В столице нередко можно встретить в подземных переходах или возле супермаркетов людей, стоящих с табличками «Помогите, умирает сын», «Пожертвуйте на лечение ребенка» или «Собираю деньги на операцию маме». Если честно, каждый раз, когда проходишь мимо, — сердце кровью обливается. И с этим ничего не можешь сделать, хотя какой-то частью здравого смысла понимаешь, что зачастую как-то слишком уж давят на жалость написанные фразы. Многие прохожие нагибаются, кладут деньги... И идут по своим делам дальше с ощущением выполненного долга.
«Я прочитала в интернете, что моему мальчику нужна помпа...»
Вообще, психологи говорят, что, встретив человека с протянутой рукой, нищего или бомжа, мы подсознательно проецируем его жизненную ситуацию на себя. Любой нормальный человек боится оказаться на дне общества — и мы подаем милостыню, на уровне подсознания как бы откупляясь от подобной судьбы. Хотя, конечно, здесь присутствует еще и жалость к этим людям, и стремление хоть как-то помочь им. Но, согласитесь, если мы подаем деньги, нам важно знать, что они будут использованы по назначению.
Однажды наша читательница Елена Куликова из Минска решила не просто положить денежную купюру в протянутую руку, а действительно помочь.
— Я столкнулась с таким случаем: на один проектный институт пришло слезное письмо из Гомеля, где женщина просила оказать ей помощь в приобретении для ребенка инсулиновой помпы, — рассказывает Елена. — Она просила шесть тысяч евро и чтобы потом ей давали ежемесячно 200 евро на приобретение расходников. Этот институт находился на тот момент в сложной финансовой ситуации, у сотрудников были совсем небольшие зарплаты. Тем не менее, когда пришло это письмо, по институту прошел клич: надо собрать деньги! В письме был указан телефон. И я позвонила по нему, чтобы уточнить некоторые детали и предложить помощь нашего общественного объединения.
Подняла трубку женщина. Она рассказала, что ее мальчик ходит в гимназию, хорошо учится, занимается спортом, то есть ведет активный образ жизни. В ходе разговора выяснилось, что у него первая группа инвалидности. «Но, — добавляет Елена, — здесь важно избежать путаницы: для детей по-другому рассчитывают инвалидность, там считается степень утраты здоровья. Так вот первая степень утраты здоровья — это самый простой случай, в отличие от первой группы инвалидности для взрослых, которая считается самой тяжелой. И если у ребенка есть даже какая-то минимальная патология, то первую степень утраты здоровья несложно получить. Но в большинстве случаев после 18 лет таких детей признают здоровыми».
Но самое интересное, по словам Елены Куликовой, было дальше. Как оказалось, никакой доктор инсулиновые помпы для этого ребенка не прописывал, мама просто прочитала в Интернете, что есть такая помпа и что это хороший вариант для ребенка с диабетом. Потом выяснилось, что эта мама прислала письмо с просьбой о помощи не только в этот институт, а еще в ряд организаций. Причем она не мать-одиночка, в семье есть отец. На вопрос, почему бы в таком случае не попробовать самим собирать деньги на помпу, которую никто не прописывал, мама ответила: что вы, мы сейчас собираем деньги на новую мебель...
«И что в этой ситуации должен делать проектный институт, сотрудники которого на тот момент получали мизерные зарплаты, потому что не было заказов? — задается вопросом Елена. — Почему люди должны отрывать от своей семьи деньги, чтобы помочь этой маме собрать на какую-то мифическую помпу?»
На бутылку водки?
После этого Елена Куликова стала обращать внимание на людей, которые с жалостливыми плакатами стоят возле магазинов.
— Одна женщина собирала деньги для своего дяди, — рассказывает наша собеседница. — Я подошла, прочитала ее плакатик. Там была указана фамилия дяди — назовем его, допустим, Иваном Ивановичем — и написано, что требуется срочная операция в Литве стоимостью около 40 тысяч евро. Я спрашиваю: а что такое с вашим дядей? Оказалось, ему нужно заменить сердечный клапан. А почему в Литве? Ответ: не знаю, он сказал, что нужно там. В ходе расспросов выяснилось, что у дяди даже инвалидности нет, он живет где-то на Полесье, один. Как такой больной дядя может жить один?
