«Когда человечество снова поставит перед собой высокие вопросы, оно меня вспомнит»

Известный уроженец Витебска, ученик Шагала с Малевичем и создатель проектов городов будущего Лазарь Хидекель символично вернулся на родину: названная его именем международная премия за инновационные и экологические подходы в архитектуре 12 октября впервые была вручена в Минске. Для этого из Нью-Йорка сюда приехала семья Хидекель — сын Марк, также архитектор, его жена Регина и их сын Роман. Премия была вручена молодым архитекторам из Варшавы, Минска и Витебска. Инициаторами события стали Центр белорусско-еврейского культурного наследия и Музей истории Витебского народного художественного училища при поддержке компании А1.

Поскольку мы как раз находимся в преддверии столетия знаменитого витебского объединения «Утвердители нового искусства», которое будет отмечаться в 2020 году, вручение премии имени Лазаря Хидекеля, собственно одного из основателей УНОВИСа, можно считать частью празднования. Продолжением «возвращения» архитектора на родину в феврале следующего года станет выставка его работ, где будут представлены эскизы зданий, планы городов будущего и архивные документы. Имя Хидекеля в Беларуси известно нешироко, поэтому мы встретились с его невесткой Региной, доктором искусствоведения и экспертом по творчеству Лазаря Хидекеля, чтобы обсудить все-таки знаменитого витеблянина.

— В первую очередь хочу спросить, как вы и другие члены семьи воспринимаете это символическое возвращение Лазаря Хидекеля на родину?

— Конечно, очень позитивно и мы рады, что возвращение начинается именно с премии молодым архитекторам и студентам, потому что в свое время в Витебске Лазарь Хидекель и сам был студентом. Всем, что достиг в жизни, он обязан этой школе и своим учителям. Нам кажется, поддерживать молодежь – это не только символично, но и важно, потому что за ней будущее Беларуси и вообще будущее мира. К тому же, Лазарь Маркович был не только замечательным учеником своих выдающихся учителей, но и педагогом, который выпустил целую плеяду архитекторов, относящих себя к школе Хидекеля.

— Большую часть жизни Лазарь Хидекель провел в Ленинграде, а как можно описать белорусский вклад в его жизнь и творчество?

— Марк Шагал принял Хидекеля в школу, когда тому было неполных пятнадцать лет. Он мгновенно стал одним из лучших учеников, Шагал всегда его выделял, на смотрах и выставках, которые регулярно проводились в школе, Хидекель получал первые награды. В пятнадцать лет он выставлялся рядом с Александрой Экстер, Василием Кандинским и Казимиром Малевичем. Хидекель очень рано начал свою художественную деятельность и был одним из немногих учеников Малевича, овладевших супрематизмом, – такой гигантский прыжок из XIX века в абсолютно другое видение и понимание искусства, безграничный космос, беспредметность был под силу не каждому. Например, Лев Юдин в своем дневнике писал, что страшно боролся, но не смог победить самого себя. В свою очередь для Хидекеля этот переход был неестественно естественным.

— Почему ему это было проще, чем другим?

—  Мне кажется, потому что он происходил из семьи, где верили в Бога. Как-то Лазарь Маркович хотел написать поэму и рассказать в ней, как бродил по Витебску, смотрел на небо и видел там Исаию: ему было присуща эта направленность вверх и понимание, что реальность — это не все, кроме нее есть какой-то невидимый мир. Хидекелю было легко увидеть этот мир, сначала в виде геометрических форм и в конце концов в качестве городов будущего. В конце жизни он даже писал: «Я не знаю, откуда приходят эти летающие в небе формы – из прошлого или из будущего, но я знаю, что когда человечество снова поставит перед собой высокие вопросы, оно меня вспомнит». Так и случилось: сейчас к Венецианской биеннале готовится книга «Thе wоrld ассоrdіng tо аrсhіtесturе», где проект города будущего Хидекеля упоминается как один из пятидесяти перспективных проектов, которые изменят мир. Представляете, он создан сто лет назад, а все еще называется перспективным. Это передовое видение родилась именно в Витебске, и наличие в жизни Хидекеля таких людей, как Шагал, Лисицкий, Добужинский и Малевич было невероятной удачей.

— Чему Хидекель научился у Казимира Малевича?

— Когда Малевич приехал в Витебск, его целью было создание теоретической базы супрематизма. Супрематизм — это не только живопись, но и философия, поэтому он не потерял своей актуальности и используется в искусстве как никакое другое базовое начало. Малевич заражал учеников своей теоретичностью, ему тоже невероятно повезло, что он оказался в Витебске, для него это был шанс один из тысячи. Малевич тогда поссорился с теми, кто скоро стали конструктивистами: в начале 1920-х они решили искать способы сотрудничества с новой властью, что было возможно через какие-то практические вещи, вроде архитектуры и дизайна. Конструктивизм отказался от утопической философии авангарда и вышел в прагматичное пространство, вещь стала символом нового отношения к миру, а художник превратился в служителя человечества и государства. История конструктивистов драматична, а супрематизм просто исчез из советского лексикона, имя Малевича ушло в закулисье. Советская власть умела вычеркивать. Конструктивизм начал активно описываться советскими и зарубежными исследователями уже в 1960-е, а открытие супрематизма произошло намного позже, причем это было сложной задачей для мирового искусствоведения. Малевич учил своих учеников писать и думать, что ты пишешь: сохранилось множество набросков, коротких статей, пробиваний к смыслу. У него был сложный язык, и ученики пробирались через слова Малевича. Это был интересный процесс, поэтому Витебск дал Хидекелю как бы все — базу, школу, направление в искусстве, направление в развитии как мастера, архитектора и мыслителя.

