Мы приехали тогда к Марии Андреевне Пунько аккурат перед Пасхой. Приехали в самую глубину Беловежской пущи, куда и попасть можно, только если получишь разрешение. В Глубоком Угле осталось несколько домов, хозяева которых подтягиваются сюда на лето. Типичные дачники. Даже жаль, что они пропускают красивую апрельскую пору, тот самый рай на земле, за который туристы обычно платят большие деньги. Здесь, в пуще, — особая тишина, правильнее сказать, птичий разноголосый хор на фоне тишины и легкого ветра в кронах высоких деревьев. Словно нет остального мира с его шумом, пандемией и другими напастями.
Здесь прошла вся жизнь моей героини, и до последнего времени она здесь даже зимовала — одна. А теперь стала совсем слабенькой, живет у сына Николая, ждет, когда сын с невесткой пойдут в отпуск и приедут сюда вместе, где ей родные стены и родной воздух, несомненно, прибавляют здоровья.
Мария Андреевна родилась в соседней деревне. Ей было семь лет, как началась Великая Отечественная. Взрослые все горевали, говорили о войне, а она не понимала, что в той войне такого страшного: жили как и прежде. Временно... Одно из первых воспоминаний ее детства — как бабушка накладывает в сумку хлеба, сала, лука и посылает ее в ельник отнести еду беглым пленным. Вдоль границы в начале войны было немало лагерей, из одного убежали тогда несколько солдат. Прятались в лесу. А немцы уже стояли по обеим сторонам, они готовили программу очистки пущи от людей. Вот бабушка и провожала малышку в надежде, что на ребенка никто не обратит внимания. Манечка и носила те узелки. Она навсегда запомнила, какими голодными и измученными были те солдаты, как искренне благодарили девочку. Так малышка и бегала с припасами в тайник, пока не вывезли их самих.
Ее семья разделила судьбу большинства обитателей пущи. Как известно, Беловежская пуща была подарена Герингу. Последний планировал сделать здесь элитные охотничьи угодья Рейха. Всех жителей лесных деревень было приказано выселить, а их жилье сжечь, чтобы исключить любую возможную поддержку партизан местным населением. Мария Андреевна помнит, как выезжали из своей деревни. В их семье было четверо детей, бабушка. Семь человек сели на подводу, и не осталось места, чтобы положить хоть какие-то вещи. Тогда отец выпросил у старосты еще одного коня с возом, к телеге привязали корову, забрали кур, гусей.
Вывезли их в какую-то деревню под Жабинкой. Как она понимала, работали родители у пана. Те годы ей запомнились постоянным желанием поесть. У того пана или хозяина вдоволь давали только картошки. Еще родители по карточкам получали ячменный хлеб. Вот на этих харчах и перебивалась большая семья, а детский организм требует хорошего питания.
Мария Андреевна помнит, как они, маленькие, часто бегали на железнодорожную станцию — там иногда перепадала какая конфета или кусок сахара. Там же проезжали солдаты. Вот однажды мадьяры угостили детей поджаренным на масле белым хлебом. «Это было так вкусно, что за всю жизнь я не смогла с чем-либо сравнить то наслаждение, — говорит женщина. — Хотя, конечно, так показалось от голода — что же там особенного могло быть в белом хлебе?»
После войны они вернулись домой, на пепелище. Дом сожжен, есть нечего. «С соседскими детьми ходили по домам на Пасху, было счастье, когда в корзины клали яйца. Нагоревались. Многое уже забылось. Жили, наверное, как все». Но постепенно отстроили дом, завели хозяйство. В 1954 году вышла замуж и переехала в Глубокий Угол. Работали в колхозе, на работу приходилось ходить далековато — в лесу же колхозов не было. Вырастили с мужем четверых детей. Дети выросли, разъехались. Ближе всех, в Каменюках, живет сын Николай. Про невестку пожилая женщина говорит, что та за ней хорошо ухаживает.