После последнего вопроса женщина быстренько собрала свои вещи и бросилась прочь, рассказывает Елена. И я поняла, что нет никакого дяди и никакой болезни. А люди «ведутся», даже пока мы с ней разговаривали, подошел какой-то мужчина с мальчиком лет пяти, дал мальчику купюру и тот положил деньги. А мне уже было понятно, что они пойдут Ивану Ивановичу на бутылку водки, а с этого папы с мальчиком и с других чувствительных людей «несчастные» только посмеются...
Еще об одном случае рассказала моя знакомая: как-то она стояла на станции метро и рядом с ней стоял мужчина, приличного вида, с какой-то папкой в руке, и, судя по всему, о чем-то серьезно размышлял... «Подъехал поезд, он заходит рядом со мной в вагон — и тут же меняется просто на глазах, — с удивлением рассказывала знакомая. — закатывает глаза, словно он слепой от рождения, идет по вагону и хорошо поставленным голосом ведет слезную речь о ребенке, который умирает. Люди не скупились: доставали деньги и подавали ему. Он смог чуть ли не выбить слезу у доброй половины вагона! На следующей остановке мы вместе вышли. Человек снова поменялся в лице и стал похож на самого обычного гражданина, видом — словно менеджера средней руки, и глаза вернулись на место...»
Кстати, Елена Куликова сама 24 года проработала с инвалидами и знает, как выглядит удостоверение инвалида и когда, как и плчему люди получают его. «И если человеку действительно нужны деньги на лечение, то он сможет точно и адекватно рассказать о заболевании, — уверена она. — А люди, стоящие со слезящимися плакатами, часто не знают нюансов болезни, на которую ссылаются, путаются в деталях, держат перед собой удостоверение инвалида, а сами не разбираются даже в группах инвалидности...»
— Как-то я даже зашла в милицию (отделение находится на пути домой) и поинтересовалась, почему они допускают все это попрошайничество, понятно же, что это «развод» чистой воды, — делится наша собеседница. — Дежурный мне ответил: мы все понимаем, но не имеем права что-то с ними сделать, потому что они не хватают вас за руки. Вот если бы хватали за подол пальто и просили деньги, тогда можно было бы их задержать. А так — это ваше право: хотите, бросайте деньги, хотите — нет.
Как относиться к таким людям?
Таких нищих в последнее время развелось немало. Но мы сейчас намеренно не рассматриваем случаи, когда нищенствуют цыганские дети или на улице подходит человек со словами «обокрали, не могу поехать домой, помогите купить билет». Не рассматриваем нищих и алкоголиков, которые сидят около метро и собирают на выпивку. Это более-менее понятные случаи, и мы отворачиваемся или стараемся скорее «откупиться» от этих людей. Хотя, например, Ницше считал, что человек — и подающий, и не подающий милостыню — в любом случае будет считать себя немного виноватым: подашь, значит, в материальном смысле ты живешь лучше, в чем и виноват перед этим человеком, не подашь — значит, пожалел несколько копеек и оставил в беде, тоже плохо.
В этой статье мы коснулись лишь случаев, когда нищие используют «тяжелую артиллерию» — фразы, которые бьют наотмашь, мимо которых не получается пройти равнодушно, потому что они о самом дорогом: здоровье детей, жизни и смерти, наших глубинных страхах...
Эти люди «давят» на наше сожаление и добиваются своей цели, так как многие из нас, например, с инвалидностью не сталкивались и не разбираются в этом. Но те, которым действительно нужны деньги на лечение, не будут стоять на улице с плакатиком. Они будут искать какие-то другие способы. Ведь, стоя на улице с протянутой рукой, вряд ли можно собрать на операцию, даже если человек и не обманывает и просит милостыню именно с этой целью.
