Вы здесь

Минск 1941. Как это было


19 мая 1956 года на имя Хрущева поступил документ, которому сразу присвоили гриф «Секретно», хотя это был проект выступления Георгия Жукова на Пленуме ЦК КПСС, который должен был состояться. Но с чем была связана такая конфиденциальность, казалось бы, родового доклада маршала, которых на пленумах звучало немало? Как свидетельствует недавно рассекреченный текст, он касался анализа ошибок и просчетов, допущенных в первые часы, дни войны, и никак не вписывался в общепринятые в СССР оценки того периода. Факты, которые там приводились, не просто неприятны — они страшны, особенно те, что касались ситуации в Западном лицом военном округе.


Небо почернело от самолетов

В проекте выступления говорилось не только о том, что «...Вооруженные Силы не были вовремя приведены в боевую готовность и к моменту удара соперника ... им не ставилась задача быть готовыми отбить удар, чтобы не спровоцировать немцев на войну». Жуков по минутам рассказывает о действиях руководства 22 июня. «В 3 ч. 15 мин. немцы начали боевые действия на всех фронтах. В 3 ч. 25 мин. Сталин был мною разбужен, и ему было доложено о том, что немцы начали войну. ...Мы с тов. С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не решить более широких действий». Как свидетельствует документ, разрешения на ответные действия войскам не давали практически до 6.30 утра 22 июня. Цена — огромные человеческие жертвы в войсках, среди мирного населения. Только авиация Западного военного округа фактически была уничтожена в первые часы войны — с 1200 самолетов 22 июня над Беларусью потеряно 738, немцами было атаковано 26 аэродромов (в Прибалтике — 11), в приграничье горели белорусские города и села. Но в Минске в первый день войны ситуация была несколько иная. Громкие заявления руководства страны о непобедимости Красной Армии, о том, что «воевать будем на чужой территории», делали свое дело. Город жил привычной жизнью, и все были уверены, что врага вот-вот отгонят за пределы границы. Оптимизма добавляло и сообщение ТАСС, опубликованное в печати 14 июня 1941 г., т. е. за неделю до нападения фашистской Германии на Советский Союз. В нем говорилось: «..по данным СССР, Германия также неукоснительно выполняет условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, вследствие чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и начать нападение на СССР лишены всякой почвы».

Уверенность, что все скоро закончится и немцев дальше приграничных районов не пропустят, была настолько велика, что жители города продолжали жить в привычном ритме. Много народу пришло на торжественное открытие Комсомольского озера: искусственный водоем стал событием для 300-тысячного города. Кто-то собирался в Дом офицеров на спектакль МХАТ имени Горького, гастролировавшего тогда в Минске. Работал транспорт, рынок, магазины. И даже выступление по радио в 12 часов дня Вячеслава Молотова, заместителя председателя Совнаркома, о том, что началась война, не вызвало особой обеспокоенности. Немцы 22 июня город не бомбили. Не вызвали паники и первые бомбардировки окрестностей Минска утром 23 июня. (Несколько немецких истребителей, которые прорвались, осуществили налеты на железнодорожную товарную станцию и аэродром.) Люди продолжали верить, что это случайность, что все скоро закончится. Но драма разыгралась совсем скоро, 24 июня. Город бомбили уже утром 24 июня, а точнее, первый налет 47 немецких самолетов осуществили в 9.40. Затем были еще три налета, массированные бомбардировки зажигательными, фугасными бомбами. Огромные разрушения, практически сразу уничтожен центр города, начались пожары, перестал ходить транспорт, закрывались магазины, много раненых, убитых. Как вспоминали очевидцы, после очередной бомбардировки Минска от улицы Володарского остались одни руины, руины остались и от больницы, которая там находилась. И страшная картина: зацепившись за перекрытие третьего этажа разрушенного здания, болталась кровать, на которой на растяжке висел погибший при налете больной. И такие картины повсюду, как и ни с чем не сравнимый запах пожарища. Что касается железнодорожных путей, то они подверглись бомбардировке в первую очередь и были сильно разрушены, часть подвижного состава уничтожена, а Минск продолжали бомбить и 24-го, и 25-го.

