национального художественного музея, который расширяет границы своего учреждения, придерживается высокого вкуса в выставочной деятельности и делает музей популярным среди посетителей. Юбилей одного из самых знаковых белорусских музейщиков отмечался 8 августа. В этот же день в художественном была открыта авторская выставка «Мая Беларусь», на которой можно увидеть работы, которые до сих пор не выставлялись. Накануне мы пришли в вотчину Владимира Прокопцова, застали его в предъюбилейной суете и задали несколько вопросов.

— В нашей художественной среде люди, связанные с Витебском, всегда как-то выделяются. Вы учились в этом городе, повлиял ли он на вас?

— Да, конечно, своей художественной атмосферой. Витебские улицы, может быть, не такие широкие, как проспекты Минска, но там всегда ощущалась особая аура, связанная с 1920-ми, Шагалом, Малевичем. На нашем факультете каждый хотел стать знаменитым, как Марк Шагал. Кстати, я подавал документы в театрально-художественный институт в Минске, в те годы конкурс на все его специальности был по десять и больше человек. Но поскольку у меня в деревне негде было совершенствоваться, а у минчан были даже свои студии, мне сказали, что сначала надо пройти подготовительные курсы. Я не жалею, что не попал в Минск, потому что в Витебске, на художественно-графическом факультете, нас готовили в более широком направлении. На живопись, может быть, времени было недостаточно, хотя мы сами оставались писать вечерами, но мы получили больше профессиональных навыков. Я и сейчас сам тонирую рамы и знаю, какая подойдет больше. Здесь была подготовка к жизни, множество самых разных дисциплин, мы получили ценную закалку — жили бедно, но все могли делать своими руками. Мне даже кажется, что наши выпускники в художественном плане более активные, потому что у города большие традиции и наши учителя научили нас быть разносторонними.

— Если вы занимаете должность директора Национального музея, ваш бэкграунд, вкус и взгляд на искусство неизбежно сказываются на приоритетах учреждения в целом...

— Мне легко работать, потому что я имею три ипостаси. Благодаря художественному образованию могу на равных разговаривать с любым художником. К тому же я окончил Институт искусствоведения в Академии наук и защитил диссертацию в Москве — в результате и практически, и теоретически подкован. Я получил хорошую школу как администратор — в ЦК комсомола был заведующим отделом культуры, шесть с половиной лет работал в аппарате Совета Министров, где научился не просто готовить правительственные документы, а смотреть на все глобально.

Когда министр культуры Александр Сосновский предлагал мне стать директором музея — мне тогда было 44 года — я три раза отказывался. Боялся, что не справлюсь, ведь до тех пор никогда не работал в музее, даже районном. А потом все-таки пошел, когда в музее появились самовыдвиженцы и мне позвонили сами сотрудники. В результате я могу с каждым художником поддержать разговор и владею административным ресурсом. Не каждый член Союза художников может у нас выставиться, здесь не проходит попса и некоторые даже «коронованные» персоны. Дважды на предложение сделать выставку Никаса Сафронова, я сказал «нет, ее не будет». У авторов самый разный уровень, и я могу его доказать. Как член коллегии я снял с повестки дня двух кандидатов на звание народного художника: в своем категорическом выступлении аргументировал, почему их уровень не соответствует необходимому. Поэтому здесь мне легко работать, но я не мог бы стать ректором Академии музыки, потому что не знаю нотной грамоты. Меня вообще удивляет, как некоторые люди берутся управлять чем угодно.

— Расскажите, на что музей ориентируется в пополнении фондов и его выставочной деятельности? 

— Он занял свою нишу. Мы не всеядны, не бросаемся на попсу и, скажем, актуальное искусство, так как для них есть соответствующие пространства. При этом мы занимаемся не только академическими реалистичными произведениями: в качестве эксперимента организуем «формальные» выставки, но с высоким вкусом и больших художников. Наш музей четко придерживается своего направления, я провожу эту политику. Некоторые авторы никогда не смогут у нас выставиться. Сюда должны попадать самые-самые. Скоро, например, будет выставка к столетию Израиля Басова, не академиста, не реалиста, но большого художника. С нового года мы поменяем принципы выставочной деятельности — будет минимум персональных экспозиций, если только знаковых, проверенных временем авторов, как Израиль Басов или Виталий Цвирко, а все остальное будет подчиняться определенным темам. Уникальным станет посвящение хлебу, причем не просто пейзажами, где растет рожь, но и работами, которые отсылают к хлебу в более широком, философском смысле. Сейчас с большим успехом проходит выставка белорусских и польских художников на очень красивую тему коня. Мы могли бы сделать экспозицию полностью из наших фондов (многие работы никогда не выставлялись), но решили сыграть на контрасте с польскими художниками. У некоторых же психология не предусматривает почитание своего, а если кто-то из-за речки приехал — тогда да. Вот мы и показываем выдающиеся работы и польских авторов, и наших.

— Как с такой ориентацией на, скажем, академизм сделать музей более популярным? 

