Вы здесь

Память сердца


Я как чувствовала эту беду, когда перед нынешним вечером встречи написала: «Пока на земле стоит твоя школа, до того времени ты чувствуешь себя учеником»... Все закончилось. Наша старая школа сгорела в ночь с воскресенья на понедельник. Вспыхнула свечой на высокой горе, отлетела с искрами к небу. Школы у нас — во всех моих земляков, что получали среднее образование от после войны до начала 90-х, сейчас нет. Мы — все поколения: и совсем уже старые, и молодые — стали в ту ноябрьскую ночь абсолютно и навсегда взрослыми.


Казалось бы, всего лишь старое здание. И плакать по нему неудобно — есть в жизни гораздо большие потери, не человек же близкий умер. Почему же тогда последние дни все телефонные разговоры с людьми, которых эта новость также лично касается — а это и родственники, и одноклассники, и соседи, — пронизаны невысказанной жалостью, почему так трудно вздыхаем в трубку, почему надолго замолкаем, как бы стараясь вспомнить что-то очень важное или подобрать нужные слова, а не получается?

Может, потому что каждому из нас часто снится детство — не нафантазированное, а то, которое на самом деле было, и подтверждением этой подлинности как раз и предстает всегда это деревянное здание на высокой горе возле костела, окрашенное то в строгий темно-зеленый, то в ветреный голубой цвет. Ты идешь или бежишь по его узким темноватым и всегда прохладным коридорам, заглядываешь в классы с окрашенными в серебристый цвет печками, чувствуешь, как пахнет в кабинете химии, а как — в библиотеке, замедляешь шаги около учительской, втайне с опаской заглядываешь в военный кабинет — там всегда учатся старшеклассники. Или зимой на перемене выбегаешь из школы на улицу и несешься с крутой обледеневшей размазанной горы — на ногах, на санях, на прихваченной с собой книжке в клеенчатой ​​обложке — вниз, к речке на бешеной скорости, и только северный ветер свистит в ушах и опекает щеки. Или просто задыхаешься во сне от терпкого аромата черемухи, которую, нарвав на той же горе целую охапку, тащишь в класс прямо через открытое окно...

Школа наша, если судить по современным стандартам, была для обучения приспособлена весьма условно. Она была построена до войны, еще «за польским временем» как дом для священника (костел совсем рядом). После войны костел перестал быть храмом (были в нем то зернохранилище, то спортзал, то клуб), а дом ксендза однажды и на десятилетия стал школой. Все удобства были на улице, мастерская и столовая — в отдельных зданиях. Отопление было печное, котельная с паровым появилась в 70-х. Места не хватало (сейчас даже сложно представить, что в сельской школе на одной параллели училось по несколько классов), занимались в две смены. Некоторые классы были проходные, географические и исторические карты хранились в шкафу в коридоре. Но именно в этой тесноте и было что-то теплое, уютное, семейное. И с этой обычной сельской школы выпускники поступали в вузы, причем в самые престижные — и в «нархоз», и в «иняз», и в БГУ (и на математику, и на физику, и на филологию), — без всяких репетиторов. Может, потому, что эта семейная атмосфера не позволяла никому халтурить — ни ученикам, ни учителям?

В 1990-м мы переселились в новое здание — с просторными классами, мастерской, спортивным залом и даже тиром в подвале. Последние полтора года доучивались уже там — в розовом кирпичном здании с белой окантовкой, которое стоит в низине на окраине деревни и издали глаз не привлекает, потому что особенно ниоткуда не видно. Старая школа в той постсоветской неразберихе несколько раз меняла хозяев, но оставалась нерушимо стоять на высокой горе, словно подмигивая издалека своими многочисленными окнами, — свидетель и соучастница всех твоих ученических побед и падений, всех твоих первых человеческих поступков — хороших и не очень...

Я с тех пор, как школа перестала быть школой, ни разу в нее не заходила, даже не пыталась попасть туда. Ведь понимала, что там уже все по-другому, а хотелось думать, что там — как было всегда. Что стоит только зайти на высокое крыльцо в тень старых кленов — и потянет прохладой из коридора около учительской, откуда на перемене слышны голоса и смех, и будет висеть на стене наша стенгазета, и будет приоткрыта дверь в библиотеке, и оттуда будет просачиваться таинственный аромат бумаги и типографской краски...

Пока стояли на земле эти старые стены — верилось: так оно и есть. Нужно только свернуть во двор, пройтись по старой аллее... Сейчас стен не осталось — те, кто видел, говорили, что сгорело почти все, несмотря на усилия пожарных. Местной власти придется весной думать, что делать на той горе, которую видно отовсюду, — не оставлять же на ней пепелище. Возможно, там появится новое современное здание, а может, посадят деревья ...

Но в воспоминаниях и в снах нескольких сотен людей — разных возрастов, судеб, профессий, разбросанных по всему бывшему Союзу — на том месте останется старая деревянная школа. Здания — они как люди: не уходят в небытие, пока живут те, у кого они в памяти и в сердце.

Елена ЛЕВКОВИЧ

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.