Протокол заседания Бюро ЦК КП (б) Беларуси. 22.06.1941

О бомбежке немцами столицы сказано немало, но незаслуженно обходится вниманием другой факт. Разрушений могло быть гораздо больше, если бы не противодействие советской авиации. Несмотря на огромные потери, за Минск бились отчаянно. Экипажи взлетали с аэродрома Болбасово, что недалеко от Орши, где базировалась 43-я истребительная авиадивизия под командованием генерал-майора Георгия Захарова. Только один пример. Комдив на своем истребителе лично оценивал обстановку над городом. А оно было тяжелое. Горел не только Минск, но и аэродромы, на которых находилась незамаскированная техника и самолеты. На предельно низких высотах над городом кружили «юнкерсы», прицельно сбрасывая бомбы на здания. Бои завязывались прямо над центром. Один такой между самолетом комдива и очередным «юнкерсом» произошел над крышей штаба Западного лицом округа. В результате самолет соперника наклонился и упал в районе Оперного театра. Еще один самолет был сбит над окраиной города. Сам же комдив садился на площадку в Лошице, где тоже все вокруг горело. Делали, что могли, чтобы отогнать немцев и минимизировать разрушения. Только летчики одного 160-го полка дивизии сбили более 20 немецких самолетов. «В небе было черно от фашистских самолетов, и какую бы задачу мы ни ставили летчикам, все, по сути, сводилось к одному: сбивать! …В те дни ни одной задачи — на штурмовку, на прикрытие, на разведку-нельзя было выполнить, не проведя воздушного боя. 24 июня 163-й полк сбил 21 вражеский самолет. Такое количество боевых машин нам не всегда удавалось сбивать даже всей дивизией во вторую половину войны», — так позже вспоминал генерал армии Захаров.

Документы под грифом «Особый сектор»

Можно только представить, какой еще драмой для Минска могли оказаться налеты немецкой авиации, если бы им не противостояли советские асы. Руководство республики находилось в Минске, и, несмотря на то, что Пантелеймон Пономаренко, первый секретарь ЦК ВКП(б) Беларуси, был членом Военного совета округа и знал, что началась война, уже с первых минут не переставало верить, что все скоро закончится. Постоянные звонки, указания из Кремля не поддаваться панике, не поддаваться на провокации тоже делали свое дело. О том, как действовало белорусское руководство, существует немало противоречивых данных. Кто-то обеляет, кто-то винит его в бегах. Истина, как всегда, посередине. А ответ — в документах, многие из которых долгие годы хранились под грифом «Особый сектор» — наивысшей степени секретности. Они свидетельствуют, что элементы всех этих явлений присутствовали: был и героизм, и желание изменить ситуацию, как и действия, которые не поддаются логике, моральным оценкам. Но факт остается фактом: в полномасштабную войну в первые часы и даже дни действительно верилось с трудом, поэтому все действия белорусского руководства были направлены не на эвакуацию, а на восстановление Минска после бомбежек, обеспечение нормального функционирования города: связь, водоснабжение, работа предприятий.

Национальный архив Республики Беларусь, фонд 4, опись 33, а, дело 4. Здесь хранится рассекреченный «Дневник работы ЦК КП (б) Беларуси». Начато 22 июня 1941 года, закончено 19 августа 1941 года. В нем буквально по часам расписаны все сделанные белорусским руководством шаги. Фактически до двух часов ночи 25 июня, до тех пор, пока власть оставалась в Минске, акцент делался на восстановительные работы. Пункт 1 записи от 24 июня 1941 года гласил: «Приняты меры по ликвидации последствий бомбардировки, восстановлены тел. связь, водопровод в гор. Минске». С 22 по 25 июня осуществлялась эвакуация секретных архивов, документов ЦК партии и комсомола, госбанка со всеми ценностями и архивом, детских учреждений». Только 23 июня даны указания о подготовке к эвакуации наркоматов, предприятий, оборудования, тракторов, скота. Частично эвакуация началась уже 22 июня, но массовой еще не было, да и подготовить к отправке оборудование только 332 промышленных предприятий за день — два даже в стабильное мирное время — задача архисложная, а речь шла о неопределенности ситуации: 24 июня все еще давались указания «по поддержанию порядка у гор. Минска после бомбардировки».

