Советская история не покидает нас. И вряд ли покинет еще не одно поколение людей, которые живут сейчас и будут жить на постсоветском пространстве, вне всякой зависимости от того, какие государственные образования, какие республики будут существовать на наших территориях — белорусских, российских, украинских, казахстанских или принадлежащих сегодня другим суверенным государствам. Касается это, несомненно, и истории культуры, и истории политического управления культурой.
Книгу известного российского литературоведа, исторического публициста Вячеслава Огрызко «Министры советской культуры» предваряет довольно обстоятельная аннотация: «В советское время кто только не управлял культурой и искусством. Понятно, что главную скрипку играла коммунистическая партия, которая имела для этого специальный аппарат (прежде всего отдел культуры ЦК КПСС). Но существовали еще и советские органы власти. Первые два десятилетия культурой в нашей стране руководил в основном Народный комиссариат по просвещению РСФСР (наркомами тогда были А. Луначарский и А. Бубнов). С 1936 года часть функций Наркомата отошла к специально созданному Комитету по делам искусств. Этот комитет в разные годы возглавляли П. Керженцев, А. Назаров, М. Храпченко, П. Лебедев и Н. Беспалов. А уже в 1953 году, сразу после смерти Сталина, власть создала Министерство культуры СССР. Этим ведомством последовательно руководили П. Пономаренко (1953—1954), Г. Александров (1954—1955), Н. Михайлов (1955—1960), Е. Фурцева (1960—1974), П. Демичев (1974—1986), В. Захаров (1986—1989) и Н. Губенко (1989—1991)...»
Под одной обложкой собраны очерки о каждом их советских министров культуры. Впервые вводятся в оборот многие документы из различных российских государственных архивов. Пожалуй, они даже украшают, обогащают документальное повествование, делают персонажей истории настолько живыми, рельефными, что иногда кажется, что ты читаешь увлекательное художественное повествование с элементами настоящего исторического детектива.
О Пантелеймоне Кондратьевиче Пономаренко (1902—1984) — едва ли не самый обстоятельный очерк «Первый либеральный министр культуры СССР: Пантелеймон Пономаренко». И вот как он начинается: «Долгое время Пантелеймона Пономаренко считали одним из верных сатрапов Сталина. Ему приписывали страсть к администрированию, кондовость, ненависть к либерализму и даже антисемитизм. Как говорили, Сталин одно время рассматривал его в качестве своего преемника. Но что интересно: когда Никита Хрущев с Георгием Маленковым, боясь конкуренции, «сплавили» Пономаренко после смерти Сталина на культуру, именно Пономаренко предложил перейти в области идеологии от удушения свобод к идеологическому нэпу».
Зная о Пономаренко как о первом секретаре ЦК КП(б) Беларуси, сложно считать его либералом. В Минск новый партийный, да и в целом республиканский вождь прибыл в июне 1938 года. Читаем у Огрызко: «Пономаренко еще не успел толком освоиться на новом месте, как на него стал давить нарком внутренних дел республики Наседкин, потребовав согласия на арест двух великих белорусских поэтов — Янки Купалы и Якуба Коласа. Как говорили, новый руководитель Белоруссии растерялся. После некоторых раздумий он обратился за советом к Сталину. В республике никто не сомневался в том, что если бы вождь дал команду бросить поэтов в тюрьму, Пономаренко без промедления бы исполнил этот приказ. Но Сталин, к счастью для всех, распорядился оставить белорусских классиков в покое».
Автор книги лаконично, но вместе с тем достаточно точно рисует портрет первого советского министра культуры в период Великой Отечественной войны. Рассказывает Вячеслав Огрызко и о желании Иосифа Сталина назначить Пономаренко председателем Совета Министров СССР. «...Возникает вопрос: насколько можно верить заявлениям Бенедиктова или Лукьянова? Кто видел документы о назначении Пономаренко? Вообще существовали ли в реальности эти документы? И если да, то куда они потом делись? Или же эти документы всего лишь привиделись соратникам Пономаренко, а на самом деле их никогда и не было?»
Устные свидетельства, косвенные обстоятельства, показывающие степень доверия, с которой Сталин относился к Пономаренко, не исключают именно такого характера развития карьеры Пантелеймона Кондратьевича. Но все остановилось в результате смерти вождя — и уже 5 марта 1953 года на совместном заседании пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР сталинского любимчика перевели из членов Президиума ЦК в кандидаты в члены Президиума. А 20 марта 1953 года Пономаренко уже подписывает первый приказ как министр культуры СССР.
