Во время недавнего фестиваля «Лістапад» состоялся и очередной конкурс лент для детей и юношества — «Лістападзік»… Чем не повод поговорить о детском кино? Тем более оно для Беларуси — узнаваемый бренд. Поэтому сегодня в рубрике «Триология» дискутируют кинорежиссер-мультипликатор, сценарист, актер Александр Ленкин, который был членом жюри фестиваля «Лістападзік», режиссер, сценарист, писательница Елена Турова, чьим анимационным мюзиклом «Звезды седьмого неба» открывалась программа нынешнего «Лістападзіка», ну и традиционно я, писательница Людмила Рублевская.
Л. Рублевская. Наверное, главная проблема, с которой встречалось искусство для детей в разные эпохи — табуирование определенных тем. В 1930-м в США запретили мультфильм про Микки Мауса, в котором показали голое вымя коровы, в 1970-х в Советском Союзе лег на полку мультфильм «Лямзи-Тыры-Бонди» по сценарию Людмилы Петрушевской, так как там рассказывалось о беспризорнике. Сегодня в мире декларируется падение всех табу. Для детей пишут книги о смерти и о сексе, о разводе родителей и нетрадиционной ориентации… Есть и возмущенные: мол, рано такое детям, нечего травмировать несформированную психику. В своем профессиональном опыте вы сталкивались с какими-то табу?
А. Ленкин. Не встречался. На «Лістападзіке» поднимаются самые разные острые темы…
Е. Турова. Сегодня, наоборот, встречается табуирование самых безобидных вещей. Если мультфильму «Ну, погоди!» поставили категорию «18+», для меня это был шок. Я выросла на этом мультфильме. То, что у волка сигарета в зубах, не значит, что ребенок из-за этого сразу начнет курить. В нашем фильме «Звезды седьмого неба» есть эпизод с отрицательным персонажем: он хулиган, нехороший, курит сигарету… И в этом сюжете объясняется, почему курить плохо, положительный герой ту сигарету топчет… И вот возник вопрос: как же давать этому фильму категорию «6+», если там сигарета в кадре? Друзья, а как показать, что сигарета — плохо, если мы ее вообще не увидим? Доходит до абсурда. Мой любимый мультик был про Карлсона. И книжкой о нем зачитывалось. В Швеции этот герой Линдгрен считается не очень хорошим персонажем, его иногда даже запрещали. Но я не полезла после прочтения этой книги на крышу, не воровала вставные зубы своего дяденьки из стакана… Это веселая, жизнерадостная сказка. А почитайте фольклор… Две сестры и братик пошли собирать ягодки, братик насобирал больше, сестрички говорят — давай его убьем… Это фольклористы впоследствии адаптировали народные сюжеты, но у них все равно осталось много жестокости. Но это не значит, что дети, слушая эти сказки, вырастали преступниками.
Л. Р. То есть все равно осталось ханжество, запрещающее «Муху-Цокотуху», потому что там прославляется кулачество в виде жуков рогатых — мужиков богатых, с другой стороны, декларируется, что с детьми надо говорить обо всем… У Вас, Александр Адольфович, есть великолепный мультфильм «Дед» на основе белорусской народной сказки, там довольно тяжелая тема — о старости, смерти… Не говорили вам, что это чересчур сложно для детей?
А. Л. Нет, не говорили. А если бы и сказали, я бы просто посмеялся. Это значило бы, что такой человек ничего не понимает ни в искусстве, ни в кино, ни в жизни. На «Лістападзіке» победил мультфильм «Даже мыши попадают в рай» Яна Бубеничика и Денизы Гримовой — о том, как умерли мышонок и лис, и что их ждало на том свете… Дети были в восторге.
Л. Р. Но все ли разрешено в беседе автора и ребенка? Должны ли быть какие-то границы?
А. Л. Конечно.
Е. Т. Но и запрещать все нельзя! Должна быть разумная граница!
А. Л. Нужно учитывать, что ребенок еще растет, что он не готов к каким-то вещам. В каждом возрасте — свои свойства психики, не говоря о том, что дети сами по себе разные. Кто-то растет в нормальной, полноценной семье, кто-то — в семье алкоголиков, кто-то — в детском доме. Но все эти табуирования, «0+», «6+« — очень условные, когда я рос, такого не было. Потом кому-то вздумалось загонять все в какие-то рамки. А это, кроме недоразумений, ничего не вызывает. Люди с введением этой маркировки не изменились, у каждого остались свои моральные ориентиры.