Эвакуация в Минске и эвакуация в других городах — это отнюдь не равнозначные процессы. В других городах она проходила кардинально в других условиях, когда это являлось первоочередной задачей, когда сомнений, что началась полномасштабная война, ни у кого уже не было. Наиболее организована и планомерно проводилась эвакуация предприятий и населения из Полесской и Гомельской областей, которые были позже других оккупированы немецко-фашистскими войсками. В Минске же все усилия вновь брошены на восстановление столицы, возвращение к нормальному функционированию всех систем жизнедеятельности.

Стоит отметить, что в дневнике указаны только время и вопросы, которые решались в первые часы, дни войны. Весь драматизм ситуации — в материалах ЦК КП(б)Б, объединенных в протокол № 69, дошедших до нас. Поистине уникальные документы. Они хранятся также под грифом «Особый сектор», и в их решении бюро ЦК КП(б)Б за 22. VІ —
6. VІІІ 1941 г. (НАРБ. Ф. 4П.Оп. 3. Д. 1214. Л. 1–252). Перелистывая страницу за страницей, можно проследить последовательность действий белорусского партийного руководства. Первое заседание 22 июня 1941 года. На нем присутствуют члены бюро ЦК КП (б) б Пономаренко, Калинин, Былинский, Ванеев, Цанава, Наталевич, Эйдинов, Крупеня.

Первый вопрос — «О нападении Германии на СССР». Предлагаемые экстренные меры пока еще в духе инструкций: «Поручить членам бюро ЦК и секретариату немедленно связаться и поддерживать постоянную связь с областями и районами, в первую очередь с областями и районами полосы начатых военных действий. Передать указания ЦК КП (б)Б: о немедленной перестройке работы парторганизаций на военные рельсы; установить связь с воинскими частями; об организации в городах и районах боевой ПВО». И далее — «усиление охраны промышленных предприятий, железнодорожных узлов, транспорта, складов, средств связи, борьба с авиадесантами силами созданных групп из числа коммунистов, рабочих и крестьян».

А еще обязательный комплекс идеологических мер — «широко популяризировать речь тов. Молотова в народе, мобилизуя весь белорусский народ на борьбу и разгром немецкого фашизма, созвать в Минске и других городах партийные активы для мобилизации на решение задач, вытекающих из военной обстановки, на всех предприятиях, в колхозах и совхозах, учреждениях провести митинги». Здесь же соответствующие поручения редакциям газет «Советская Белоруссия» и «Звязда». Отделу пропаганды и агитации поручалось «до 12 часов ночи изготовить листовки, плакаты с обращениями и лозунгами к населению Беларуси». В принятых решениях, в предложениях членов ЦК-тревога, озабоченность, но ни у кого пока нет сомнения, что все под контролем армии, поэтому все действия руководства осуществляются согласно инструкциям на случай военных действий.

Не до лозунгов и призывов

Но, судя по тому, как быстро меняется риторика заседаний бюро ЦК, по тем решениям, которые принимаются на следующий день, руководству становилось понятно, что уже не к лозунгам и призывам, а тем более не к митингам и портативностям — враг стремительно наступает. Протокол от 23 июня 1941 года ставит конкретные задачи — об эвакуации детей, ценностей и денежных знаков Государственного банка БССР, о контроле за работой всех видов транспорта, промышленных предприятий. Из протоколов видно, что ситуацией управляют. Но, судя по количеству принятых в дополнение к основному порядку непопулярных решений, в Минске начиналась сначала неразбериха, а затем и паника. В город прибывают части Красной Армии, которые отступают, госпитали с прифронтовой полосы, много раненых. Население все это видит, понимает несоответствие реальности лозунгам и призывам не поддаваться панике. Но и точной информации нет. И на этом фоне — усиление репрессивных мер.

