Вы здесь

«Тюрк нашего времени»


Мурат АУЭЗ — сын классика казахской литературы. Культуролог. Общественный деятель. Кандидат филологических наук. Востоковед (специальность — китайская филология). Знаток языков — казахского, русского, английского, китайского. В 1992—1995 годах — Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Казахстан в Китайской Народной Республике. С 2007 года — президент Фонда Мухтара Ауэзова. Работал генеральным директором Национальной библиотеки Республики Казахстан. Мурат Ауэз — сын Мухтара Ауэзова, классика казахской национальной литературы.


Фото: np.kz

Писатель, ученый, дипломат — добрый друг Беларуси — был гостем нашего писательского сообщества. В Минске — немало адресов, которые подчеркивают неравнодушное отношение белорусов к Казахстану, казахской литературе. Есть улица имени Мухтара Ауэзова. Одна из столичных школ названа в честь автора романов «Абай», «Путь Абая».

Это о нем, возмутителе спокойствия в разные времена, о человеке, который видел мир шире многих своих современников, написал Алексей Давыдов: «Мурат поэт, большой мастер, виртуоз слова. Его дневники отражают целую эпоху в истории Казахстана. Мурат глубокий аналитик художественного сознания, знаток души человеческой, честный, бесстрашный политик».

Открывая новую книгу Ауэза «Главпочтамт: Дневниковые записи 1978—1979 годов» (Алматы, «Жибек жолы», 2018), не просто попадаешь в минувшие десятилетия, а скорее — открываешь те причинно-следственные связи, что показывают портрет времени, выявляют характер народа, общества.

Виктор Бадиков — о дневниках, которые сегодня читаются как роман-документ: «Записи извлечены из дневника 1978—1979 годов. И если они публикуются в начале XXІ века, после распада СССР, значит, не просто фантомная, но живая этнокультурная боль не отпускает сердце автора. Чуть не сказал «героя»: записи сами собой складываются в дневниковую повесть «Тюрк нашего времени».

И почему — «Главпочтамт...»? «Вот удобное место для письма — Главпочтамт. Перу стремительно бежать по листу бумаги — здесь естественно. И слова должны являться особые: адресованные близкому человеку, с надеждой и верой в целебную силу свою».

Мурат Ауэз: «Люблю беседы — застольные, на прогулках, у вечерних костров экспедиций. Многие годы грелся у небольших, соразмерных своей судьбе, своим возможностям, огней диалогов с друзьями. И умел, умел с помощью устного слова одолеть соблазны суеты, упорядочить ворох надежд и сомнений, обрести устойчивость духа. Эту любовь к устному слову выразил однажды в апологии, с которой выступил на конференции молодых писателей стран Азии и Африки. Помню один из тезисов: в условиях, когда письменное слово, зажатое в тисках цензуры, перестает быть дееспособным, устное слово продолжает сражаться и вносит вклад в сотрясение основ и производных чуждого времени. Увлекся хвалой живому, неподцензурному слову настолько, что сам же и стал последователем собою сотворенной проповеди...»

По Мурату Ауэзу, «слово — жизнелюб. Слово — прагматик. Твердых гарантий относительно своей перспективы требует. Нет у меня гарантий».

Читая книгу-дневник, осознавая цену откровениям из советского времени, проникаешься особой любовью к автору. Смелость мысли рождает смелость слова. И все это в совокупности становится электрическим зарядом особой значимости, особой великой действенности. Мурат Ауэз не похож на диссидентов, формировавших протестное содержание. Философ, просто думающий человек, страстно любящий все живое и настоящее, стал писателем, властителем желаний современника развиваться в борьбе с самим собой, а значит — желаний правдиво оценивать окружающую действительность и вследствие этого находить правильное, надежное не только для себя, но и для общества место. Место, позицию в преобразовательных процессах. Он сделал слово тревожным напоминанием тем, «в ком вытравлено чувство исторического оптимизма», тем, «кто не в состоянии видеть национальную жизнь как процесс, чреватый неожиданными ресурсами самообеспечения».

Дневник — еще и показатель, свидетельство того, если хотите, доказательство того, как росла, формировалась личность самого Мурата Ауэза, тогда — Мурата Ауэзова. Ведь он не скрывает своих сомнений, своей «путешествующей» философии восточного дервиша. Своих тревог даже в отношении самого себя и, возможно, некоторой своей несостоятельности... «Я не мог быть другим. Все другие жизненные варианты привели бы к самоистреблению. Сгорбленная, свернутая в компромиссный узел духовность привела бы к катастрофе. Инстинкт самосохранения водил моей рукой, раздававшей без остатка все наличное, не дрогнув ни разу подписавшей множество бумаг, разлучивших с бременем материальных благ...» Но и в этом увлеченном, наполненном философией путешествии со словом — его, человека открытого и прямого, уверенность в правильном выборе. «Все это — мое, современного тюрка, достояние, наследство, право на которое узаконено моим жизненным путем. Обращаться с ним стану бережно, как рачительный владелец, и непосредственно, как истинный хозяин. Тюркское духовное наследие — это я в прошлом, а сегодняшний я — это тюркская духовность, прокладывающая и утверждающая свой путь в современности...»

Своей дневниковой книгой, своим «Главпочтамтом...» Мурат Ауэз напомнил о праве каждого из пишущих и открывающих мир художников на правду, на искренность. Современность — вот что должно волновать художника, артиста, писателя, скульптора, философа... Современность как ценностное мировосприятие вчерашнего, как осознание сегодняшнего и как раздумье о завтрашнем дне. «Главпочтамт» — дневник не только о казахах и Казахстане, дневник не только в поисках тюркского «я». Книга эта — дневник художественной и жизненной правды для всех. И каждый вправе дописать к нему свои страницы...

Кирилл ЛАДУТЬКО

Выбор редакции

Музыка

Светлана Агарвал: Музыка — это моя душа

Светлана Агарвал: Музыка — это моя душа

Певица воспевает колорит и многогранность белорусской и индийской культур.

Регионы

Брестчина отметила юбилей

Брестчина отметила юбилей

Подарки к празднику и славная история.

Общество

Как люди с инвалидностью меняют мир к лучшему

Как люди с инвалидностью меняют мир к лучшему

Интерес к жизни плюс вдохновение.