Профессор Ивченков о медиацентричности мира и лингвистике обмана

Мы живем во время, когда над всем царит не только хлеб, но и слово. Оно везде: в частных сообщениях и официальных документах, поздравлениях и соболезнованиях, в лентах новостей и больших статьях. От слова мы никуда не денемся. Поэтому необходимо научиться им правильно пользоваться. Этому посвящают жизнь многие ученые. В Беларуси одним из первых о мобильности слова как жизнеобеспечивающего ресурса и коммуникативной безопасности заговорил доктор филологических наук профессор Виктор Ивченков. Фундаментальным трудом «Дискурс белорусских СМИ. Организация публицистического текста» он дал старт новому междисциплинарному направлению — медиалингвистике и дискурсному анализу СМИ. Уже 33 года Виктор Ивченков работает на кафедре медиалингвистики и редактирования факультета журналистики Белорусского государственного университета. Через его школу прошли многие белорусские журналисты. «Если человек говорит «потенциальные возможности», «на сегодняшний день», «специфические особенности» или «актуальные проблемы», значит, на журфаке он не учился. Тот, кто у меня учился, так не скажет», — шутит Виктор Иванович. Профессор уверен, что правильно обращаться со словом сегодня должен не только журналист (это его долг), но и каждый человек. Почему — в интервью «Звязде».

— Виктор Иванович, в Брестском государственном институте имени А. С. Пушкина вы учились на специальности «Русский язык и литература». Но вас знают как специалиста по белорусскому языку. В какой момент вы переключились с русского на белорусский?

— Минуточку, разговариваю и по-белорусски, и по-русски. Оба языка для меня — не роскошь, а профессиональный долг (смеется). Однако вырос я там, где белорусскоязычного элемента почти нет, в деревне Ходыничи Кобринского района. И там царит речь, приближенная к украинскому языку. В моих Ходыничах коренные жители не декают, не текут, даже не окают. И когда я решил поступать на филологический факультет Брестского пединститута, мама меня поддержала. Но она настояла на том, чтобы я шел именно на отделение русского языка, так как сама была со Смоленщины, в Беларусь переехала после войны в поисках лучшей доли. И я решил, что раз мама так хочет, то могу попробовать поступить именно на русское отделение, хотя в те времена сделать это было довольно сложно — был большой конкурс. С юности увлекался Лермонтовым, а Пушкиным просто болел. Начинал сам потихоньку писать стихи и время от времени их декламировал маме, братьям, друзьям... Кстати, в деревне у меня было прозвище Пушкин. После института меня направили в аспирантуру. Помню себя аспирантом. Не ходил, а летал над землей, для меня все было так гармонично, так интересно, что на некоторые мелочи я вообще не обращал внимания. В аспирантуре Института языкознания имени Якуба Коласа Академии наук БССР на меня повлияло знакомство с настоящей научной элитой: я видел, как работают Николай Васильевич Бирилло, Аркадий Иосифович Журавский, Александр Николаевич Булыко, мой научный руководитель, Михаил Романович Судник, Геннадий Афанасьевич Цихун, Виктор Владимирович Мартынов, Арнольд Ефимович Михневич, Александр Антонович Кривицкий и другие. Для меня это были непревзойденные авторитеты. Там почувствовал белорусский язык. И меня пронизало: а почему я по-белорусски не говорю?.. Неужели я не смогу выучить белорусский язык и говорить на нем. И, честно говоря, мне это легко удалось. Как ни парадоксально – помогло владение диалектом. Диссертацию писал по двум специальностям: белорусский и русский языки. И на защите кандидатской Аркадий Иосифович Наркевич пригласил меня работать на кафедру стилистики и литературного редактирования факультета журналистики БГУ. Я согласился, но сказал, что хотел бы преподавать русский язык. Но когда Аркадий Иосифович ставил себе что-то за цель, мягко, интеллигентно этого добивался. Я прихожу к студентам, читаю им современный русский язык, а они мне говорят, что он только что у них был. И мне на ходу нужно было перестраиваться. После этой лекции подумал: а действительно, почему я отказывался читать современный белорусский язык, это же так интересно. И так мне пришлось всю жизнь связать с языками — белорусским и русским. И я абсолютно не жалею. Всю свою сознательную жизнь отдал белорусскому языкознанию, но больше всего журналистике.

— Складывается впечатление, что вам очень посчастливилось с учителями...

— Безусловно. В институте я три года учился на заочном отделении. Мое обучение на стационаре никто содержать не смог бы, да и маме нужно было помогать. И я решил работать. Однако на третьем курсе по просьбе Матильды Прокофьевны Демидовой в деканате мне предложили все-таки перейти на стационар. На заочной учебе от сессии к сессии, мне нужны были не оценки, а знания. Для меня было наградой, когда Матильда Прокофьевна спрашивала у моих одногруппников: «Где Виктор, я ради него пришла на занятия». Я посоветовался со старшим братом и решил перейти на стационар. Честно сказать, меня очень поддерживал институт, была повышенная стипендия. И мне хватало этих 56 рублей. По сравнению, моя мама получала 38 рублей пенсии. Я очень активно включился в научную жизнь. На одной из студенческих конференций я участвовал в трех секциях и во всех занял первое место. За это меня направили в Новосибирск на Всесоюзную студенческую конференцию. Для меня это была эпопея. Я никогда никуда не летал. А тут и Москва, и Новосибирск. Там мне вручил диплом второй степени сам профессор Александр Иванович Федоров, книги которого я хорошо знал.

— Виктор Иванович, вы первый в стране ученый, который начал заниматься дискурсом публицистических текстов. Насколько трудно прокладывать новое направление?