Главный акцент в очерке «Первый либеральный министр...» — разумеется, на том отрезке времени, когда Пантелеймон Кондратьевич руководил советской культурой. Всего в штате Министерства культуры СССР на тот момент числилось 4643 человека. С таким штатом можно было и рассматривать новые инициативы, и привести в порядок все старое, отжившее с точки зрения партийного руководства. Пересмотра требовала, например, ситуация с писательским союзом. Незадолго до смерти Сталина в ЦК собирались под предлогом очищения творческого союза избавиться от литераторов еврейской национальности. Но после похорон Сталина вопрос передали в новое министерство культуры. Пономаренко выступил против каких-либо чисток, явно не желая погружаться в писательские склоки. Партаппарат инициировал рассмотрение дел в книгоиздании. Выводы оказались неутешительными: созданный в 1949 году Главполиграфиздат почти всё в этой области провалил. Возник и следующий вопрос: что делать с кинематографом. 14 апреля 1953 года Пономаренко получил письмо от большой группы кинорежиссеров с конкретными предложениями, как перестроить киноотрасль. Еще одна проблема: руководство отдела науки и культуры ЦК КПСС предложило передать Министерству культуры часть цензорских функций. Однако это в планы Пономаренко не входило.
«Понятно, что Пономаренко сразу все накопившиеся за 20–30 лет в отрасли проблемы одним махом решить не мог, — пишет Вячеслав Огрызко. — Тем не менее первые его заявления и шаги очень обнадеживали творческую интеллигенцию. Ведь министр пообещал, что чиновники больше не будут вмешиваться в творческие процессы. Одновременно он дал аппарату министерства команду готовить для правительства предложения по существенному укреплению материально-технической базы отрасли». И дальше: «В общем, большинство художников были довольны. Подтверждение тому можно найти хотя бы в дневниках крупных писателей».
Кроме архивных документов, автор использует в качестве источников информации, позволяющих более широко нарисовать портрет того времени, период руководства Пономаренко Министерством культуры, воспоминания писателей, артистов, политических, партийных деятелей (Чуковского, Пришвина, Плисецкой, Шепилова, Симукова и других).
Рассказывая о Пономаренко, Вячеслав Огрызко так или иначе касается белорусского периода его жизни, его роли в руководстве партизанским движением в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 годов. Очерк о бывшем министре культуры Советского Союза представляется хорошей основой для отдельной книги о Пономаренко. Такая книга, несомненно, покажется интересной и читателю в Беларуси.
О содержании других очерков из книги «Министры советской культуры» и, соответственно, об их персонажах красноречиво говорят названия документальных повествований: «Любитель борделей: Георгий Александров»; «Хотя и делает вид, что крупное начальство: Николай Михайлов»; «Две попытки суицида: Екатерина Фурцева»; «Хотел быть царедворцем, но абсолютно не имел харизмы: Петр Демичев»; «Типичный функционер, но со степенью доктора наук: Василий Захаров»; «Последний министр советской культуры: Николай Губенко».
Пожалуй, самым интересным из всех очерков является повествование о Екатерине Фурцевой (1910—1974), управлявшей советской культурой с 1960 по 1974 год. Близкие к ней работники ЦК КПСС, Министерства культуры СССР, деятели искусства по-разному вспоминают Екатерину Алексеевну. Кто-то говорил о ней как о смелом, решительном руководителе. Другие отмечали ее лицедейство, неискренность и т. д.
Вот что вспоминала Галина Вишневская: «...Фурцева, кстати, обладала весьма неплохими актерскими данными, умела убедительно слушать, прямо-таки проникалась. Когда я приходила с вопросами по театру, Екатерина Алексеевна, не моргая, глядела в глаза, не пропускала ни слова, а в конце разговора непременно добавляла: «Спокойно работайте, Галина Павловна, ни о чем не тревожьтесь. Все сделаю. Клянусь честно!» Присказка у нее такая была: по любому поводу давала клятвенное обещание. Я уходила обнадеженная, а потом всякий раз случалось обратное тому, о чем мы договаривались. Но обижаться на Фурцеву не хотелось, столь искусно та играла роль. Не каждый профессиональный актер похвастается подобным обаянием! И выпить Екатерина Алексеевна умела. Тоже общеизвестный факт».
И очерк о Фурцевой, и повествование о Пономаренко, и другие материалы, вошедшие в книгу «Министры советской культуры», свидетельствуют, что одно из главных достоинств сборника — широкое обращение к воспоминаниям, архивным материалам. Вячеслав Огрызко — не только интересный публицист, но и грамотный, владеющий архивными навыками исследователь.
Кирилл Ладутько
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
«Мы заинтересованы, чтобы к нам приезжали».
Беларусь — один из мировых лидеров в области добычи и глубокой переработки торфа.
