Вы здесь

В Молодежном театре премьера: разговариваем с режиссером Альгирдосом Латенасом


Много лет этот режиссер руководил Молодежным театром Литвы. Белорусский зритель мог видеть его спектакли на наших международных фестивалях, а многие помнят постановку «Макбет» в Купаловском. В новом сезоне заслуженный артист Литвы, лауреат Государственной премии СССР Альгирдас Латенас сотрудничает с Белорусским государственным молодежным театром, в котором представляет спектакль «Дорогая Памела» по пьесе Джона Патрика. Премьера стала поводом, чтобы поговорить о возможностях театра в сегодняшнем мире.


Вы выбирали пьесу для постановки из расчета на труппу, или хотелось рассказать историю необычной героини небанальными средствами, как это делают в литовском театре?

— Я первый раз работал с этим коллективом, и хотелось представить спектакль, рассчитанный на разные поколения зрителей. Я старался, чтобы это не была чисто психологическая или бытовая постановка, а все же с некоторой метафоричностью. Я люблю, когда насыщенность каких-то сцен позволяет сделать изображение, как будто застывшее на стекле: воду и воздух мороз вдруг соединяет в причудливый узор, который исчезает под утро, растворяясь в лучах солнца. Сколько я ни видел спектаклей по этой пьесе, как правило, они уходили в пошловатую комедию. А мне кажется, что в этой истории очень много Чехова: серьезность мыслей, которые в ней звучат, не мешает ироничному взгляд на происходящее. Мне нравится даже в шекспировских трагедиях изыскивать, где может быть смешно. А здесь все, как в жизни, рядом: вот человек врет, а вот он уже хороший и даже в чем-то раскаивается. Здесь есть о чем говорить. Но есть еще и сама Памела — будто какой-то шаман, жизнь которого направлена ​​на людей. Потеряла все — мужа, ребенка, дом. Но обращается с посланиями к лучшему другу, который стоит над всеми нами: «Ты говорил, что самое трудное — верить в людей и помогать им. Я стараюсь делать то, чему ты учил». Она здесь как посол лучшего мира. Но сложность в том, чтобы не показывать ее слишком возвышенно, потому что она реальна и нереальна в то же время. Есть какой-то дуализм в этом образе.

 Было ли понимание со стороны наших актеров в процессе работы?

— Мне кажется, актеры в любой стране не хотят застыть на бытовом реалистичным театре, все хотят новых форм. Работа с артистами зависит больше от того, способен ли режиссер договориться с ними. Не всегда получается лучше, если работаешь с теми, кто тебя знает больше. Иногда актеры, зная твою стилистику или методы, в неком предчувствуии, ждут прошлых находок, а ты в этот момент ищешь что-то новое. Хочется всегда идти вместе — и в незнание, и до находок. Очень часто актеры хотят, чтобы им сказали, что они должны делать. Нет, лучше вместе стать на пьедестал или вместе погибнуть.

— В этом спектали, наверное, важна мысль, которую хочется транслировать. Ведь сама пьеса можно и рассмешить, и пробить слезу.

— Должно быть и то, и другое. Мне сейчас очень импонирует стендаповская направленность. Не значит, что в театре нужно делать так, как они. Но у нас также задача в том, чтобы захватить зал своей энергетикой. А если хороший стендап, то в нем и легкость, и глубина, и за душу он берет, и думаешь, как хорошо сделано. В нем все соединяется — и черное, и белое. И через это нарастает напряжение: как будто приближаешься к ядру, которое вот-вот взорвется. А когда оно взрывается, вдруг появляется Вселенная. Мне кажется, театру к этому надо идти. Я сейчас много экспериментировал в этом направлении со студентами Академии Театра и музыки Литвы — чтобы и движение, и все формы искусств сошлись. Поэтому и курс я собирал соответствующий: все должны были играть, петь, а еще и какими-то инструментами владеть. Много работали над движениями от классического до современного танца, от пантомимы до акробатики. Я очень благодарен своему курсу, который в этом году выпустился, что они выдержали такую ​​нагрузку. Но мне было невероятно интересно с ними работать. Их всех взял каунасский театр.

— У литовского театра есть свои традиции, свое лицо. Есть имена, которые его сделали ...

— В свое время это была аномалия: что в маленькой пространства вдруг появилось много интересных личностей в театре. Почему так случилось, сложно предположить.

Наш театр долгое время держался на тех, кто активно работал еще до получения независимости Литвой и после этого события. А теперь эти имена уходят. Ощутимая потеря Эймунтаса Някрошюса... Кроме того есть тенденции, которые вызывают тревогу. 40 лет я занимался театром, потому что думал, что это нужно людям. Но теперь у нас новые идеи и увлеченность формой. Приходят новые формы, какие-то течения, которые нужны, быть может, не столько широкой публике, сколько маленькой группе людей, охваченных только своими интересами. Римас Туминас же не просто так уехал... Значит, чего-то не хватало на родине. В культуре все более четко проявляется увлеченность формами, при этом, к сожалению, теряется содержание.

Литовских режиссеров любят в других странах, и у вас есть постановки не только на родине. Чем интересна работа в другом театральном пространстве?

