«Удивительно, но факт: чем дальше в прошлое уходит проклятая война, тем чаще она вспоминается, даже снится», — говорит 97-летняя Мария Петровна Струк.
Смерть и впрямь ходила за ней по пятам, а горе — можно сказать, с младенчества. В 14 лет девочка осиротела, вместе со старшей сестрой Верой помогала матери растить младших братьев и сестер. В 17 стала связной партизанского отряда, а потом разведчицей и помощницей повара, была ранена, дважды болела тифом.
— Помню, было время: нутром чувствовала, что меня в любой день могут вывезти на принудительные работы в Германию, — рассказывает Мария Петровна. — Чтобы избежать этого, пошла работать лесорубом (в Германию их не вывозили). Так вот иду как-то раз на работу — слышу, что кто-то догоняет, уточняет фамилию, спрашивает, хочу ли послужить советской власти? А я и не знаю, что ответить. Думаю: вдруг провокация, вдруг передо мной полкой? Но ведь глянула в лицо незнакомца и уже не сомневалась: это наш, партизан. Мы разговорились. Я согласилась помогать, получила пароль для связи, а вот заданий от партизан — сначала никаких.
На сердце очень беспокойно было, аж пока однажды вечером в дверь не постучали. Отворив, девушка чуть не закричала: на крыльце стоял местный... полицейский Иван. «Неужели кто-то выдал, и он пришел за мной?»- испугалась Мария.
Но ведь страх тогда изменился на удивление, — вспоминает Мария Петровна, — ведь этот полицай назвал партизанский пароль и принес мне первое ответственное поручение. Мне нужно было уволиться из лесхоза и устроиться поваром в одну из немецких организаций, которая занималась вербовкой и подготовкой на фронт поляков. Передо мной стояла задача: подружиться с их старшим и попытаться переманить на сторону партизан.
По словам Марии Струк, барак — казарма находилась тогда в Малорите за железнодорожным переездом. По предварительным данным, поляков было более тридцати.
— Меня предупредили, что одно неосмотрительное действие может стоить жизни. Я всегда помнила, что нужно взвешивать каждое слово, особенно — в присутствии немцев.
Мария была симпатичной девушкой, хорошо знала польский язык и недель спустя сколько стала замечать, что один из поляков, Владек, неравнодушен к ней: так и ищет возможности подойти, заговорить, а то и проводить домой.
— Я работала каждый день до 12 часов ночи. Ходить домой одной и впрямь было страшновато... К тому же Владек был интересным, веселым человеком, много рассказывал о себе, своей довоенной жизни...
Таким образом я узнала, что парень еще в Польше собирался пойти в партизаны, но не смог наладить связи, а потом его призвали в армию... Владек не хотел сражаться с Красной Армией. Он говорил, что такое же настроение и у остальных его товарищей. Тогда я осмелела и спросила: «Пошел бы ты сейчас в партизаны?». «А как же! — ответил парень. — Другие тоже пойдут». Об этом я сообщила руководству партизанского отряда. Оно назначило день, и переход состоялся.
Оставаться дома после его Марии было опасно. В ту же ночь за ней пришли бойцы из отряда Степана Каплуна: приказали по-быстрому одеться и попрощаться с родными. Так она оказалась в партизанском отряде.
...Где находится урочище Михерово, точно знают разве краеведы, жители деревень Вотчина, Ляховец, Сушитницы и работники местного лесхоза. Сейчас там пограничная полоса, государственная граница с Украиной, а на месте бывшего военного аэродрома — передвижная пасека. Совсем рядом с ним – памятный знак с надписью, что в годы Великой Отечественной войны здесь дислоцировались партизанские отряды, а с января 1944 года — бригада С. П. Каплуна, где среди непроходимых болот начинались партизанские будни Марии Струк.
— Немцы все время делали облавы. Удивительно, но перед каждой из них мне снилась мама, — вспоминает Мария Петровна. — Она как бы предупреждала меня об опасности. Самым памятным в этом плане стал май 1943-го. Разведка донесла, что на 1 мая немцы планируют очередную облаву. Я сказала Степану Каплуну о том, что ее не будет, так как мама не снилась, и облавы действительно не было. Вечером появилась новая дата — 2 мая. Я сообщила, что волноваться не стоит. А утром 3 мая, проснувшись, сразу поруководила к командиру, сказала ему, что сегодня облава будет, так как мама приснилась. Партизаны стали покидать лагерь. Однако мне пришлось вернуться, потому что забыла свой пистолет. Выбежав из землянки, услышала шум и немецкий язык. Своих догонять было опасно — решила спрятаться в кустах возле дороги, переждать налет. Видела, как немцы хозяйничали в лагере, как с награбленным добром покачали обратно. А вскоре послышались выстрелы и взрывы. Это наши устроили засаду. Немцы ее не ожидали и потерпели поражение. 20 фрицев мы взяли в плен. После этого происшествия командир отряда каждый день интересовался, снилась ли мне мама.
...За несколько месяцев до освобождения Малоритчины Мария Струк заболела тифом.
— Меня переправили на полуспаленный хутор Берег, — говорит бывшая партизанка. — Там была и моя старшая сестра Вера, которая скрывалась от высылки в Германию. Вскоре мы вместе вернулись домой. И только тогда я рассказала маме, почему пошла стряпать к немцам, как оказалось в партизанах.
...Осенью к девушке снова вернулся тиф, и на этот раз в ее выздоровление уже никто не верил. Однако Мария смогла-таки встать на ноги, устроиться на работу, прожить такую долгую и интересную жизнь.
Николай НАУМЧИК
Фото автора
В последние годы количество очередников существенно уменьшается
Пенсии рабочим — без ограничений, дополнительная поддержка — семьям.