— Это довольно сложно. Когда в конце 80-х годов прошлого века заикнулся на журфаке, что хочу заниматься теорией когнитивной обработки дискурса, мою идею, мягко говоря, приняли без энтузиазма. Но я ее не бросил, в те годы в переводе на русский язык вышла книга ван Дейка «Язык. Познание. Коммуникация». Он считается основателем дискурсного анализа СМИ в Европе. Меня эта книга просто поглотила. Текст возник как фрагмент жизни, как фундамент теории и практики журналистики. Сначала, когда взял книгу ван Дейка в руки, меня охватил ужас. Я понял, что почти ничего не знаю из того, что здесь написано. Но стал потихоньку углубляться и увидел, насколько это перспективная тема. У ван Дейка, разумеется, показана европейская модель журналистики. Я увидел, сколько там манипуляций, сколько стратегий и тактик обмана, что давало основания для выделения целого научного направления — лингвистики обмана. Сегодня по этому направлению моими учениками защищены четыре кандидатские диссертации, десятки дипломных и магистерских, написаны три докторские. Первым всегда быть трудно, особенно в науке. Но есть еще большая сложность.

— Какая?

— Журналистика — довольно молодая сфера. Три кита, на которых она базируется, — сбор, обработка и распространение информации через коммуникативные каналы. Истоки журналистики междисциплинарные. С этим, видимо, связана та проблемная ситуация, о которой нужно довольно громко говорить. Чтобы услышали... Современное общество вовлечено в медийный процесс, и в этом отражается кардинально новое его свойство. В новом коммуникационном окружении: информация не столько передается и принимается, сколько формируется непосредственными участниками общения. Журналистика есть сфера научного познания. Если взять любой медиатекст, он аккумулирует знания обо всем человечестве в целом и о конкретном медийном событии. Нужно уметь это увидеть и найти. В информационную эпоху недооценивать журналистику во всех ее ипостасях просто пагубно. Только из-за того, что мы выпустили из своего ума информационные технологии, мы пережили 2020 год, мы переживаем сейчас информационную войну. Как в такую эпоху недооценивать журналистику как науку? В эпоху информационных технологий то, что делает журналист, и то, что делают создатели средств массового поражения, — это одного поля ягоды. Сегодня мы оказались в состоянии гибридной войны. Если бы не было современных информационных ресурсов, война была бы физическая, явная. Любая вербальная агрессия со временем перерастает в физическую. Ни нефть, ни газ не играют такую роль, как информационные инструменты. При помощи этих инструментов можно построить мир виртуальный, а можно разрушить физический. Мы должны донести до общества, особенно до академического сообщества, что сегодня информация – это жизнеобеспечивающий ресурс, без него мы сгинем. В эпоху информационного общества проблема признания за журналистикой права на теоретическую и методологическую, научную востребованность кажется парадоксальной. Появление информационных технологий, которые взорвали мир и планомерно «превращают его в виртуальный», было вызвано именно технологическим характером журналистики: триггер постиндустриального общества — компьютеры — вывели информационные технологии на новый уровень, как когда-то телевидение, а еще раньше печать. ИТ охватывают все аспекты производства, передачи, хранения и восприятия информации. Меняется профессиональная роль журналиста: он перевоплощается в коммуникативного лидера, который мобильно формирует контент-среду и кардинально влияет на массовое сознание. Методы журналистского творчества претерпевают качественные изменения в сторону еще большей технологизации процесса, с одной стороны, и нарастания индивидуального, с другой. Возникает журналистика мнений: сегодня мы говорим о персонифицированности современного журналиста, также как и о медиацентричности мира. Все это происходит на фоне интегрированных учений, интегральным звеном которых является информация как инструмент познания действительности. В июле 2020 года в интервью журналу «милиция» я предостерегал от информационной катастрофы. Абсолютно по тому сценарию, что там описывал, прошли августовские события. И мне очень обидно, что иногда общество не может отделить зерно от плевелы. Сегодня нам нужно работать над информационной культурой, 2020 год преподнес нам большой урок. И после 2020 года мы встрепенулись, осмотрелись и как будто очнулись: сегодня, например, телеграм-каналы заполонили жизненное пространство общества. И этим создали крупную силу противостояния деструктивным ресурсам, фейкам, манипуляции сознанием. Мы стали больше отдавать внимания информационному ресурсу, а именно он — сила.

— Виктор Иванович, вы — один из авторов проекта новой редакции «Правілаў беларускай арфаграфіі і пунктуацыі». За почти 10 лет, что действуют эти правила, люди к ним привыкли?

— Новая редакция правописания вводилась очень мягко. И тут надо отдать должное газете «Звязда», она подготовила общество. «Звязда» стала экспериментальной площадкой для введения новой редакции в жизнь. Что-то не прижилось. Например, предложение писать «у нескладовае» с большой буквы. Системно и последовательно, я бы сказал, деликатно был принят и Закон «О правилах белорусской орфографии и пунктуации». В 2020 году в журнале «Роднае слова» мы открыли рубрику «Правапіс у дзеянні». Я поставил себе за цель проследить, как реализовывается закон в средствах массовой информации. Первым делом обратился к «Звязде», более авторитетного издания у нас нет. И каждое измененное правило анализирую с зрения, насколько оно приживается в обществе. Появились ли какие-то новые тенденции. Можно с удовольствием констатировать: новые правописные изменения прижились, стали нормой. Слово журналиста становится мобильным. Самым дорогим и важным продуктом для общества. Сегодня, как никогда, ощущается мощь слова — идеологическая, культуроведческая, консолидирующая. Если раньше речевое поведение общества формировало язык театра, литературы, кинематографа, то сегодня эти просветительские функции осуществляет именно журналистика.

Вопросы задавала Валерия СТЕЦКО

Превью: sb.by