Двери в кабинет главного балетмейстера Большого театра Беларуси открыты, а он сам в движении — мобильный, спортивный, стремительный и одновременно сосредоточенный на решении самых разных вопросов. Хотя еще недавно мы были рады видеть Игоря Колба на сцене. Новость о том, что заслуженный артист РФ, премьер Мариинского театра решил завершить танцевальную карьеру и возглавить белорусский балет, потрясла и труппу, и публику. Потому что пришел человек, которого в театре давно и хорошо знают — с тех самых пор, когда он танцевал на этой сцене. А теперь с его именем связываются надежды на развитие — и он понимает степень ответственности.
— Если вы принимали предложение, то, наверное, взвешивали свои силы: что я могу сейчас уже в новом качестве — руководителя труппы и человека, который должен быть примером творческого движения?
— Я действительно очень долго взвешивал свои возможности и задавал себе вопрос: сумею ли? Что я могу дать в творческом плане, исходя из опыта, который имею? А он немалый: 25 лет служения в Мариинском театре были чрезвычайно насыщены. Поэтому для меня не было большого интереса в том, чтобы вернуться в Минск и просто занять определенную должность в театре. Первую неделю я знакомился с труппой, доставшейся мне в наследство. Кто-то сам приходил, кого-то я вызвал, зондируя почву для дальнейшего пути и привлечения за собой. Это для меня принципиально важно. Ведь можно сколько угодно аккумулировать идеи, но не иметь возможности их реализовать. Один человек мало что может сдвинуть, поэтому мне нужно четкое понимание командной работы. В лице генерального директора и художественного руководителя театра оно есть, но важно, чтобы понимал коллектив, в который я пришел. Поэтому нужно разобраться в вопросах, касающихся его жизни, взаимоотношений, проблем или радостей. Я уже сделал ряд выводов для себя. Первый момент, который я отметил, — неконкурентоспособность артистов друг с другом, уровень труппы неровный. Это проблема, нуждающаяся в решении прежде всего. А дальше уже думать: конкурентоспособны ли мы для того, чтобы себя показывать другим? По моему мнению, не бывает безвыходных ситуаций, есть ряд задач, поставленных перед определенными людьми, — и все будет решено.
Второй момент: что нового появится в театре. Также в наследство я получил идею возвращения спектакл «Жизель», он выйдет премьерой уже в следующем сезоне. Реализовать постановку предложили мне. Я не отказался, потому что в этом спектакле танцевал партии Альберта и Ганса, многое из разных редакций балета взял из выступлений в Мариинском театре. Поэтому в основе будет версия Мариинского театра с некоторыми изменениями. Как только я узнал, что буду работать над этим спектаклем, тут же пошел в театральную библиотеку искать материалы, чтобы понимать, что было потеряно — но на сегодня может быть актуальным, чтобы создать свою версию.
Так сложилось, что я получил профессиональное образование в Беларуси, и эту базу развивал на территории Российской Федерации. Для меня принципиально важно все, что накоплено, вернуть сейчас сюда. Другое дело, что нельзя не задумываться об окупаемости репертуарной политики, потому что мы все же находимся в академическом театре, который имеет определенные рамки и обязанности перед публикой. Ее нужно привлекать в театр, но при этом учитывать, насколько ей интересны наши предложения. Регулярно возникают вопросы о современной хореографии. Пласт, привнесенный Валентином Николаевичем Елизарьевым, его спектакли — визитка театра, и будет сложно найти хореографов, которые могли бы работать в этом направлении настолько же масштабно. Сцена театра достаточно сложная: это большое пространство. В этом также уникальность Большого театра Беларуси. Поэтому для того, чтобы привлекать к сотрудничеству хореографов, нужно четко понимать, что здесь можно осуществить. Но я надеюсь на приход молодых талантливых балетмейстеров, интересующихся возможностью высказаться, и здесь есть варианты, необязательно связанные с большой сценой. Хотел бы, чтобы артисты Большого театра могли попробовать себя в работе с разной хореографией.
— Готовы ли артисты, имеющие классическую подготовку, к такой работе?
