Это уже гораздо позже признают его исключительный вклад в белорусскую культуру, назовут создателем новой белорусской литературы и национального театра, народным просветителем и поэтом. Владислав Сырокомля из-за преданности Дунина-Марцинкевича белорусской поэзии сравнивал его с гладиатором. Во враждебном окружении царской власти и польских националистических кругов он действительно держался, как мужественный Гладиатор.
Физически хилый (из-за болезней он так и не закончил обучение в Петербургском университете), Винсент тем не менее обладал сильным моральным духом и зайдросным упорством, с которыми прочно переносил жизненные и творческие тяготы. Феномен Дунина-Марцинкевича действительно необычный и даже парадоксальный, как он сам писал:
Я не сніў такога цуду,
Каб вырасшы між літвінаў,
Палюбіў беларусінаў!
Это только на первый взгляд странно, ведь и литвины, и белорусины — два названия одного и того же народа, современных белорусов. И то, что Винсент писал на «мужицком языке», сейчас не вызывает удивления, ведь это белорусский язык, на котором тогда и разговаривали крестьяне. Естественно, что Дунин-Марцинкевич, чувствуя духовное единство с народом, и писал для народа на его языке. Это и вызвало травлю поэта, как со стороны царских властей, так и со стороны польской шляхты.
Не имея хорошего образования, кроме бобруйской уездной школы и виленской базилианской бурсы, этот юноша родом из фольварка Панюшковичи Бобруйского уезда через самообразование сумел стать не только отличительным литератором (а писал он и по-польски и на полесском (пинском) диалекте), но и выдающимся культурным деятелем, одним из двигателей национального возрождения. Некоторое время в детстве он воспитывался у своего дяди по матери, митрополита римско-католической церкви в России Станислава Богуш-Сестренцевича. Суровый вклад в доме митрополита был не по душе живому мальчику. Очень показательно, что он не воспользовался высокой опекой дяди и не позарился на сытный церковный паек. Не имея богатого наследства, осудил себя на прозябание бедным чиновникам в различных минских учреждениях (консистории и уголовном суде). Тем не менее бережливость Винсента позволила отложить кое-какую сумму и приобрести в 1840 году небольшое имение Люцинка возле Ивенца. На то время Дунин-Марцинкевич был уже семейным человеком, обремененным заботой содержания семьи. Вот и странно, что он начинает серьезно заниматься литературным творчеством. Конечно, это не произошло просто так, ни с того, ни с сего, наверное, назрела духовная потребность.
Основными мотивами в творчестве Дунина-Марцинкевича были морализаторские идеи классового мира (паны хорошо относятся к своим крестьянам, а те благодарно их любят). Автор не был оригинальным, так как популярную «теорию нравственного самосовершенствования» пропагандировали многие тогдашние творцы. Конечно, утопичность взглядов Дунина-Марцинкевича очевидна. Но, наверное, он был человеком с добрым сердцем и чуткой душой, и верил в лучшее. Хотя через налет идеологических картинок проступает и жестокая действительность. Вот герой «Идиллии», открыто признается о барском угнетении: «...яны з-пад ногця кроў нам высасаюць і, як з гадам, з мужыком абходзяцца. А мы ж такі апошніх сіл дабываем, што б на іх прыхаці зарабіць». Вообще творчество Дунина-Марцинкевича ценны для нас не идеями, не сюжетом, а колоритными народными образами, языковым богатством, фольклорными бриллиантами — это все живой документ жизни белоруса-крестьянина, его духовных сокровищ.
Особая заслуга Дунина-Марцинкевича в том, что он разрабатывал белорусский литературный язык, как образно сказал его ученик Ядвигин Ш. (Антон Левицкий): «ковал... белорусский живой язык». «Все произведения Винцука Дунин-Марцинкевича написаны красивым коренастым Минским диалектом белорусского языка, рисуют они очень живо и образно жизнь и мысли-понятия белорусов, и до сих пор некоторые из произведений живут в устах народа. Особенно популярна между крестьянами стихотворная повесть „Гапон“, части которой переходят от старого поколения к молодому, из уст в уста», — писал в начале ХХ века Ромуальд Земкевич. Творчество белорусского дудара нашло свой отклик у народа!