Л. Р. Что же, правда, у каждого свои критерии… Вот вы, Александр Адольфович, однажды сказали, что «Ну, погоди!» — это кич… Что такое кич в детском кинематографе? Инситное, наивное искусство признано высоким, признано, что детский рисунок имеет художественную ценность… Как же возникает кич? В стремлении уподобиться ребенку, сюсюканию с ним? В стремлении подражать каким-то идеологическим клише?
А. Л. Кич — это когда история «лобовая», незамысловатая, высказанная примитивными визуальными средствами. Если после просмотра не возникает серьезных выводов.
Л. Р. Ну ладно, если «Ну, погоди!»- кич, «Том и Джерри» — что? Еще больший кич? Есть же мнение, что «Ну, погоди!»- такой советский ответ «Тому и Джерри», как «Золотой ключик» — римейк истории про Пиноккио, а «Волшебник Изумрудного города» — «Волшебника Страны Оз»…
А. Л. Никакой это не римейк, извиняюсь. Просто люди, которые делали и «Ну, погоди!», и «Тома и Джерри», хорошо владели своей профессией и использовали главный закон кинодраматургии, соответственно которому всегда должны быть герой и антигерой. А современный фильм «Маша и Медведь» — неужели такой же римейк? Там тоже же два героя, тоже друг друга донимают.
Е. Т. Мое мнение — «Ну, погоди!» все-таки не кич. Я думаю, это жанр, который называется «комедия». Чаплин скользил на банановой шкурке, зритель смеялся… И эта шкурка, возведенная в какую-то степень, по-прежнему работает. Драматургия работает на эмоциях.
А. Л. Можно скользить на той же шкурке по-разному.
Е. Т. Разумеется, поэтому и придумывают разные варианты… Я выросла на «Ну, погоди!»… Мы смеялись искренне, эмоция — это то, что должен провоцировать произведение искусства… Со времен Аристотеля тех основных эмоций три, это полутонов их — куча… Страх, смех, слезы. Если очень грубо делить на жанры, трагедия, комедия и драма. Если какая-то из упомянутых эмоций задействована, то результата мы уже добились. «Ну, погоди!»- это была для нас комедия. Там были заложены моральные нормы: Заяц — хороший, он ест морковь, занимается спортом. Волк — курит, злой, агрессивный. Поэтому добро постоянно побеждает, а зло подлежит наказанию. Волка, конечно, бьют, но не так страшно, как происходит в «Томе и Джерри». Там же вообще раскатывают этого бедного кота на блин… И кота мне даже больше жаль…
Л. Р. И мне тоже!
Е. Т. Волка с «Ну, погоди!» все-таки было меньше жалко, ведь его социализировали как хулигана… А кот в «Томе и Джерри» всего лишь выполняет свою кошачью миссию: ловит мышь. «Маша и Медведь» — того же плана явление, только на более современном уровне, тоже комедия ситуаций… И мне там жалко медведя. Но факт: это на сегодняшний день по статистике самое продаваемое кино в мире! Для меня, кстати, это загадка… Ход не новый…
Л. Р. Значит, соответствует восприятию современного поколения детей... В свое время белорусский критик Варлен Бечик написал острую статью о детской литературе «Только без сю-сю»... Осуждал подстраивание под детей, примитивную умиленность... Но какая уж умиленность, если героя бесконечно лупят до полусмерти?
Е. Т. Не могу сказать, что сегодня упомянутого «сю-сю» нет… Если оно хорошо сделано — имеет право быть. Интересно бывает наблюдать, как сами дети создают анимационное кино. Мы с Александром были на фестивале детского творчества, который проводится раз в год Зеленым крестом» в Смолевичах. Оказывается, в Беларуси очень много студий детской анимации, и иногда присылают очень интересные работы. Можно видеть особенности мышления авторов в зависимости от возраста. Вот в определенном возрасте ребенок хорошо воспринимает яркие цвета, после — развивается восприятие нюансов… Аниматорам нужно точно такое знать: когда нужно «сю-сю», когда можно усложнить…
Л. Р. Что же, в детской литературе всегда было больше халтуры по сравнению с кино: книжка — более массовый продукт, чем лента. Но среди лент для самых маленьких сегодня самые популярные прежде всего «обучалки», «развивалки», где отсутствует то, что учит сопереживанию… Может, это потому, что сегодняшние родители — первое поколение, выросшее на компьютерных играх? Они выбирают не историю, как мальчик рукавичку таскает на шнурочке, потому что очень хочет собачку… А про то, что едет синий грузовик, потом — желтый грузовик, потом — зеленый грузовик…
А. Л. У мультфильмов-«развивалок» другие задачи, они должны быть обязательно. Раньше такого не делали, так как не существовало сегодняшних возможностей. И хорошо, что подобное появилось — ведь параллельно с этими «обучалками» есть и другая анимация, позволяющая детям получать и эстетическое воспитание, и этическое.