— Я считаю, что должна быть классическая база. Да, есть самородки, которые приходят с улицы, воспитанные на мастер-классах — их сейчас очень много по всему миру. Но в России современную хореографию предлагают на разных площадках, а в некоторых академических театрах даже культивируют. Новая сцена Александрининского театра создавалась ради экспериментальных работ как в классическом виде деятельности, так и современных хореографов. Недавняя премьера «Адама и Евы» — пример того, как прекрасно вписан в заданное пространство спектакль Ольги Васильевой. У меня сразу возникла идея привести спектакль в Минск, а буквально через пару дней отказался от нее: это не прозвучит на нашей сцене... Всегда проще сказать, что у нас этого нет. А можно попробовать создать то, что прозвучит именно здесь, — на мой взгляд, это отдельная задача для хореографов, которые воспитываются в Минске.
Посмотрел, насколько насыщена современной хореографией Афиша Музыкального театра, потому что мы все же планируем развиваться в этом направлении, только не в репертуарном плане, а в проектном. На ближайшее будущее мне видится организация определенного фестивального движения, дающего возможность высказаться тем или иным хореографам.
— На современную хореографию направлен конкурс в Витебске — возникает момент конкуренции?
— Какая может быть конкуренция с Большим театром? Разве что тематическая... Здорово, если этот поток будет развиваться на нескольких площадках. Конкуренция нужна. Никто не говорит, что нужно резать костюмы или обливать кого-то напитками. Мы о таком иногда слышим, хотя в моей жизни, слава богу, ничего подобного не было — ни в мой адрес, ни с моей стороны...
— Вы были артистом академического театра — а первое, что у вас родилось, — идея проекта современной хореографии. Вам это близко?
— Во-первых, я работал в театре, где была возможность попробовать разную хореографию. Театры Беларуси и России сохранили репертуарный подход — это сейчас в мире редкое явление, в основном используется блочная система: показывается определенное количество спектаклей одного названия, после готовится новый блок. А возможность танцевать несколько спектаклей с разными названиями за неделю, за месяц и так далее есть не в каждом театре. Ведь это сложно: монтировка декораций, свет и т. д.
Считаю, что спектакли нужны разные. Наверное, какие-то произведения не должны быть в репертуаре долго, но они создают условия роста для артистов, что особенно важно — для молодежи, ведь она с одним и тем же репертуаром начинает через какое-то время «киснуть». Должно быть развитие не только театра и репертуарной политики, но и лиц, служащих в театре.
Почему я начал с современного? На протяжении работы в Мариинском театре я прикоснулся к работам современных хореографов. Первым спектаклем была «Шотландская симфония» Джоржа Баланчина, одноактный балет с невероятно тяжелой хореографией, требующей безупречной чистоты исполнения. Потом пошло репертуарное наполнение. Я счастлив, что мне выпало танцевать хореографию Форсайта, Макмиллана, Робинса. Когда Уильям Форсайт пришел в Мариинский театр, то опрокинул мое сознание, и я стал иначе танцевать классику. Появилась странная свобода, она раскрепостила танцовщика во мне, раздвинула границы, новый опыт пошел на пользу. С появлением в моем репертуаре хореографии Макмиллана получился великолепный дуэт, благодаря которому я подрос как партнер для балерин. Есть еще эмоциональная составляющая дуэтов, поставленных Макмилланом: они меня обеспечили арсеналом для «Лебединого озера» в редакции Константина Сергеева. А когда я увидел миниатюру «Лебедь» Раду Поклитару, то был очарован. Кстати, видел ее в Минске в исполнении Ивана Васильева и написал Раду о возможности станцевать «Лебедя». У меня он получился совсем другой, я научился громко смеяться на сцене, чего никак не мог сделать — стеснялся. Во время первого выхода с этой миниатюрой меня трясло: казалось, что не поймут. Через какое-то время я попросил Раду к моему бенефису в Токио создать спектакль, в котором мне хотелось бы раскрыться в драматическом наполнении — на тот момент я уже имел жизненный опыт для этого. Так появился балет «Двое на качелях» с Юлией Махалиной, который мы потом танцевали в Мариинском театре на ее бенефисе, даже гастролировали с ним. А перед переездом в Минск мы с драматической актрисой Полиной Толстун из ВДТ в Санк-Петербурге обсуждали возможность создать версию этого спектакля, где я работал бы еще и как актер...