— Как Лазарь Хидекель пережил сталинские времена, когда абстракционизм стал действительно вычеркнутым искусством?

— Он уцелел, и это было непростое дело. Хидекель быстро понял, что с властью нельзя находиться на короткой ноге. Он не вступал в партию, хотя в Витебске был активным комсомольцем, но 1919–1920-й и вторая половина 1920-х – разные вещи. К тому же Сталин не был заинтересован в уничтожении архитекторов, поэтому пострадавших среди них мало. Лазаря Марковича не посадили, но на грани он был много раз. У нас сохранилась стенограмма с типичного для 1936 года мероприятия в Союзе архитекторов, где задавались провокационные вопросы и определялись взгляды его членов. Часто такие встречи заканчивались трагически. Когда Хидекелю задали вопрос, почему он подражает Западу, Лазарь Маркович ответил, что это Запад подражает Советскому Союзу, и линия захвата разрушилась. Конечно, это были сложные времена, но в 1930-е Хидекель был очень популярен: он построил первую насосную станцию, первый трехзальный кинотеатр и первый соцгородок с теплоэлектростанцией на Невской Дубровке. На конец 1930-х пришелся взлет его карьеры, а во время войны он стал главным архитектором института проектирования тяжелого машиностроения, то есть танков — под его руководством строились танковые заводы по всему Советскому Союзу. В освобожденном Ленинграде он воссоздал и возглавил архитектурный факультет, но из-за антисемитской кампании 1949 года его сняли с должности. По документам я вижу, как это происходило: к нему начали придираться, требовать какие-то отчеты и вообще охватывать этими зловещими щупальцами. Хидекелю хватило какого-то внутреннего понимания ситуации, и он остался там просто преподавать и преподавал всю жизнь. Ему трудно давали профессора, никогда не наградили ни одной премией и не избрали в Академию наук. При этом Лазарь Маркович пользовался невероятным уважением коллег, его обожали студенты, хотя даже не понимали, с кем на самом деле имеют дело. Хидекель даже произнести слово «супрематизм» не мог, это искусство было выметено из истории и осталось бесхозным, за него никто не отвечал.

— А как сам Хидекель воспринимал это игнорирование власти?

— Он привык к этому и прекрасно понимал, что никаких должностей не получит и даже лучше их не иметь. Рожденные в советские времена еще детьми знали: то, что говорится дома, нельзя говорить на улице. Мы все жили как бы двойной жизнью и действительно воспринимали советскую власть как погоду, потому что с погодой ничего нельзя сделать. Советская власть была сама по себе, а мы — сами по себе. Лазарь Маркович избегал политики, но своих студентов учил хорошей архитектуре, пониманию формы и пространства, тому, чему он сам научился у своих учителей.

— Премия имени Лазаря Хидекеля присуждается за инновационность и экологичность. В чем была инновация архитектуры Хидекеля?

— Малевич говорил, что искусство нашло все, что могло найти, и после супрематизма двигаться некуда. Он был прав, за сто лет ничего нового на формальном уровне создано не было. Поэтому учитель поставил перед своими учениками задачу создать новую архитектуру и новый дизайн. Лазарь Маркович воспринял это как руководство к действию и захотел стать архитектором. (Когда через много лет Марк Шагал встретил Хидекеля, он посетовал на то, что тот стал архитектором, потому что был талантливым художником.) В архитектурной мастерской Лисицкого была поставлена ​​цель перейти с линейного супрематизма в объемный, и Лазарь Хидекель был тем человеком, который это совершил: созданный им в 1926 году супрематический проект оказал огромное влияние на ленинградскую архитектурную школу. И потом Хидекель любил делать новые вещи –насосная станция, соцгородок, Дом радио, его интересовали пограничные структуры. Но даже больше, чем своей реальной архитектурой, Хидекель знаменит проектами городов будущего. С середины 1920-х годов он начал разрабатывать город на воде, аэрогород, город на опорах, город-сад. Город на воде, наверное, был «вдохновлен» наводнением 1924 года в Ленинграде: Лазарь Маркович придумал плавучий город, такой «Ноев ковчег», куда люди могут прийти с материка и переждать. Хидекель считал, что природа должна оставаться на месте, а человек и его жизнь – подниматься наверх, где можно дышать чистым воздухом, видеть небо и фактически жить в небе. Идея городов будущего принадлежала не только Хидекелю, но его отличием была гуманность: человек и его общение с природой были главной заботой. Он писал, что задача архитектора – преодолеть противоречие между развитием цивилизации и сохранением природы.

— Эти проекты городов будущего было возможно реализовать?

— Его архитектурные проекты 1920-х годов могли быть реализованы уже тогда, но для этого нужно было, чтобы у человечества поменялось сознание. Когда мы оказались в США (а мой муж — тоже архитектор и ученик своего отца), мы уже знали о разрушительной силе ураганов. Марк начал придумывать идеи городов, которые можно было бы поднять наверх. Тогда к этому никто не прислушивался, зато после урагана Сэнди в определенных частях Нью-Йорка уже невозможно построить дом не на опорах, иначе его даже не застрахуют. У Лазаря Хидекеля была идея создать город над городами: технологически это было возможно, но мешал вопрос сознания, также, как в Нью-Йорке готовность к домам на опорах проявилась только после стоившего миллиарды Сэнди.

Беседовала Ирена КОТЕЛОВИЧ