Помимо литературного творчества, Винцент Дунин-Марцинкевич посвятил свой талант культурной деятельности. Он был душой культурной жизни Минска. В его доме собирались действительно известные личности: художники Адам Шемеш и Ян Дамель, библиограф и поэт Игнат Легатович, который также писал и по-белорусски, известный в городе коллекционер и гуманист Юрий Кобылинский, граф Константин Тышкевич, Александр Валицкий, который подписывал свои белорусские произведения фамилией Мистюк, Александр Ельский, Минский епископ и искренний белорус Михаил Голубович, еще юный, а впоследствии знаменитый композитор Станислав Монюшко и другие.
С последним Дунина-Марцинкевича связало творческое сотрудничество. Началось оно в 1841 году, когда Винсент написал либретто оперетты «Еўрэйскі рэкруцкі набор» на музыку Станислава Монюшко. Она была показана 23 сентября 1841 году в городском театре. Сам Винсент сыграл одну из главных ролей и был «всех потеше». А после творческий дуэт создал оперетты «Спаборніцтва музыкаў» и «Чарадзейная вада», которые пользовались успехом у минского зрителя. К сожалению, ни либретто, ни нот оператов не сохранилось, так что они стали лишь фактом культурной жизни Минска. Что не скажешь про знаменитую оперу «Ідылію», или «Сялянку». Авторы долго, аж с 1844 года не могли ее поставить, и только 9 февраля 1852 года в Минском театре состоялась ее премьера. Опера стала настоящим карнавалом белорусского музыкального фольклора — звучали народные песни, артисты лихо танцевали «Мяцеліцу». Живость опере придавал персонаж войта Наума Приговорки, в роли которого выступил сам Винцент Дунин-Марцинкевич, он сыпал народными пословицами и поговорками, сочными словечками. Вот за белорусское слово царские власти и запретили «Ідылію». Ее тайно показывали в других городах и в Люцинке. Она ушла с большой сцены, чтобы триумфально вернуться на нее уже в наше время. Дунину-Марцинкевичу удалось напечатать книги «Гапон», «Вечарніцы» и «Апантаны» (обе 1855), «Цікавішся? — Прачытай!» (1856), «Дудар Беларускі, або Усяго патроху» (1857), перевод на белорусский язык 2 былиц из «Пана Тадэвуша» (1859) Адама Мицкевича. Остальные произведения Дунина-Марцинкевича увидели свет уже в более благоприятное время, а многое погибло во время пожара дома в Люцинке.
Осталась невыясненной роль Винцента Дунина-Марцинкевича в восстании 1863–1864 годах. Власти не без оснований считали его автором революционной «Гутаркі старога дзеда». Подозревали его в поддержке повстанцев, расширении среди крестьян «вредных для правительства идей». Доказать принадлежность Винцента к восстанию следствию не удалось, но год престарелый писатель просидел в минской тюрьме, печально известном Пищаловском замке. Дунина-Марцинкевича выпустили, и как к неблагонадежному приставили полицейский наздор, по сути посадили под домашний арест. Его дочь Камилу, талантливую пианистку, сослали в далекий Соликамск. В таких неблагоприятных условиях Винсент не отчаивался, организовал в Люцинке крестьянскую школу, где учился и будущий белорусский писатель Ядвигин Ш., много писал, и прятал написанное в большой сундук, заполненный его рукописями. Из этого богатого наследия до нас дошли знаменитая «Пінская шляхта» с ее острой сатирой на шляхетские нравы, жизнерадостные «Залёты», поэма «З-пад Іслачы, або Лекі на сон».
«Благодарно и сердечно вспомнят его когда-то, как повзрослеют, следующие белорусские поколения», — пророчествовал Александр Ельский в некрологе на смерть Винцента Дунина-Марцинкевича. Так и случилось.
Витовт ЧАРОПКО
Мероприятие проводится на добровольной основе.
Не обнаружить ни секунды равнодушия.
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