Интересные планы были и есть. Возможно, я вернусь к мысли развивать личный путь. Из предложенных Большим театром Беларуси 5 лет я решил подписать контракт пока на 3 года. Ведь я не из тех, кто будет занимать должность, когда пойму, что не получается...
— Нынешняя ваша работа — творчество другого рода, требующее внутренней трансформации. Как вам дался этот переход?
— Без трансформации невозможно. Поэтому, когда мне задали вопрос «неужели ты больше не будешь танцевать», я задумался: интересно, а почему? Нет, для меня это продолжение. Во-первых, я не планирую прекращать танцы, поскольку у меня в России остался ряд проектов. Возможно, кто-то делал бы трагедию из того, что заканчивается театр, и что же делать дальше? У меня никогда не возникало такого вопроса. В течение последних пяти лет было преподавание в консерватории в качестве доцента кафедры хореографии. И так случилось, что первый выпуск в истории Академии танца Бориса Эйфмана был мой. Теперь мои ученики работают в великолепных театрах, включая Мариинский. Были проекты в области продюсирования, в них я принимал участие и как артист. Считаю, что в жизни все может сочетаться и дополнять одно другое. Когда я принял решение уйти из Академии танца Эйфмана, у меня не получилось посидеть даже несколько месяцев. Потому что в какой-то момент я подумал, что занимаюсь организаторской деятельностью, продюсированием, но делаю это на ощупь. И я поступил в Высшую школу управления в культуре МГУ. Не знаю, где тот самый финал, сколько мне отведено быть здесь или вообще на земле, но я рассматриваю свой путь как единство. Не вижу смысла отказываться от чего-то, если это может быть в пользу моей нынешней работы. Тем более что это продолжение того, что было задано в Минском хореографическом училище, даже еще в родном Пинске.
— Осталась ли у вас личная связь с Пинском?
— Во-первых, связывают предки, потому что все оттуда. Во-вторых, связывает фамилия, потому что линия моего отца происходит из деревни Калбы неподалеку от Пинска. И, к сожалению, сейчас уже связывают могилы всех тех, кто когда-то дал мне направление в жизни. Но я наведываюсь в Пинск, мне интересно, что там происходит, как меняется город, чем живут и дышат люди. Когда жил в России, я приезжал, например, на 40-летие школы танца, в которую меня когда-то привела подруга по двору. Момент возвращения в период детства был очень трогательный: вспомнил, как искал себе занятие, стремился то во Дворец культуры «40 лет Октября» на эстрадный танец, то в клуб юных натуралистов, цирковую студию во Дворце культуры «Трикотажник»... Результатом поисков стала хореографическая школа, которая теперь имеет номер три.
— Для тех, кто учится хореографии, вы — пример свершения грез и успешной карьеры, включая за пределами Беларуси. Как их удержать здесь, чтобы избежать проблемы пополнения трупы?
— В современном мире нет такой проблемы, когда у артиста есть четкое понимание о графике работы в разных местах. Но нужно знать, что ему предложить здесь. Проблемы отъезда вообще нет, когда решен вопрос: интересно ли тебе работать?.. Если человеку интересно, он сделает независимо от места. Я тот человек, у кого получилось, но я же сейчас здесь! Всегда где-то лучше, чем там, где ты родился, но прежде всего нужно стремиться реализоваться дома.
В моем случае к решению об отъезде скорее подтолкнула судьба. За год до выпуска, буквально перед конкурсом в Санкт-Петербурге, куда направил меня преподаватель Николай Коляденко, я потерял отца. А через год не стало мамы. Встал вопрос, что нужно как-то жить дальше. На тот момент для меня в Большом театре Беларуси были созданы все условия, изменения были нужны больше даже внешние, чтобы обрести внутреннюю гармонию. Не задумывался о прибыли или особых условиях — это не было первичным никогда. Деньги приходили всегда тогда, когда они действительно были необходимы, а не потому, что я заботился о зарплате, — это не моя история. Я использовал каждую возможность реализации себя как артиста. Мог отказаться от предложений только при невозможности быть в двух местах одновременно.
— Что вам как артисту дал выход на сцены других стран мира?