Тот же протокол от 23 июня, письмо 5, пункт 9. «Об организации вооруженных рабочих отрядов для усиления охраны предприятий и порядка в городе». Постановили: «1. В целях усиления охраны предприятий и порядка в городе обязать Минский обком и горком КП(б)бы создать по районам отряды вооруженных рабочих и рабочих. 2. Просить Военный совет Западного фронта выделить для этой цели 5.000 винтовок и соответствующее количество патронов».

 
И оружие стреляло, в первую очередь у тех, кто пытался грабить магазины, фабрики, заводы — за мародерство, по законам военного времени. Не разбирались и с заключенными, которые находились в следственных изоляторах, многие по необоснованным доносам. Пункт 11 все того же протокола «О заключенных, содержащихся в тюрьмах западных областей, осужденных к ВМП (высшей мере наказания)». Его формулировка не давала им никакого шанса. Постановили «Поручить тт. Цанову и Матвееву передать директиву об исполнении приговоров в отношении осужденных к ВМП, содержащихся в тюрьмах западных областей БССР» (Л. 5). Документы свидетельствуют, что людей расстреляли, выполнив в точности директиву, и не только касательно западных областей, где уже были немцы, ее применили и в отношении других тюрем республики. Цифры назвать сложно. Все делалось впопыхах, немец наступал, а поручение нельзя было не выполнить. Это отдельная драма первых дней войны, предмет особого изучения.

Иначе чем драмой нельзя назвать еще одно решение бюро ЦК. Ситуация очевидна, столицу немцы уже не только бомбят — они вот-вот войдут в город. Репрессивные решения только усиливаются. Фонд 4п, опись 3, Дело 1214, письмо 10: «Слушали: О мерах пресечения паники и организации информирования населения (постановление СНК БССР и ЦК КПБ(б)Б)». Читаем: «Враждебные советской власти и нашему народу элементы, агенты фашизма, в стремлении посеять растерянность и вызвать панику у населения наших городов и сел распространяют всякого рода провокационные слухи, ложь и небылицы. В целях прекращения подрывной деятельности врагов советского народа Совет Народных Комиссаров Белорусской ССР и Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Беларуси постановляют: 1. Обязать прокурора Белорусской ССР т. Ветрова, областных и районных прокуроров немедленно арестовывать и отдать под суд военного трибунала лиц, распространяющих разного рода провокационные слухи. 2. Лиц, самовольно покинувших свои посты (далее следуют конкретные фамилии): арестовать и отдать под суд Военного трибунала как трусов и дезертиров».

И люди оставались на своих рабочих местах до особого распоряжения, а его все не было и не было. 25 июня руководство республики покидает Минск, причем не делает это тайно, не бежит, спасаясь бегством, как это растиражировано в ряде публикаций, а по указанию военного совета фронта переезжает в Могилев. Об этом — соответствующее решение того же Военного совета и последняя запись в дневнике ЦК, сделанная 25 июня в 1.45. То, что об этом забыли сообщить населению, находится в плоскости не только морально-этических категорий, но и ответственности за судьбу тех, кто оставался в городе и все еще продолжал выполнять решения партии, которые никто так и не отменил.