Такое впечатление, что чем больше трудностей и испытаний она проходила, тем больше сострадания и доброты, особого добродушия накапливала в себе. Мария Андреевна говорит, что сейчас жить хорошо. Пенсию платят вовремя. Даже к ней одной постоянно приезжала автолавка. Торговое обслуживание лесных деревень осуществляет не потребкооперация, а Национальный парк. Жизнь в заповеднике накладывает свой отпечаток. Как уже говорилось, приехать сюда можно, только предварительно получив разрешение. Приоритет имеют почтовая машина и транспорт экстренных служб.
В пуще все живут по-особенному. Обитатели векового леса друг другу особо не мешают и ничего не боятся. Женщина привыкла за столько лет, что на подворье могут забежать разные звери. Косули и олени вообще бесстрашные, иногда перепрыгивают через забор и пасутся у окна. А бывало и так: сидит она с чашкой чая, а в окно заглядывает козья морда. Тогда хозяйка стучит чем-нибудь по оконной раме, и пугливые козочки разбегаются в разные стороны. Кабаны бесстыдно роют возле самого забора, и что ты с ними сделаешь? Хотя картошки и свеклы здесь давным-давно никто не садил, они по своей свинячьей привычке наделают возле ограждения ям, только засыпай. Однажды к ней даже зубр пожаловал. Пришлось всякими подручными средствами создавать шум, чтобы рогатый незваный гость ушел. Мария Пунько столько лет прожила в пуще, привычки зверья знает — сразу понятно, что не совсем обычный зубр ее посетил. Чаще всего они подходят под дом, когда удается унюхать стожок сена во дворе. Ничего другого здорового зубра интересовать не должно. Скорее всего, этот был болен, его прогнали из стада. Тем более что неподалеку тогда паслось стадо. И хотя похожи они на больших коров, лучше все же быть от них подальше, — рассуждает старушка. — Хотя это, конечно, не волки.
Встречу с волками она тоже вспомнила. Давно уже, еще когда был жив ее хозяин, к ним как-то заявилась волчица с выводком волчат. Говорили, что та привыкла ходить на ферму, а почему волчья семья завернула сюда и попала к ним, они не поняли. Испугали их тогда факелом, и они побежали в лес — больше не приходили. Соседство с дикими обитателями леса Марию никогда не пугало. Наоборот, вспоминает разные случаи почти со смехом: «Они же не каждый день сюда приходят».
Сейчас она живет у сына с невесткой «на всем готовом». А несколько лет назад справлялась с домашним хозяйством самостоятельно. Дети сделали ее дом максимально удобным для проживания, грядки разбили возле дома миниатюрные, словно игрушечные, лишь бы хозяйке веселее сделать. А на подворье было хозяйство — три курочки и петух. Утром бабушка Маня выпускала кур, присматривала за ними. Очень гордилась своим петухом, который однажды дрался с коршуном и успешно выдержал оборону, пока хозяйка с посохом не притопала и не стала кричать. Тогда хищник покинул двор. Для кур, правда, отгородили вольер с сеткой, но она иногда отпускала их погулять по двору — вот коршун и подкараулил.
Летом Глубокий Угол оживает, здесь появляются люди, можно услышать детский смех. А зимой она больше бывала одна, нередко слышала выстрелы. Рядом — охотничьи угодья Национального парка, так что специфических туристов-охотников приходилось видеть. Они вместе с егерем или лесником, бывало, заходили воды попить... Раньше Пасха была для нее особым днем, так как в это время собирались дети и внуки. Стол накрывали в беседке, на мангале рядом готовили шашлыки. На этот раз праздник она встретила в семье сына. Все меняется. Неизменны только весна, которая завладела Глубоким Углом, да старинный крест, стоящий недалеко от дома бабушки Марии.
Светлана ЯСКЕВИЧ
Фото Валерия КОРОЛЯ
Сколько же стоит этот важный компонент здорового рациона сейчас?
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
«Мы заинтересованы, чтобы к нам приезжали».
Беларусь — один из мировых лидеров в области добычи и глубокой переработки торфа.