— Любой обмен ценен, также как и знакомства с артистами и хореографами. Мне посчастливилось принимать участие в Вечерах знаменитого французского хореографа Ролана Пети в прощальном туре по Японии с великолепной балериной Тамио Кусакари. Когда мы встречались с Роланом Пети, то я невероятно волновался, поскольку учил его хореографию с ассистентом. Он был скептичен, насмехался надо мной, делал вид, что не может вспомнить мое имя, называл меня просто «парень». В душе все колотилось, представлял, как он сейчас скажет «нет» — и я поеду домой. Хотя моя кандидатура долго согласовывалась, нужно было сначала прислать видео, которое демонстрировало мои возможности. А во время встречи он показал рукой: «Ну, покажи что-нибудь...» Я без ног, без рук, без дыхания на автомате воссоздал довольно большое па-де-де на тему Отто Дикса, где я был в образе маньяка. Это далось трудно. А Пети сказал: «Спасибо, мне нравится. Я завтра приведу Зизи Жанмер». Тут я понял, что вообще рискую получить инфаркт при встрече с легендарной балериной. А она пришла и одобрила. У нас была очень теплая неделя в Женеве, когда я понимал, что присоединился к историческому моменту, который может произойти в жизни далеко не каждого артиста. К сожалению, сейчас уже нет ни его, ни ее, но память живет, и я надеюсь, что какой-нибудь его спектакль мы попытаемся сделать в Большом театре Беларуси. Желание работать и следовать за интересной личностью обогащает творчески, в том числе и создает достаток.
Кстати, за первые дни работы на новой должности в Минске ни один человек не пожаловался на финансовую составляющую. А насчет интереса — приходите в театр и работайте. Я здесь ради этого.
— Вы познакомились с труппой. Есть ли почва для развития?
— Есть, а даже если бы ее не было, мы работали бы все равно: не вижу проблемы что-то исправить. Есть одна категория артистов — которые ценят свой талант. Вторая категория — артисты с более скромными возможностями, но способные к профессии. С ними нужно активно работать, и репетиторы уже получили задания. Я хотел бы, чтобы мы сами воспитывали артистов. Но это не значит, что состав труппы не будет меняться. На сегодняшний момент у меня лежат резюме артистов, желающих работать в Большом театре Беларуси. Звонят, пишут в социальных сетях. Мы сняли ролик в фойе театра — назначаем дату, когда можно будет приехать на просмотр. Я считаю, что необходимо не просто присылать резюме, а приезжать в Беларусь, смотреть город, чувствовать людей, чтобы принимать решение на годы. У нас прекрасный город, хороший климат и много того, чем мы можем привлекать помимо работы в театре.
— Вы с такой теплотой говорите о Беларуси...
— Во мне течет белорусская кровь. Всегда говорил, что родился в Пинске, учился в Минске, как артист реализовался в Мариинском театре. Благодаря тому, что много работал, я заслуженный артист Российской Федерации. Это все вехи моего пути. Моя жена украинка. Но у моего сына в графе «национальность» записано: «белорус», он понимает, кто у него папа и мама.
— Семья вас поддерживает сейчас?
— Мне тяжело давалось решение. Почти одновременно с предложением Большого театра Беларуси поступило еще одно очень интересное. Долго размышлял: где буду полезнее. Некоторое время назад я видел себя в Великом Новгороде: там у нас фестиваль, который я не планирую покидать. Там я создал уголок вроде того, что был в моем детстве в Пинске. Там все сделано так, чтобы мне было хорошо. И на новом витке своей жизни я не мог не учитывать мнение жены и сына: семья и ее теплота способствовали успехам в моей карьере. За пару недель в Минске почувствовал, насколько мне тяжело, когда семья не рядом. Привык к тому, что дома для меня созданы комфортные условия. Конечно, сейчас жизнь другая: с 8.30 до 22 часов я нахожусь в театре, а если не в театре, то занимаюсь его делами. Однако потом я куда-то возвращаюсь и утром просыпаюсь... В мае я счастлив из-за приезда жены. А сын и его девушка ко мне приедут летом — мы все учимся в разных вузах. Пока моя семья будет со мной наездами, а я покидать Минск собираюсь на минимальные сроки, потому что понимаю объем работы.
Лариса ТИМОШИК
Фото из личного архива героя
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
Финалистка проекта «Академия талантов» на ОНТ — о творчестве и жизни.
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