Е. Т. Для маленьких и в Беларуси было сделано достаточно много таких «обучалок». И нельзя сказать, что все они только дидактические. Сейчас Ира Тарасова делает сериал «Диди», который направлен на объяснение маленьким детям основ социальной жизни, в игровой, не очень сложной форме. Трогательно, мило.
Л. Р. И сидят детки, как зомби, перед планшетами, не поедят, если перед глазами не прыгает мультик…
Е. Т. А с этим уже ничего не поделаешь, такое поколение. Чуть ли не от появления на свет родители суют планшеты… С этим нельзя бороться, можно только приспосабливаться. Отобрать у ребенка гаджет — у его друзей будет, и он уже вне социума… У этого поколения совсем другая скорость восприятия информации. Намного быстрее, чем была у нас, кто читал книги. Вселенные, которые мы воспринимали из книг, складывались у нас в голове. А у сегодняшних детей возникают уже в тех визуальных обликах, которые для них кто-то создал. Мне кажется, та часть мозга, которая отвечает за фантазию, у нового поколения понемногу деградирует. Но, наверное, больше развиваются другие способности… Меняется существо под названием человек. Не могут смотреть «медленные» фильмы. Когда мне сказали двадцатилетние зрители, что мультик «Карлсон» затянут и медленный, для меня это просто был «финиш». Мне казалось, что более весело и динамично трудно сделать.
Л. Р. Это не хуже и не лучше — это данность... В таком случае, может ли современный кинематограф для детей конкурировать с компьютерными играми? Не отучился ли маленький зритель с клиповым мышлением быть только созерцателем?
Е. Т. Кино и компьютерные игры — разные вещи.
Л. Р. Мне кажется, они синтезируются. Компьютерные игры последних поколений выглядят не хуже анимации и игрового кино, там разветвленный сюжет, тем более используются сюжеты популярных лент. Получается интерактивное кино.
Е. Т. Как кино не заменило театр, так и компьютерные игры не заменят кино.
А. Л. Неважно как спорить, вытеснит робот человека или нет. У компьютерных игр другие задачи, чем у кино, а если другие задачи — значит, другие решения. Игра — это сбор правил, и вы должны эти правила соблюдать. Если кино плохое — дети будут прыгать и крутиться в креслах. Если хорошее — даже гиперактивные будут смотреть с утра до вечера.
Л. Р. Сегодня синтезируются и игровое кино с анимацией…
Е. Т. Я тоже работала в таком кино, когда рядом с живыми артистами — компьютерная графика... Это просто еще один набор инструментов. Каскадер уже не должен рисковать и гореть в огне, компьютерной графикой все сделают.
Л. Р. Насколько популяризируется через кинематограф для детей именно белорусская культура? Ведь кино, анимация для детей — наиболее влиятельный инструмент для патриотического воспитания. Посмотрите, как в России выпускают целый ряд мультфильмов про богатырей, национальных героев...
Е. Т. На нашей студии снято очень много на эту тему... Думаю, каждый режиссер анимации хоть раз использовал в качестве вдохновения или белорусскую сказку, либо сюжет из белорусской истории. Елена Петкевич сняла о Марке Шагале и о Максиме Богдановиче.
А. Л. На «Лістападзіке» получил спецдиплом жюри ее мультфильм, главный герой которого — поэт Максим Богданович. Когда его показывали в кинотеатре «Пионер», дети смотрели, затаив дыхание. Мы даже в жюри обратили на это внимание. Сделано очень профессионально, поэтому фильм заслуживает и внимания зрителей, и призов.
Л. Р. Выходит, Максим Богданович может стать познавательным национальным героем анимации?
Е. Т. Да, разумеется! Как и Шагал, и герои Великой Отечественной войны… Вспомню мультфильм о Шкловском театре, который был фактически белорусской Мариинкой… Сейчас я делаю проект, посвященный славянской мифологии — приключенческое фэнтези… Наш ответ российской анимации про богатырей, так сказать. Там будут и персонажи именно белорусской мифологии, например, Поляндра, Гарцуки… Герои нашей мифологии при «раскрутке» могут быть не менее интересны, чем Зевс или Геракл, необязательно ограничиваться только Нестерком…
Л. Р. Александр, а как вы выбирали сюжет для своего фильма «Дед», основанного на белорусском фольклоре?