— Точно не опускаться до попсы, но все делать креативно. Мы уже не работаем как раньше — повесили картины, сели и ждем, кто придет. Сегодня мы задействуем рекламу, организуем интересные мероприятия, как, например, «Вераснёвая ноч» с выставками и презентацией шоколада, которая будет посвящена Дню города. Народ снова потянулся на лекции: последние две недели много людей приходило послушать про Айвазовского. В почете программа для семей (собирается семейный, так сказать, клан, в котором три-четыре поколения), около семнадцати педагогических программ. Мы не сидим на месте и у нас есть что предложить для каждой категории — для дошкольников, школьников, студентов, взрослых, пожилых людей. Сегодня на повестке дня создание безбарьерной среды, чтобы к нам могли прийти глухонемые и люди со слабым зрением, готовится оборудование для людей с ограниченными возможностями в передвижении. В результате как бы ни развивались технологии, музей все еще востребован. Кто-то говорил, что телевидение уничтожит театр, все будут жарить картошку с салом и сидеть на диване перед телевизором. Но театр оперы и балета, Купаловский и другие театры переполнены. В нормальных семьях родители хотят, чтобы их наследники развивались гармонично, для этого мы должны предлагать соответствующие услуги. Мы даже организуем фотосессии для молодоженов. Если они хотят сделать фотографию на фоне картин — почему нет, это же красиво. Главное, чтобы культурные институции не плелись за толпой, пусть это звучит и грубо. Надо толпу перетягивать на свою сторону, а для этого — идти впереди. Для чего в 1957 году, когда люди еще жили, условно, в бараках, отстраивался музей? Для чего мы за большие деньги приобретаем картины? У музея очень ответственная миссия — идеологическая. 

— Что происходит между обывателем и художественной сферой? В одном из интервью вы сказали, что «наш народ пока не подготовлен к тому, чтобы ходить в музеи, как в Европе».

— Ну как не подготовлен — подготовлен, но все зависит от семейного благополучия. Мы в центре Европы, но у нас нет устоявшейся традиции ходить на выставки. Как и нет, например, традиции по вечерам встречаться со знакомыми за чашкой кофе, хотя молодежь ее перенимает. В Европе это веками развивалось, а мы привыкли вместо вина в кафе жарить дома картошку. Это может быть связано с бюджетом или с тем, что в свободное время люди решают свои проблемы. Тем не менее — кстати, сейчас наш музей работает без выходных — посмотрите, сколько у нас людей в субботу и воскресенье. Может быть, все развивается не так быстро, как хотелось бы, но механизм запущен.

— Задам «юбилейный» вопрос. Видно, что искусство вас увлекает. Не жалеете ли вы, что не посвятили свою жизнь живописи — работе в мастерской с утра до вечера?

— Если бы я поступил в театрально-художественный институт, может, и был бы чисто художником. Но я пришел в музей и с тех пор постоянно в процессе стройки. Я сделал пристройку, которая восемь лет никак не использовалась, параллельно занимался реконструкцией Мирского замка, нашего филиала. Пятнадцать лет я этому посвятил, надо было бегать платить процентовки в казначейство, это не так и просто. Каждый вторник за сто километров ездили на планерку. Сделал — у музея Мирский замок забрали. Сейчас мы занимаемся музейным кварталом, нужно что-то еще взять по соседству, потому что если ты не возьмешь — никто не возьмет. Конечно, на живопись мне физически не хватает времени. Это моя биография: если не я, то кто? Я не могу быть кротким и сидеть как мышь под веником, каждый год у меня со всеми министрами «деловые отношения». Поэтому не получается писать столько, сколько другие. Вот мой коллега из Армении: пошел утром в мастерскую, пописал, пришел в музей, подписал финансовые документы, вернулся в мастерскую. А у меня стройка, совещания и прочее. Зато живопись дает возможность переключаться и позволяет держать форму. 

— Много ли у вас дома картин?

— Да у меня картин — море! Около пятидесяти я даже передал Добрушскому музею. Квартира уже ломится от работ наших художников, есть китайские. Некуда весить, жена даже на даче все место заняла. Моя квартира — филиал Национального художественного музея.

— Зная про все ваши регалии, хочу спросить, какое свое достижение вы считаете самым важным.

— Я вижу плоды своей работы, когда открывается выставка. Видно, что для музея я попросил у Президента здание на Карла Маркса, которое планировалось под гостиницу. Развивается музейный квартал. В 2001 году я листал маленький путеводитель, в конце которого было написано, что Национальный художественный музей располагается в пяти залах. Я сказал, мол, будем делать музейный квартал, а мои сотрудники сочли меня сумасшедшим. Сегодня в тех пяти залах только русское искусство. Думаю, мои предшественники — Николай Михолап, Елена Аладова и Юрий Карачун — были бы довольны моей работой. Какой-то след я оставлю и в первую очередь как директор Национального художественного музея.

Беседовала Ирена КОТЕЛОВИЧ