Поэтому, может, лучшей помощью будет, если неравнодушный прохожий подскажет, что есть и другие способы просить. Например, хотя бы обратиться в средства массовой информации, где можно разместить номер расчетного счета для перечисления денежных средств. Но при этом нужно, конечно, предоставить документы, свидетельствующие о том, что это не афера. Для этих же целей существуют и благотворительные фонды...
Так что хотите помочь больному ребенку — перечислите деньги на счет в банке, который без соответствующих медицинских документов просто не откроют. Делать добро лучше правильно — так, чтобы помощь доходила до тех, кто действительно в ней нуждается.
А что говорит милиция?
В российской прессе можно встретить публикации о том, что в крупных российских городах попрошайничество стало криминальным бизнесом, в котором крутятся большие деньги. Белорусские правоохранители утверждают, что в нашей стране речь об организованной преступности в этой сфере не идет.
— Таких данных у нас нет, хотя единичный случай преступной группировки недавно был обнаружен в Могилеве, — заявил «Звязде» начальник управления профилактики главного управления охраны правопорядка и профилактики МВД Беларуси Олег Каразей. (Имеется в виду случай с 25-летним уроженцем Речицкого района, который жил за счет того, что заставлял людей попрошайничать для него, — об этом наша газета писала 29 августа этого года. — Прим. Авт.).
Но в целом каждый из тех, кто просит милостыню, действует в основном в одиночку, считает Олег Каразей.
— О людях, занимающихся попрошайничеством, можно сказать, что они находятся в трудной жизненной ситуации и просят помочь, — говорит начальник управления профилактики МВД. — С точки зрения закона за это ответственности не предусмотрено. Другое дело, когда речь идет о назойливом приставании, тогда эти действия можно квалифицировать по статье 17.1 как мелкое хулиганство. Они влекут наложение штрафа в размере от 2 до 30 базовых величин или административный арест до 15 суток.
В ряде случаев люди злоупотребляют добротой прохожих и обманывают их. Тогда их действия можно квалифицировать как мошенничество, это статья 209 (завладение имуществом или приобретение права на имущество путем обмана или злоупотребления доверием). Такие действия влекут наказание от штрафа до исправительных работ или лишения свободы в зависимости от обстоятельств. (И кстати, в настоящее время следственное управление УСК по Витебской области расследует уголовное дело о мошенничестве: обвиняемая, жительница Минской области, придумывала истории о смерти родственников, пытаясь разжалобить людей, которые отдавали потом ей деньги, а она тратила их на спиртное и продукты. — Прим. авт.).
Мы в ряде случаев получаем жалобы от граждан на людей, занимающихся попрошайничеством в метро, переходах, но здесь нужно рассматривать каждую ситуацию отдельно.
Я считаю, что необходимо сообщать нам о ситуации, когда люди для получения милостыни используют малолетних детей, в том числе грудных. Если гражданин заявляет, что у него настолько бедственное положение, что нечем кормить ребенка, значит, необходимо ставить вопрос о рассмотрении ситуации в этой семье. Государство должно оказать ей помощь. Если семья в принципе не выполняет своих функций по воспитанию ребенка и заботе о нем, обеспечении ему минимально необходимых условий, надо ставить вопрос об изъятии ребенка из такой семьи. Такие жалобы к нам поступают, и мы реагируем на них, принимаем меры по защите детей — вплоть до лишения родительских прав, если будет подтверждено, что не обеспечиваются минимальные потребности ребенка.
Но в основном это просто случаи, когда отдельные люди нашли такой способ получать средства для проживания. Хотя есть же и другие способы. Если у человека действительно сложное положение, помощь ему окажет государство. Речь может идти и о материальной помощи и помощи в восстановлении документов при необходимости — оформления пенсии, предоставления места в специальных центрах для лиц без определенного места жительства и др. Каждый гражданин, находящийся в трудной жизненной ситуации, имеет право на социальные услуги, и наше государство их оказывает.
Светлана БУСЬКО
«Мы не можем разочаровать своих учеников».
В Беларуси за последние 10-12 лет как общая, так и первичная детская заболеваемость остаются примерно на одном уровне.
Дело непростое, но благодарное.