А. Л. Случайно. Я писал другой сценарий и как раз должен был его принести назавтра в студию. А вечером меня пригласили в гости на плов в соседний дом. И перед уходом мне позвонила художница, с которой мы собирались работать, и сказала, что, кажется, в России был на эту тему снят фильм. Я решил залезть в интернет и проверить. И оказалось, есть такой фильм — «Умная дочь» Елены Черновой. Тот же сюжет, на который я закончил только что писать сценарий. Я пошел в гости, посидел, наверное, час… Побежал домой. Было одиннадцать вечера… Среди моих книг имелся сборник белорусских народных сказок. Я начал его листать… Сказка «Дедов клад» была самая коротенькая. И я за два часа написал по ней сценарий и принес назавтра в студию. А тот сценарий, который я должен был принести, назывался «Екатерина». Поскольку на него были поданы документы в Министерство культуры, мне сказали — менять название нельзя. Я говорю тогдашнему директору студии — там же герой Дед, мужчина… И вдруг — Екатерина!
Е. Т. Не повезло деду с именем!
А. Л. Директор говорит — так придумай, может, героиню, которая в деда влюбится, пусть она будет Екатерина. Такая странная вот история получилась... В кино бывает.
Л. Р. В 1990-е обрушились барьеры цензуры, это касалось и детской литературы. Появились сборники «страшных историй», всевозможных ужастиков… Дети никогда не перестанут к такому тянуться. Готовы ли снять ужастики на белорусском материале?
А. Л. Если включить мозг, можно любой материал использовать так, чтобы это приносило пользу и не выглядело кичем. И наоборот, можно любой материал испоганить, опошлить... Что такое детские ужастики? Когда я был маленький и слышал, как волк съедает Красную Шапочку и бабушку, а после приходят охотники и освобождают их, разрезав волку живот, для меня это был такой ужас...
Е. Т. Я в детстве заслушивалась страшными историями… Их часто рассказывали в пионерских лагерях. Было ограниченное количество сюжетов, и человек, который приносил новый сюжет, был королем программы: все внимание ему, просят пересказать… И в какой — то момент — я была где-то во втором или третьем классе — я сообразила, что могу придумать сюжет… И придумала. Мой рассказ пользовался успехом. В 1990-х, когда появились упомянутые вами сборники, один из них назывался «Ужасные истории», его составили два веселых человека Эдуард Успенский и Андрей Усачев. Дети присылали им ужастики отовсюду, иногда можно было узнать переделанный сюжет фильма «Омен» или рассказа Мериме «Венера Ильская». И я нахожу там свой сюжет «Кукла в черном платье». Он почти не изменился! Только плохие дяди, которые послали роботов пить кровь советских детей, из американских стали японскими. На фестивале в Иркутске я пересеклась с Андреем Усачевым, рассказала эту историю… Тот прокомментировал — «Чего ты удивляешься? Каждую историю кто-нибудь когда-то придумал». А спустя несколько лет мне неожиданно предложили вести в журнале «Березка» рубрику ужастиков. И целый год я писала там от имени призрака Аркаши. Его нашли в библиотеке старой усадьбы, это был призрак библиотекаря, который зачитался до того, что не понял, как умер.
Л. Р. То есть черный юмор для детей типа сериала «Маленькая мертвая девочка Линор» — это нормально?
Е. Т. Конечно! Упомянуть мультфильм «Каролина», ленты Тима Бертона...
А. Л. А «Маша и Медведь» — разве не страшилка? Что только Маша с ним не делает! Когда я как сценарист берусь за тот или иной сценарий, у меня есть сверхзадача. От нее зависит, умрет кто-то в финале или останется жить счастливо. Касательно талантливого произведения не возникнет вопросов, или должно быть иначе…
Е. Т. Главное, чтобы положительный эгрегор в этом был, чтобы страх помогал ребенку бороться с собственными страхами, а не пропагандировал безнадежность. Кино может быть и страшным, и грустным, но оно не должно отбирать веру в то, что жизнь продолжается и есть надежда.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ
Фото Алины МАЗОВЕЦ
Финалистка проекта «Академия талантов» на ОНТ — о творчестве и жизни.
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
Как вакцины спасают жизни и чего может стоить их игнорирование?