О том, что руководство республики уже покинуло столицу, жители узнали из слухов, которые распространялись по городу. Для Минска, куда уже входили немцы, это была настоящая драма — многие же могли спастись. При этом в последнем протоколе заседания бюро ЦК в Минске есть еще один пункт, в нем поручение железной дороге вследствие эвакуации: «Обязать начальников железных дорог тт. Горныка, Краснобаева, Бурыкина, Бодунова представлять необходимое количество вагонов, в первую очередь для членов семей начсоставу». Но и они уже не смогли воспользоваться этой записью, многие так и остались в городе, выбраться из которого было практически невозможно. Пожаром был охвачен Борисовский, Долгиновский тракт. Те, кому удалось выйти из города, вынуждены были вернуться — вокруг уже были немцы…

Непоправимые потери, колоссальный ущерб

Результат — почти 85 процентов построек в городе было уничтожено в первые дни войны, сильно пострадал жилой фонд. Впоследствии госкомиссия по оценке нанесенного ущерба оценила его в 70 процентов. Кроме железнодорожного узла, в Минске было уничтожено 45 километров трамвайных путей, а городской транспорт остановлен полностью. И самое страшное — выведенный из строя канализация и водопровод, взорванный резервуары и напорные башни. Угроза эпидемии становилась реальностью. Даже немцы, вошедшие в город, не могли сдержать возмущения действиями своего командования. Перед ними возникла проблема не только размещения, но и организации работы обслуживающих организаций, предприятий, которые также сильно пострадали от бомбежек. Минский деревообрабатывающий имени Молотова, мотороремонтный, автосборочный, кислородный заводы… Потери непоправимые. Для размещения немцы использовали все, что можно было приспособить. Так, трансформаторные кабины тяговой подстанции № 1 использовали для лошадиных стойл, машинный зал — под казармы. Немцам пришлось немало потрудиться, чтобы хоть как-то наладить жизнедеятельность города: надо было элементарно кормить, обслуживать армию. В первые дни оккупации началось разграбление и национальных ценностей Республики: из государственной картинной галереи БССР исчезло, как потом было установлено госкомиссией, почти 1700 произведений живописи, среди которых полотна Айвазовского, Левитана, Сурикова, Микеланджело, Растрелли, иконы, скульптуры. Из фондов Государственной библиотеки БССР имени Ленина из 2 миллионов томов пропало 1,5, среди которых уникальные старопечатные книги. Ущерб колоссальный. А в городе оставались люди, которым предстояло пережить страшные годы войны, когда бои над столицей продолжались практически весь период до освобождения 3 июля 1944-го.

Как удалось выстоять и возродить разрушенный Минск, несмотря на предложения начать его строительство на новом месте, ведь восстанавливать уже практически было нечего, это особая страница истории.

Тогда же, в первые дни войны, личную драму, судя по документам, переживал и Сталин. В Центральном архиве Министерства обороны России сохранился оригинал первой сводки Главного Командования Красной Армии, опубликованной 23 июня 1941 года. Над текстом он работал лично. Рукой Сталина сделаны короткие, лаконичные правки, слова тщательно подбираются, по всему видно, что он очень хотел успокоить страну. По этой причине сделана вставка: «Соперник отбит», но она вычеркнута. Сталин понимал, что произошло нечто страшное. Впервые за много лет на карту поставлена судьба СССР.

Правительство с 25 июня работало уже в Могилеве. И это — другие решения, о чем свидетельствуют материалы протокола № 69. У них реальная обеспокоенность о судьбе народного хозяйства Республики: жесткие постановления об эвакуации предприятий, научных, учебных заведений, сельхозтехники, скота в тыл страны. В Могилеве утверждаются ключевые директивы «О переходе на подпольную работу партийных организаций районов, занятых врагом», «О развертывании партизанской войны в тылу врага», «О создании специальных отрядов истребителей танков», «Об организации отрядов народного ополчения», принимаются другие важнейшие документы. Это уже были те решения, когда стало ясно: началась полномасштабная война.

Наталья ГОЛУБЕВА, кандидат исторических наук 

Название в газете: Мінск 1941

Выбор редакции

Регионы

Сок с доставкой и с сосульками: на Брестчине начался сезон заготовки березового сока

Сок с доставкой и с сосульками: на Брестчине начался сезон заготовки березового сока

Как мы березовый сок покупали на торговой площадке лесхоза и в лесничестве,

Гороскоп

Восточный гороскоп на следующую неделю

Восточный гороскоп на следующую неделю

Львам придется повторять пройденное и исправлять ошибки.