— Мое видение театра не застывшее, я надеюсь, так как искусство должно существовать в развитии. Но тенденции, которые я вижу, меня совсем не радуют. Это якобы по Достоевскому, когда Фома Фомич сказал генералу: «То, что ты знаешь, я уже 100 раз забыл». То, что кто-то увидит как новое, я давно знаю.

За последние годы в Литве из-за формальных поисков уничтожается актерское мастерство. А мне нужно, чтобы актер мощно работал в спектакле, но в той форме, как я вижу. Эти две составляющие должны сходиться и прочно сцепляться, будто зубчики часового механизма. А сейчас много спекуляций на псевдорежиссуре, форме. Приходит зритель в театр — перетерпел, не ушел, но больше сюда не придет. Мне интересен такой театр, в котором могут быть различные формы, но зритель после спектакля должен сказать: я раньше не знал этого, но теперь буду ходить в театр.

Приглашения и выезды в другие страны мне интересны: чувствую, что здесь людям это нужно. Иначе не звали бы. Но по контактам с актерами в Беларуси — в Бресте, в Купаловском теары, молодежном, и в Литве, я не чувствую разницы. Везде могли быть режиссеры, и здесь, и там работали бы успешно.

Белорусский театр все же остается более традиционным ...

— Он и у нас традиционный. Сколько поломано копий, сколько было разговоров о том, как уйти от быта в театре. А начинается репетиция, и те, с кем ты только что разговаривал, выходят — и как в жизни, как в этюдах по Станиславскому. Но ведь в каждом спектале своя реальность, своя метафизика. Можно нести высокую идею, но она может быть уничтожена тотальным бытом. Как говорят: искусство там, где «чуть-чуть». Должны быть полутона, какой-то угол, под которым мы смотрим на жизнь.

— Один скажет, что хороший театр — реалистичный, другой —что направлен на символизм, третий будет ждать эксперимента. И все будут правы. Что такое хороший театр для Вас?

— Хороший театр — если есть сценическая правда, а не жизненная. От жизненной правды мы отталкиваемся, а на сцене вырастает что-то большее, где есть то самое почти неуловимое «чуть-чуть». Если сценическую правду спектакля удалось нащупать, то она становится большей правдой, чем в жизни. Тогда она даже учит. Когда спектакль нравится, с него можно что-то и в жизнь взять.

— У вас лично такое случалось?

— Если бы не было театра, я не знаю, был бы я сейчас живой. Потому что я рос сложным подростком, на меня очень влияла улица, всякое могло случиться... Театр заставил меня учиться жить. Потому что в нем сошлись разные науки, здесь хорошая литература, которой для меня не существовало (это же для девочек, думал я). А оказалось, что все на ней держится: по ней можно изучать психологию, этику, эстетику ...

Знаю о случае, когда спектакль выкупили программисты. Взрослые люди с особым мышлением и пониманием жизни пришли в театр первый раз и увидели довольно средний спектакль. Но такой, что пробивает на слезу. Они были впечатлены. Они работают на компе с играми, где персонажи имеют по 6 жизней. А тут вдруг со стороны посмотрели, как герои существуют, страдают или радуются, и поняли, что жизнь у каждого одна, и умереть можно по-настоящему. Вокруг и на сцене —живые люди, живые глаза. Театр, наверное, этим и хорош.

Что должно быть в театре, чтобы он выполнял свой замысел перед людьми?

 Я могу говорить о себе ... Когда беру пьесу, то думаю не о том, чтобы самовыразиться, и не важно, как это воспримет публика, как отреагируют люди. Я постоянно думаю о зрителях и молодых, и старших, чтобы они нашли общие темы, человеческие, могли бы общаться друг с другом. А теперь все так разделено, окружающий мир как будто заточен под молодежь ведь это же страшно, когда человека в 3540 лет уже на работу не берут ... В обществе все поколения важны. Чем крепка семья? Когда ребенок растет, а у него есть и папа, и мама, и бабушка с дедушкой, а еще когда прабабушки живы, он тогда защищен по максимуму. Тогда его тонкое тело душа без дырок. А уходят близкие и в душе появляются дырки. А если брать во внимание мнение только одного поколения, которое считает, что все знает, тогда мы оказываемся с дырками на уровне общества. В каких-то странных поисках сейчас люди всей земли. И где бы ты ни жил, у всех одни и те же проблемы ...

Лариса ТИМОШИК

Выбор редакции

Культура

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Чем в этом году будет удивлять посетителей «Славянский базар в Витебске»?

Концерт для детей и молодежи, пластический спектакль Егора Дружинина и «Рок-панорама».

Общество

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Время заботы садоводов: на какие сорта плодовых и ягодных культур стоит обратить внимание?

Выбор саженца для садовода — тот момент, значимость которого сложно переоценить.

Сельское хозяйство

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Как обстоят дела на полях Беларуси на данный момент?

Успех зависит от соблюдения отраслевых регламентов и технологий.

Регионы

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

Бьюти-рецепты XVIII века восстанавливают в Грабовке

«Императорский» туристический маршрут поможет развивать сельскую территорию.